Дело времени (СИ) - Белецкая Екатерина - Страница 46

Через полчаса после того, как Бонни отправилась на прогулку, Фадан заметил, что женщины почему-то потянулись в одну сторону, оживленно переговариваясь. Интересно, куда это они, подумал Фадан. Надо пойти посмотреть.

Пойдя следом за ними, Фадан обнаружил, что, оказывается, все собираются слушать греванов. И теперь пришла очередь Бонни читать проповедь. Толпа паломников вокруг проповедующих собралась немаленькая, и состояла она в основном из женщин в возрасте, которым, как понял Фадан, тащиться в монастырь было не с руки. Или просто лень. Впрочем, группа, вернувшаяся из монастыря, тоже стала подтягиваться к импровизированной сцене.

…Подошедшие последними Аквист и Шини с трудом протолкались через толпу женщин, которые сейчас окружали Бонни. Та стояла на пеньке, на плечах у неё виднелась тарга, накидка, которую надевали на проповеди греваны. Фадан стоял неподалеку, и на лице у него было выражение, которое Аквист прочитал как «что она делает, и на фига она это делает?!». Это выражение ему очень не понравилось.

Протолкавшись к Фадану, Аквист тихонько спросил:

— Что она делает?

— Она решила почитать проповедь. Точнее, её попросили, — беззвучно ответил Фадан. — Наша проблема в том, что читать она решила…

— По той книге, которую мы нашли?! — беззвучно взвыл Аквист. Фадан мрачно кивнул.

— Всё, стой молча, мы же подошедшие, — велел он. — Если что… будем смотреть по обстоятельствам.

— …росла три года квелая древница среди кудрявых кустов сладкого рибира, — донесся до Аквиста голос Бонни. — И спросил Триединый: садовник, что ты собираешься делать? И ответил садовник: я хочу срубить древницу, которая не приносит плода, ибо виновата она в том, что плода не приносит. Триединый покрутил трижды пальцем у виска и пошел дальше. Что же имел в виду Триединый?

Женщины, окружившие Бонни, оживились.

— Я знаю! Я знаю! — раздалось в толпе.

— И что же ты знаешь? — повернулась на первый голос Бонни.

— Это известная притча! Триединый имел в виду, что если женщина бесплодная, то незачем с ней возиться! — торжествующе выкрикнула какая-то дородная матрона. Товарки, стоящие рядом с ней, согласно закивали. — А пальцем он крутил, потому что подумал, что садовник дурак, долго с этой квелой древницей время терял, целые три года…

— А вот и нет! — торжествующе сказала Бонни. Голоса вокруг тут же смолкли. — Триединый совсем не то имел в виду, когда крутил пальцем.

— А что же? — недоуменно спросила матрона.

— Триединый имел в виду, что садовник — дурак. Но потому ли он дурак? Сейчас вы узнаете правду.

— Не надо! — шепотом произнес Шини. Но Бонни его услышала.

— Надо, — припечатала она. — Садовник дурак по трём причинам. Первая — зачем он посадил древницу к рибиру? Древницы надо сажать к древницам и древникам, тогда они будут приносить плоды. Вторая — зачем он собирался рубить древницу, когда её можно было выкопать и пересадить, чтобы она давала плоды? Третья…

— Бонни, нет! — взвыли хором Шини, Аквист и Фадан.

— Третья — в том, что он вообще считал дерево в чем-то виноватым, — закончила Бонни. — Потому что только идиот может сначала неправильно посадить дерево, а потом это дерево в чем-то обвинять!

— Аквист, беги к Бакли, скажи, чтобы заводил машину, — приказал Фадан. — Вы монастырь посмотрели?

— Угу, — кивнул Аквист. — Те же бойницы, тот же сплав.

— Всё, бегом.

— А бегом зачем?

— Потому что нас сейчас будут бить!!!

Фадан с высоты своего роста видел: к толпе женщин приближаются греваны в монастырской одежде. Мужчины. Штук пять или шесть…

— …На самом деле суть притчи о квелой древнице в том, что древница символизирует собой не женщину вовсе, а любого разумного, — неслась дальше Бонни. — Разумный этот, будь то мужчина, гермо или женщина, чужою волею оказавшийся в неподходящем для него месте, на неподходящей для него работе, учебе и прочем, будет бесплоден, как та древница, и скоро станет квелым, зачахнет. Плох тот садовник, что посадит древницу к рибиру. Плох и глуп. Потому что подобное должно приходить к подобному, и тогда оно будет плодотворно и полезно. Если же подобное подсаживать не к подобному, оно будет чахнуть и пропадать. Еще эта притча символизирует собой учителя, ученика и ученье. Учитель обязан рассмотреть в ученике его начальную природу и дать ему путь среди подобных, а не среди тех, к кому учитель подсадит ученика насильно. И учение должно быть развитием тех качеств, которые заложены в ученике. Триединый увидел перед собой не просто садовника, но увидел дурака-учителя, который сначала посадил древницу в негодное для неё место, а потом сам же на неё и обозлился, обвинив её в том, что сделал для неё своими руками. И ошибку свою дурак-учитель решил исправить, убив своего ученика!

Женщины молчали. Потом одна из них решилась.

— Где же это ты взяла такое, доченька? — с ужасом спросила она. — Все же знают, как эта притча толкуется! Если женщина три года не рожает, то…

— Она толкуется несправедливо и отвратительно, — возразила Бонни. — Вот если бы вы не могли иметь детей, вы бы согласились, чтобы так поступили с вами, а?

— Я не такая! — взвизгнула женщина в ответ. — У меня трое!

— И чего? — Бонни склонила головку к плечу. — Я и не говорила, что вы — такая. Я сказала — если бы вы были такая. Вы меня слышите? Если бы про вас Триединый изменил свой замысел, и у вас детей бы не было? Не дал бы? Что, ушли бы от мужей, да? Пошли бы поля копать доброй волей? Что вы всё на женщин-то переводите?! Притча-то совсем даже не про них!

— Книгу скажи! Где ереси этой набралась!!! Скажи книгу! Требуем!!! — раздались голоса со всех сторон. — А ну говори!

И вот тут до Бонни, кажется, дошло, что она попалась. Потому что не сказать книгу греван не имеет права.

— «Сказ о деяниях Лердуса Великого в царстве Остроухова Злыдня», — ответила она.

— Кощунница!!! — заорал кто-то из монастырских греванов. — Злыдня нам тут читает!!! Не верьте ей! Её голосом нам Злыдень говорил!!!

Ответом ему стал многоголосый вопль толпы.

— Фадан, хватай её подмышку, и дёру! — крикнул Шеф. — Скорее!..

Раздумывать Фадан не стал, и правильно сделал. Одним прыжком он оказался рядом с пеньком, на котором стояла Бонни, сгреб её в охапку и рванул сквозь не успевшую опомниться толпу. Следом за ним бежал Шини, который вовсю отпихивал разъяренных женщин, норовивших вцепиться Бонни в платье.

Проскочив через женщин, Фадан оказался лицом к лицу с греванами, которые, судя по всему, были настроены агрессивно. На секунду он растерялся, но голос невидимого Шефа тут же произнес:

— Смелее и наглее! Рявкни на них и бегом! Они не решатся, им драться запрещено!

— А ну с дороги! — заорал Фадан что есть силы. — Урою!!!

— Неплохо, — одобрил Шеф. — Бегом, я сказал! Быстро!

Фадан припустил к площади, на которой стояла их машина. Припустил от всей души — но уже через три минуты бега у него закололо с непривычки в боку.

— Фадан, отпусти меня, — полупридушенно пискнула Бонни. — Мне так больно…

— Дура! — рявкнул Фадан, опуская её на землю. — Дура глупая! Зачем?!

— Я думала, они поймут, — Бонни всхлипнула. — Мне показалось, что…

— Что Лердус всё написал правильно, — Шеф возник перед ними, но на этот раз его фигура была полупрозрачной и почти невидимой. — Сейчас — они не поймут, малышка. Сейчас эта притча для них — закон, определяющий их превосходство над теми, кто, с их точки зрения, ущербен. Поняла? А теперь — давайте к машине, живо. Чем быстрее мы отсюда уберемся, тем лучше. Хорошо, что эти тётки толстые и бегать почти не могут.

— А те греваны? — спросил подоспевший Шини.

— Они нам не страшны, но к монастырям нам в таком виде лучше не приближаться, — констатировал Шеф. — Я потом объясню, что делать. Поехали.

Бонни почти час не могла успокоиться, и успокаивали её в результате всем коллективом. Особенно, конечно, старались Шини с Аквистом. В ход пошло всё: и одобрение, и конфетки, и клятвенное обещание Аквиста разрешить побить себя прутиком (фантазия Бонни за эти дни шагнула уже дальше подзабытой хлопалки, которая к тому же осталась дома), и обещание Шини покатать на мотике, и клятвенное заверение в том, что машинку они купят сегодня же, и покупать будут втроем… Фадан в утешении тоже принял участие, но уже под руководством Шефа, и вот что Шеф сказал в итоге.