Гражданская война (СИ) - Лопатин Георгий - Страница 33

Основанием стало устное поручение полковника на совещание в штабе: «Товарищу Извольской заняться информационным и агитационным обеспечением корпуса». Поначалу «политотдел» состоял только из неё одной, но к счастью, это продлилось недолго. Проездом через Швейцарию и Италию к РОД присоединились полтора десятка эмигрантов, застрявших в этих странах ещё с 1914 года. Ехать после свержения царя в Россию в запломбированных вагонах через Германию, они не захотели, выбраться через страны Антанты тоже не получилось из-за строгостей с пересечением границ во время войны и отрицательного отношения к самой войне и «временным». Люди это оказались достаточно принципиальные (другие уехали бы тем или другим способом), и Елена убедила Михаила взять их с собой. О чём ни разу не пожалела.

Присоединившиеся социалисты, за годы войны растерявшие связи со своими партиями и охотно присоединившиеся к СДПР, взяли на себя журналистику, в частности, во время пребывания в Италии слали статьи в газеты муссолиниевского FIR, левосоциалистической PSI, синдикалистов, анархистов, разъяснявшие политическую позицию СДПР и РОД, отношение к войне и событиям в России, причины ухода русского корпуса с фронта.

Эти статьи, опубликованные в итальянской прессе, перепечатывали нейтральные швейцарские и испанские газеты, особенно социалистические и анархистские, ну а дальше отзвуки разлетались по всей Европе, по обе стороны фронта, и даже за её пределы. Они же стали издавать на увезённых из лионских типографий печатных машинах (для чего пришлось зарезервировать несколько вагонов, подведя туда электричество от поставленного на платформе бензинового генератора), газету с простым и кратким, но имеющим немало смыслов названием "РОД".

Там же печатали другую агитационную литературу. Организовывали пресс-конференции во время пребывания в Монтрё и Милане А ещё активно включились в агитационную работу в корпусе, в чём, откровенно говоря, активисты СДПР и члены солдатских комитетов из рядовых, унтеров и младших офицеров, пока что не достигали особых высот, по причине малого опыта. После возвращения в Россию, помимо работы с личным составом, прибавились информационно-пропагандистские труды среди населения Южной Бессарабии, а теперь вот и Одессы с окрестностями.

Кроме того, изучая всю доступную информацию, в первую очередь через прессу, "политотдел" составлял еженедельные обзоры событий с их анализом, которые от Елены поступали лично Климову, и Малиновскому, неофициально исполнявшему обязанности комиссара корпуса, и курировавшего Елену и компанию со стороны СДПР.

Елена прекрасно отдавала себе отчёт, что без этих людей она бы точно не справилась. А уж о чём-то ещё и мечтать бы не приходилось. Одна фото-кинематографическая служба РОД, куда кроме Бима и Бома уже в России удалось завербовать несколько человек из Одесской киностудии, была тяжёлой ношей. Елена хоть и была знакома с фотографией, но профессиональных знаний в этом деле у неё было мало, а опыта ещё меньше — не считать же фотокарточки семьи и красивых видов за что то серьёзное? А уж синематограф для неё вообще был тёмным лесом. Но девушка понимала его важность.

Как сказал Михаил ещё после боя под Женевой, когда приказал снимать побоище «во время» и «после»: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино!», пробормотав следом: «Пока Розинг и Зворыкин зомбоящик не сделали…»

Услышала это только Елена, которая потом поинтересовалась: кто такие Розинг и Зворыкин и что за зомбоящик они делают, и какое отношение он имеет к синема? Ведь зомби это вроде что-то из африканских ритуалов. А ящик это — гроб?

Но Михаил только отмахнулся с кривой усмешкой:

— Приедем в Россию, расскажу! При чем тут ящик и зомби. И что это за гроб для мозгов…

«Вот кстати, надо не забыть у него спросить!» — подумала Елена и взяв карандаш, записала эту мысль для памяти в записную книжку...

А важность синематографа подтвердилась уже здесь, в Одессе, когда киношники РОДа засняли на площади «суд трудового народа» над схваченными бандитами. Елена тогда на площадь не пошла, с чем не уставала себя поздравлять. Смотрела из окна и ей стало дурно, что чуть в обморок не упала, а не упала только потому, что ее начала выворачивать наизнанку.

Всё же Елена росла достаточно домашней девочкой и к таким зрелищам не привыкла, хоть и успела уже повидать бои с американцами во Франции и с чехами в Австрии. Зато народ в Одессе ломился в синематографы на просмотр фильмы «Суд Народа», и популярность СДПР и РОД от этого росла как на дрожжах. Мало того, стали приезжать агенты владельцев синематографов из других губерний, и покупать копии этой ленты, а также двух других: «Прорыв на Дунае» и «Разгром Пиндосов под Женевой» (почему Климов назвал американцев этим странным названием и что именно оно означает, никто не понял, а полковник на все вопросы ограничился кратким: «Так надо!»), которые срочно печатали на одесской кинофабрике, так что в придачу к славе Климова и его партии и армии, разносимой по России телеграфом, газетами и слухами, люди могли кое-что увидеть. Во всяком случае в РОДе да и в Одессе, название «пиндосы» в отношении жителей САСШ, вошло в обиход.

Кроме «политотдела» и кино-фотослужбы, на хрупкие плечи Елены свалилось и немало других обязанностей. Как-то так получилось, что она, сама по себе, без каких то формальностей и усилий, стала главой немногочисленного женского общества в РОД, состоявшего из медсестёр госпиталей, работавших в составе русских войск во Франции и Македонии с момента прибытия, а также тех немногих женщин что присоединились к климовцам под Парижем. Ну и примкнувшей в Лионе Маты Хари, по-настоящему Маргариты-Гертруды Целле.

Другие женщины поначалу на неё косились. Всё же имя исполнительницы экзотических и не очень приличных азиатских танцев, которые Климов как-то в разговоре назвал английским словом «стриптиз», было хорошо известно во Франции ещё до войны, и слава эта была не та, которой, по мнению дам из РОДа, следовало гордиться порядочной женщине. По правде говоря, к прежней жизни Маты Хари больше всего подходило слово «содержанка». Впрочем, Елена и сама плюнула на светские условности, став Женщиной Климова, и считала, что воротить нос от голландки только из-за её многочисленных мужчин не стоит. Та оценила такое отношение, и они не то, что подружились, но прониклись друг к другу. Мата Хари рассказала о своей жизни, которая оказалась не особо весёлой.

Детство и юность в провинциальной бюргерской семье, где считали каждый кусок, брак с колониальным офицером, без особых чувств, а просто чтоб вырваться из дома, где Марго задыхалась. Муж оказался Kozlom (Мата Хари, ещё очень плохо знавшая русский, и общавшаяся на языке Мольера и Рабле, тем не менее, обозначение бывшего супруга произнесла на языке Пушкина), сын умер совсем маленьким от какой-то тропической болячки, дочь отобрали по суду при разводе, а молодую женщину выкинули из дома в чём и с чем была.

И тут она вспомнила храмовых танцовщиц девадаси в индусских храмах острова Бали, где служил муж, и их красочные, необычные и эротичные танцы, которые ей очень нравились, скрашивая скучную жизнь жены офицера в колониальном захолустье. Маргарита даже тайком от мужа познакомилась с этими девушками и брала у них уроки танцев (не на людях конечно — и так муж, узнав, устроил страшный скандал и строжайше запретил «позорить фамилию Маклеодов»).

— Я как знала, что это искусство мне пригодится! — сказала Мата Хари Елене. — У меня был простой выбор, Элен: спать за не особо большие деньги с любым кто захочет, или танцевать, демонстрируя своё тело, и спать только с теми с кем я захочу, и за большие деньги. Я выбрала второе, и не жалею. Но всё это в прошлом. Теперь у меня есть мой Вадим, и больше мне никто не нужен!

Говоря о Маслове Мата Хари просто светилась, любовь с её стороны была видна невооружённым глазом, впрочем и капитан испытывал к бывшей танцовщице-стриптизёрше не менее сильные чувства.

После рассказа Елены другим дамам из РОДа о жизни Маты Хари, те смягчились и приняли её в свой круг, обсуждая свою жизнь. Обсуждения обычно кончались выводом что «Все мужики сволочи, за небольшим исключением». К исключениям относились полковник Климов и те мужчины с которыми были эти женщины или те с кем они собирались «строить свою любовь» (тоже выражение полковника, при этом казалось он сейчас сплюнет) — их числу относился и Фёдоров.