Сборник забытой фантастики №7. Субспутник - Прэтт Флетчер - Страница 63

И все же именно природа этого сна беспокоит Маркхэма и будет беспокоить его до конца жизни. Он такой же провидец, как и прежде, но из-за сна, а может быть, из-за разочарования, которое последовало за ним, он больше не надоедает всем, пытаясь воплотить свои видения в жизнь или объясняя, как их можно воплотить. Теперь он очень редко позволяет своим мечтам выходить на поверхность, но когда он это делает, никто не может отрицать, что он представляет собой поистине восхитительную личность.

Начнем с того, что Маркхэм – в некотором роде архитектор, выдающийся архитектор, если судить по его успехам. Он специализируется на многоэтажных и комбинированных типах больших многоквартирных жилых домов, но в то же время, если какой-нибудь богатый фанатик или нувориш желает получить жилье радикального дизайна, воплощающее все известные механические удобства, а также многие еще не известные, он обращается к Маркхэму. Хуже всего то, что его друзья и коллеги-архитекторы, похоже, считают, что за его успехи ответственен не гений, а превосходный практицизм, что он приобрел его благодаря трудолюбию и зубрежке во время учебы, и все в таком духе. Маркхэм прекрасно понимал, насколько бесполезной была бы попытка оспорить это мнение, и его нынешняя сдержанность, возможно, лучшее в сложившихся обстоятельствах.

Этот день, в частности, стал для него тяжелым, и тогда произошла, как он утверждает, необычная серия совпадений. Прежде всего, он провел все утро, готовясь к участию в конкурсе "Красивый город", который проводился несколькими газетами, двумя журналами и универмагом с призом в 10000 долларов. Конкурс должен был определить лучший план идеального города на месте Нью-Йорка. Конечно, ничего нельзя было сделать, чтобы убрать уже существующий, но сравнение реального города с идеальным вызвало бы большой интерес и принесло бы большую известность всем заинтересованным сторонам. Более того, ходили смутные слухи, что Совет по оценке и распределению бюджета проявлял более чем мимолетный интерес к этому вопросу, и что если победивший план понравится ему, он может предпринять первые шаги по превращению старого Нью-Йорка в идеальный город.

Во всяком случае, Маркхэм отреагировал на конкурс, как кошка реагирует на запах рыбы. Он заставил свой плодовитый мозг работать и в конце концов разработал то, что считал идеальным планом. Но в то же время, как он позже рассказывал, в нем жило некое подозрение, которое говорило ему, что это вовсе не идеальный план, что это просто лучшее, на что способен его мозг на сегодня, что в любое время дня и ночи в его мозжечке, когда он меньше всего этого ожидает, может проскочить видение идеального города, и этот город будет в тысячу раз лучше того, который он создал.

Поэтому он запрятал план и чертежи в долгий ящик, горячо надеясь, что видение идеала может прийти к нему до того дня, когда нужно будет представить планы – ровно через две недели.

Вторую половину этого дня он намеревался провести в библиотеке, изучая некоторые научные и технические журналы, а также каталоги, в поисках новых бытовых устройств и трудосберегающих машин, которые он мог бы внедрить в свои будущие дома. Он нашел несколько интересных идей, но вскоре заскучал и зашел в кинотеатр. Там ему посчастливилось стать свидетелем фантазии, в которой пытались изобразить город будущего. Он не мог удержаться от улыбки, когда выходил из кинотеатра и всякий раз, когда думал об этом совпадении во время ужина. Вечером он устроился в самом удобном кресле в своем кабинете и, набив табаком трубку, приготовился насладиться часом-другим интересного чтения. Только открыв книгу, он заметил, что это псевдонаучный роман Верна, или Уэллса, или кого-то подобного типа. И тогда он откинул голову назад и разразился долгим, искренним смехом.

Почувствовав прилив веселья, Маркхэм решил, что, учитывая характер его деятельности в этот день, ему лучше не читать подобные книги, чтобы не развить то, чего он больше всего боялся, – односторонний склад ума. Однако он устал, ему было очень уютно, а дым его трубки начинал образовывать в воздухе завораживающие спирали. Читатель может вспомнить время, когда он сам был в похожей ситуации. Тем не менее, в конце концов, он убедил себя, что эта книга не хуже и не менее желанна в данный момент, чем любая другая. И он начал читать.

Мы должны предположить, что в какой-то момент шрифт на страницах книги перед ним словно сбился в кучу, трубка каким-то образом выскользнула изо рта, а веки стали свинцовыми. Его чувство времени, его сознание, все затуманилось. Он почувствовал, что засыпает. Но он не осознал последующей пустоты сна. Казалось, он почти сразу же пришел в себя.

Он находился в странной маленьком помещении. Казалось, это был восьмифутовый куб, пустотелая внутренняя часть строительного кубика какого-то бробдигнагского младенца. Но хотя во всех трех измерениях он действительно достигал восьми футов, его вряд ли можно было назвать кубом, поскольку стены плавно переходили друг в друга, а также в пол и потолок, что соответствовало архитектурной натуре Маркхэма. В этом месте не было ни одного угла. У одной стены стояла аккуратная маленькая металлическая кроватка со своеобразным матрасом, который, как он понял, проверив, представлял собой просто надутую резиновую подушку, заправленную внутрь безупречно белой простыни. Вот и все постельное белье. Он быстро сообразил, что, поскольку одеял не было, тепло должно подаваться каким-то особым способом. Он снова огляделся и с изумлением обнаружил, что здесь нет ни отопительного прибора, ни окон. Взглядом специалиста он осмотрел нижнюю часть стен и, как и ожидал, обнаружил, примерно в восьми дюймах над уровнем пола, крошечный ряд отверстий, тянущихся по всей комнате. Приложив руку к одному из них, он почувствовал, как в комнату бесшумно и постоянно вливается поток теплого, свежего воздуха. Он увидел еще один ряд отверстий на равном расстоянии от потолка и понял, что они предназначены для выхода отработанного и перегретого воздуха, который поднимался в верхнюю часть комнаты. Он также увидел полусферу из матового стекла, которая выглядела так, словно была вцементирована в потолок, из которой мягкий свет струился в стороны и вниз.

Он начал подумывать о том, чтобы выбраться наружу, и стал искать дверь. Вот она, целиком из металла и без замка. Низ двери плотно входил в щель в изогнутом полу, переходящего в стену, но даже в этом случае, где должны быть углы, они были красиво закруглены. Он приблизился. Не было видно ни петель, ни ручки. Только тонкие струйки света сверху, снизу и с левой стороны говорили о том, что это вообще была дверь. Он надавил на нее, и она отъехала. Через мгновение он прошел через открывшийся проем, и дверь быстро вернулась в исходное положение.

Маркхэм быстро огляделся по сторонам и оценил особенности комнаты, в которой он сейчас оказался. Она была значительно больше, чем комната, которую он только что покинул, и в ней так же отсутствовали прямые углы. Наверху были установлены полусферические светильники, но они не горели. Огромные потоки солнечного света лились в комнату через единственное стеклянное окно, занимавшее почти всю стену слева от него. Маркхэму потребовалось немного времени, чтобы увидеть, что стекло было кварцевым, дающим свободный доступ важным ультрафиолетовым лучам. В стене напротив него, так же как и в той, через которую он вошел, было несколько странных дверей без петель и ручек. Справа от него…

Забавно, что он не заметил его раньше. Там за длинным, узким столом с плоской столешницей сидел мужчина, с интересом разглядывающий его сочувствующими голубыми глазами. Он опирался на стол обоими локтями, в правой руке у него была ручка. Слева от него находился лоток для файлов, справа – несколько рядов кнопок и электрических лампочек. Но именно одежда человека за столом впервые заставила Маркхэма усомниться в том, что все это было чем-то большим, нежели обычная мечта о суперсовременном отеле.

Было два видимых предмета одежды. Внутренняя часть была почти облегающей и, по-видимому, сочетала тепло со свободой движений. Верхняя одежда представляла собой нечто вроде свободного плаща, в котором сочетались достоинство и скромность. Вся одежда была темно-синего цвета, с тонкой желтой тесьмой по краям. Ноги мужчины были видны под столом, и при виде их Маркхэм был вынужден изобразить изумление. Они были обуты в открытые сандалии с высокими сводами, и ступни были не ороговевшими, покрытыми наростами продуктами нашей цивилизации, а стройную пару, которая могла бы послужить моделью для ступней скульптуры Аполлона. Однако их обладатель, по-видимому, был далеко за пределами среднего возраста. На несколько минут воцарилась тишина. Человек за стойкой, несомненно, какой-то чиновник, был невозмутим и, казалось, хорошо владел ситуацией, в то время как Маркхэм был настолько ошеломлен, что не мог придумать, что сказать или спросить в первую очередь. Наконец чиновник опустил взгляд и нажал одну из кнопок справа от себя на столе. Лампочка рядом с ним вспыхнула, и он достал из ее металлического держателя черный круглый предмет, похожий на наушник. Он приложил его к уху и мгновение слушал, затем приложил к губам.