Упраздненный ритуал - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 10

– Спасибо, – вежливо поблагодарил Дронго, – мы не хотим вас беспокоить. Просто хотели напомнить про завтрашнюю встречу. Мы из школьного комитета по встрече.

– Не нужно меня обманывать, – лукаво улыбнулась Габышева, – такие плечи, как у вас, бывают у спортсменов или у сотрудников органов. А в школьных комитетах бывают совсем другие люди.

– Может, мы сотрудники органов? – засмеялся Дронго.

– Тогда не спрашивайте, куда ушел Вова. Вы ведь все знаете.

– Наверно, ему позвонил Игорь Керимов из прокуратуры? – уточнил Дронго.

– Игорек? Нет, я его голос знаю. Это опять звонили из КГБ, тьфу ты черт, сейчас нет КГБ, сейчас есть МНБ. Ой, опять я все рассказала. Но, наверно, вы все равно знаете, раз спрашиваете.

– Конечно, знаю, – улыбнулся Дронго, – скажите, а он и раньше приезжал в Баку на каждую встречу выпускников?

– Обязательно. Когда погиб Рауф, они вместе были в горах. Такой ужас. А потом так получилось, что дважды подряд кто-то умирал. Один раз Олег Ларченко, кажется, у него был разрыв сердца, а второй – Эльмира Рамазанова. Вова говорил, что это какой-то грабитель, которого уже арестовали. Люди совсем стали дикими, некоторые вообще в зверей превращаются. Может, вы зайдете, у меня еще стоит мебель.

– Спасибо, нам действительно пора, – Дронго посмотрел на молчавшего Вейдеманиса: – Мы ведь опаздываем?

– Да, конечно, – кивнул Эдгар.

– Вы передайте своему племяннику, чтобы он вовремя пришел завтра на встречу. А мы ему позвоним, – пообещал Дронго.

– Может, вам нужен его мобильный телефон? – спросила все понимавшая тетушка.

– Если вы дадите еще и телефон, я буду ваш вечный должник, – пошутил Дронго.

– Запишите, – назвала номер телефона Габышева, – внешне вы производите впечатление порядочного человека.

– Я запомню, – сказал на прощание Дронго.

Когда они спускались по лестнице, Вейдеманис не выдержал:

– Ты заранее предполагал нечто подобное?

– Нет, конечно. Просто я думал, что может быть нечто похожее. Я, кажется, понимаю, почему был напуган приехавший ко мне Раис Аббасов и почему так упрямо молчит Керимов. Очевидно, все, что связано с Габышевым, это негласное табу, и они не могут ничего мне рассказать.

– Ты хочешь сказать, что Габышев связан с местной службой безопасности?

– Думаю, что как раз не с местной, – ответил Дронго.

Они вышли из дома. На этой улице было много так называемых «сталинских» домов, построенных в середине пятидесятых годов. В начале века это была знаменитая Базарная улица, потом здесь проложили трамвайные линии. Уже позже улица была переименована. На ней появилось здание Министерства внутренних дел, был построен Центральный универмаг. В тридцатых появилось здание издательства «Азернешр». И уже позже здесь возвели несколько элитных по тем временам домов, один из которых стал домом композиторов, второй – домом писателей, еще один – домом ученых, следующий отдали сотрудникам Совета Министров. На этой улице жили многие известные композиторы, писатели, ученые. На некоторых домах можно было увидеть мемориальные доски.

– Ты можешь мне объяснить, что именно происходит? – спросил Вейдеманис.

– Думаю, что да. Хотя это только мои предположения. Аббасов пришел ко мне очень напуганный. Понимаешь, нельзя так пугаться, находясь в другом городе и в другой стране. Маньяк, если он действительно существует, убивает людей, руководствуясь строго установленным ритуалом. Только в день встречи и только в этом городе. Вряд ли он стал бы преследовать Аббасова. И тот не настолько глуп, чтобы этого не понимать. Это первое соображение. Второй, очень интересный, довод. Рассказывая об убийствах, он проговорился, сообщив, что беспокоится за детей, так как уже два дня находится в Москве. Я сразу обратил внимание на его слова. У него был мой телефон. Почему он два дня не звонил мне, если приехал в Москву? Ведь он приехал именно для того, чтобы встретиться со мной. И наконец, почему Керимов соврал, давая ложные показания, чтобы выгородить Габышева? Только в том случае, если он твердо убежден, что Габышев не виноват, что он не мог толкнуть своего бывшего одноклассника, даже поссорившись с ним. А тот факт, что сам Аббасов признался в этом, окончательно убедил меня, что Керимов намеренно выгораживал Габышева. Теперь насчет проверки на детекторе. Почему Керимов проверил всех, кроме Габышева? Аббасов был в это время в Москве, но ведь Габышев уже находился здесь. Почему его не пригласили? Ведь он должен быть одним из главных подозреваемых. Именно он поспорил с Рауфом в тот роковой день. Весь комплекс вопросов дает почти наверняка один ответ, если вспомнить то немногое, что мне рассказал Аббасов о своем бывшем однокласснике. Почти о каждом он рассказал подробно – о семье, о работе, даже вспомнил о том, что Ольга Рабиева приехала из Таджикситана. Но про Габышева он мне не сказал почти ничего. Работает где-то в системе Академии – такая неточность, не совсем тот ответ, которого я ждал. Затем он сообщил, что Габышев закончил восточный факультет местного университета. Оттуда обычно набирали кадры в КГБ, тем более в девяностом, когда начались волнения в местных республиках. Наконец, еще два факта. Он сказал, что они хотели обратиться ко мне еще в прошлом году, сразу после убийства Рамазановой. Но что-то или кто-то им помешал. И самый главный довод: Габышев стажировался в арабских странах уже в девяностых годах. Понимаешь, к чему я клоню? Он закончил университет в девяностом, а потом уехал работать. Значит, уже тогда он работал на центральный аппарат, а не на местную службу госбезопасности. Но они наверняка знали о нем, так как вербовка обычно идет через местные службы, а в девяностом году республиканский КГБ не просто подчинялся союзному. Тогда в Баку произошли кровавые события, которые позже назовут «кровавым январем». Сначала были погромы армян, потом, когда уже все успокоилось, ввели войска и начали расстреливать безоружных людей на улицах. Гибли не только азербайджанцы. Среди погибших были русские, евреи, лезгины, армяне... Старики, женщины, дети. Горбачев потом сказал, что он, как всегда, ничего не знал. А местный КГБ укрепляли кадрами из центра. И заодно вербовали всех, кого могли. Вот, сложив все эти факты, я и пришел к выводу, что Аббасову и его товарищам год назад не позволили обратиться ко мне. А в этом году его в Москве тоже серьезно предупредили, но разрешили поговорить со мной. Однако от Габышева постарались отвести все подозрения.

– Ни один человек на свете не поверит, что ты раньше не знал про Габышева, – вздохнул Вейдеманис. – Тебе не говорили в детстве, что нельзя быть таким умным?

– А я не был в детстве умным, – ответил Дронго, – контрольные работы я списывал у своих товарищей. Мне было неинтересно ими заниматься. Я сидел на последней парте и все время читал книги. Правда, потом, я занимал первые места на районных и городских олимпиадах, но все равно учился не лучшим образом.

– У тебя все не как у людей, – пробормотал Вейдеманис, – как это Джил решается связать свою жизнь с таким человеком, как ты. Я бы на ее месте поостерегся. С тобой невозможно разговаривать, ты все равно все вычислишь. И у тебя странная манера общения. Обычно все, кто ведет расследования, стараются меньше говорить и больше слушать. А ты непрерывно говоришь, но при этом успеваешь услышать то, что тебе нужно.

– Открою тебе секрет. Это мой метод. Еврейские мудрецы учили, что только тот, кто может правильно задать вопрос, получит на него исчерпывающий ответ. Чтобы сформулировать правильный вопрос, нужно знать, какой ответ ты хочешь получить. Но как поставить вопрос, если я еще ничего не знаю? Тогда нужно понаблюдать за своим собеседником. Нужно сказать первые несколько фраз и проследить за его реакцией. И тогда станет ясно, какие именно вопросы ему следует задавать. Как видишь, я не такой умный, как герои Конан-Дойла или Сименона. Мне нужно наблюдать за человеком, чтобы сформулировать точный вопрос. А это лучше всего делать в процессе общения, когда я говорю, а он слушает. Нужно следить за его реакцией. Кстати, в мировой литературе есть один внимательный «болтун», который о себе чрезвычайно высокого мнения. Я, к счастью, не страдаю подобным пороком. Это Эркюль Пуаро, любимый герой Агаты Кристи. Но и он часто формулировал вопрос, не расспрашивая ни о чем своего собеседника. Я так не умею.