Дело в шляпе (СИ) - Белецкая Екатерина - Страница 51

— Тогда придется вам показать, что мы настроены серьезно, — пожал плечами Грешер. — Вряд ли вы оцените появление в вашей камере ваших любимых гермо… по кускам. Постепенно вы, конечно, соберете весь комплект. Руки, ноги, тела, головы… Им будет больно, и я гарантирую, что их смерть не будет быстрой. Но, мой дорогой Фадан, начать нам придется непосредственно с вас. Итак, диск сообщил нам, что вы пятеро получили от него учебные программы. Теперь по порядку. Что они собой представляют, и чему они вас уже успели научить?

— Погодите, — попросил Фадан. — А если, допустим, я соглашусь сотрудничать, что тогда?

— Тогда вам будет позволено оставить потомство. И после этого ваша смерть будет относительно легкой. И быстрой. Поверьте, это не так уж мало, — улыбнулся Грешер. — Вернемся к нашему первому вопросу. Что за программы?

Бакли сидел на стуле, вжавшись в спинку, а над ним нависал здоровенный мужик, одетый поверх дорогого костюма в греванскую черно-белую таргу.

— Ты отвечать будешь или нет? — грозно осведомился мужик. Бакли отрицательно помотал головой. — Будешь, будешь, куда ты денешься… А ну-ка давай говори, где научился этому? И кто надоумил антибиотики спереть?!

— Я сам, — наконец, решился Бакли.

— Саааам? — протянул мужик. — Ой, насмешил! Мы ж его смотрели сейчас, Аквиста этого. Чистые косметические швы, от дренажа след, аккуратная работа — хирургическая. Этому что, в быраспасе учат?

— Я по книжкам…

— По каким таким книжкам? — заржал мужик.

— По старым. Из библиотеки.

— Ой, не ври, там даже методик этих нет. Ты еще скажи, что шов-нитку сам придумал.

— И скажу. И придумал! И чего?

— Того, что врешь ты много, Бакли Рут. Ты упер из нашей клиники самые лучшие препараты последних поколений. Самые дорогие. Ты взял лучшие инструменты. И ты, что показательно, профессионально ими сумел воспользоваться. Абсолютно грамотно и разумно. Я бы даже сказал, мастерски. Лучше, чем наши специалисты. Поэтому я повторю свой вопрос — кто и когда тебя этому обучил?

— Никто. Я сам.

— Угу. И переворот внутриутробный ты тоже научился делать сам, — хмыкнул мужчина в тарге. — Когда все отлично знают, что до гинекологии допускаются только женщины. А ты гермо, смею тебе напомнить. Хватит лгать, отвечай, давай.

— А если не отвечу, что будет? — с вызовом спросил Бакли, и тут же об этом пожалел — мужчина сунул ему под нос пудовый кулачище.

— Сам догадаешься? — едко поинтересовался он. — Говори! Говори, давай!.. Сам. А то я потом посмотрю, как ты будешь сам вставлять себе зубы.

— Что это такое? — допрашивающий кивком указал на стол. На столе, в ящике с низкими бортами, покоился сейчас универсальный модуль.

— Мячик, — жалобным голосом ответила Бонни.

— Мячик, ага. Весом десять килограмм. Имеющий температуру сорок градусов. На кого это вранье рассчитано, девочка? Ты же греван. У тебя же должна быть совесть! Ответь по-хорошему.

Бонни всхлипнула. Весьма натурально. Вот только допрашивающего это не проняло.

— Ну? — неприязненно спросил он.

— Я не знаю, что это, — Бонни опустила голову. — Мне это дали…

— Врешь. Да и про остальное тоже врешь.

— Это про что?

— Хотя бы про маршруты, по которым вы от нас уходили. Это какую светлую голову надо иметь, чтобы выстроить дороги так хитро! Упреждение на два-три шага, всё распланировано чуть не до минуты, и, что самое главное, ни единого пересечения с патрулями и охотниками! Одного ты, конечно, предугадать не смогла… что у нас тоже есть схема тоннелей, и мы догадаемся, где вы захотите выйти, — допрашивающий, черный греван преклонных лет, ухмыльнулся. — Или это была не ты? Хотя подчерк в тех блокнотах, несомненно, принадлежит тебе. Под чью диктовку писала?

— Я не буду отвечать, — Бонни нахмурилась.

— Почему?

— Потому что вы всё равно не поймете.

— Пойму, не бойся, — заверил ее греван. — Ах, девочка, девочка… быстро же ты однако проделала путь от дурочки, шьющей шляпы, до хитрой твари, с легкостью предающей себе подобных. Опомнись и покайся. Пока не поздно.

— Где. Вы. Прячете. То. Что. Вам. Дали!!! — Аквист невольно втянул голову в плечи, а Шини досадливо поморщился. Он терпеть не мог, когда на него кто-то орал. — Ну?

— Нигде, — пожал плечами Аквист.

— Но было?

— Было, — подтвердил Аквист.

— А теперь? Где теперь?!

— Говорю же. Нигде. Всосалось, — Аквист улыбнулся. — Или рассосалось. Не знаю.

— Как это выглядело?

— Как тонкий браслет, — совершенно честно ответил Аквист. Собственно, ему сейчас давал подсказки Эл. — В один прекрасный день он просто исчез. Видимо, стал не нужен.

— У всех остальных — то же самое? — спросил греван. Аквист кивнул.

Это греван ему категорически не нравился, и, что самое плохое, он не нравился Элу.

— То же самое, — подтвердил Аквист.

— Учебные программы как-то себя обнаруживали?

— Как голос в голове, — ответил Шини. Ему сейчас давал подсказки Ал.

— А внешне?

— Никак. Только голос.

— Сейчас с вами кто-то говорит?

— Нет, — помотал головой Аквист. — Последний раз под землей говорили. Давно уже молчат. У меня, по крайней мере. Шини, у тебя говорит этот твой голос?

— Не-а, — Шини зевнул. — Заткнулся пару дней назад.

— И о чем же они с вами беседовали? — поинтересовался греван. Аквист снова украдкой посмотрел на него. Высокий, на голову выше Фадана. Широкоплечий. Тарга сбоку оттопыривается, а это значит, что под ней прячется кобура с пистолетом. Фигура… у спортсменов в универе были похожие фигуры, вот только спортсмены по сравнению с этим черным греваном сейчас казались Аквисту совершеннейшими рохлями. Чтобы такого завалить, спортсменов, наверное, нужно десятка два. Если не больше. И совсем не факт, что сумеют справиться. Во всех движениях гревана чувствовалась скрытая сила, и какая-то хищная грация. Как у крупной южной птицы-мясоеда. Если взлетит, то высоко. Если ударит, то насмерть.

Аквист поежился.

— Ну, обо всем… так… — Шини задумался. — Рассказывали кое-что…

— Например, как притвориться полисами, и выйти из участка? — подсказал греван. Шини, против воли, кивнул. — Учти, тут этот номер не пройдет.

— Да я как-то и не собирался, — промямлил Шини. — Жить-то хочется.

— Вот это правильно, — похвалил греван. — А теперь, пожалуйста, подробно. Что говорили, что показывали, чему учили.

— Я не хочу отвечать, — вдруг решился Аквист. Произносить такое было страшно, но почему-то ему показалось, что сейчас озвучить это решение важно. Необходимо. — Это не ваше дело.

— А чье же?

— Моё. И программы. Но точно не ваше.

— Похвально, похвально, — покивал греван. — Впрочем, упорство всегда было присуще этой ветви крови. Учтите, юноши, сейчас я только предупреждаю — вы всё нам расскажете. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. И лишь от вас будет зависеть, какое количество боли придется на временной отрезок от сопротивления до начала рассказа.

— Бить будете? — полюбопытствовал практичный Шини.

— Нет, — покачал головой греван. — Резать. По частям. Сначала кисти рук, потом предплечья. Уши. Глаза. Носы. Постепенно, мы же не торопимся. Вам ведь потребуется время, чтобы осознать всю важность происходящего. Не думайте только, что мы будем делать это всё для своего удовольствия! Нам будет искренне вас жаль, но что поделать? Если вы не хотите сотрудничать по-хорошему…

— А можно нам подумать хотя бы до завтра? — дрожащим голосом спросил Шини. — Ну или хотя бы до вечера? Я… мы… мы должны решить…

— Подумайте, подумайте, — покивал греван. — Я, пожалуй, даже распоряжусь, чтобы вам в камеру доставили воды и хлеба. Видите, какой я добрый?

— Видим, — кивнул Аквист. — Теперь видим.

— Ит, чего ты понаписал, а? — с упреком спросил Скрипач. — Ну ни хрена не смешно!