Симранский Цикл Лина Картера - Майерс Гари - Страница 23

— Приветствую, друг, — позвал он Найло. — Подходи и присоединяйся ко мне у костра. Здесь хватит места нам обоим.

Поэтому Найло покинул темноту, приблизился к огню и сел рядом, напротив хозяина.

— Меня зовут Миндорро, — тут же представился тот. — Некоторые называют меня чародеем, но, надеюсь, тебя это не отвратит. На дороге не так уж много возможностей подружиться, чтобы отвергать их при встрече. Ночь скучна без собеседника, и отрада согревающего костра и горячего ужина лишь увеличивается, если её с кем-то разделить.

— Моё имя — Найло, — отвечал юноша. — Я рад разделить с тобой огонь, Миндорро. И буду ещё больше рад разделить с тобой ужин, ибо я ничего не ел с самого утра.

Тут он умолк. Поскольку, хоть он ясно видел костёр Миндорро и всё, что тот освещал, не было заметно ничего, похожего на пищу. Не было заметно вообще ничего, кроме пустой и плоской чёрной кожаной сумы, лежащей на усыпанной листьями земле.

— Внешность может быть обманчивой, Найло, — улыбаясь, заметил Миндорро. — Возможно, ты увидел тут мою суму, хотя вполне простительно, если бы и не смог углядеть что-то, настолько плоское и пустое. Ты никогда бы не подумал, что нечто, такое плоское, как она, может вообще хоть что-то содержать. Но что ты скажешь, если я поведаю тебе, что эта сума не так пуста, как кажется, что её плоскость вмещает всё, потребное мне, чтобы приготовить обильную трапезу для нас обоих?

Найло не знал, что сказать, но Миндорро и не ожидал ответа. Вместо этого он обратил внимание на суму рядом с собой. Одной рукой откинув клапан, другую он по локоть запустил в раскрытую суму. Мгновение он шарил внутри, а затем снова вытащил руку. Но она была уже не пуста. Теперь рука держала восхитительное кушанье, блестящее серебряное блюдо, нагруженное парой отлично зажаренных диких уток.

— Что это за магия? — воскликнул Найло.

— Это действительно магия, — отвечал Миндорро, — магия самого могущественного вида. Эта сума снабжает меня всем, в чём я нуждаюсь. Не только пернатой дичью, но и мясом, рыбой, хлебами, пирожными и печеньем, супами и салатами, фруктами и орехами, и всеми разновидностями пива и вина. Всё, для истинного пиршества и всяческая посуда и утварь, необходимая для сервировки и удобства. Но моя сума не ограничивается сотворением предметов пищи и питья. Она также может создавать золото и серебро, обработанные и нет, и всевозможные драгоценные камни. Не существует такого вида материального богатства, которое она не могла бы мне предоставить.

Миндорро распространялся на эту тему несколько минут, самыми превосходными словами восхваляя достоинства своей волшебной сумы. Его речь и сама по себе производила впечатление, но оно ещё больше усиливалось приводимыми им в доказательство примерами. Ибо он не прекращал разгружать свою суму, пункт за пунктом выкладывая их ужин, в том порядке, как называл. Каждый пункт выглядел так же прекрасно, как и самый первый. И каждый пункт появлялся из сумы, которая была не настолько велика, чтобы вместить и десятую часть этого, и весь затянувшийся процесс выглядевшая совершенно пустой.

— Для начала этого хватит, — наконец заявил Миндорро. — Теперь мы сможем вволю наесться и напиться. А после ты сможешь мне признаться, что никогда в жизни не пил и не ел лучше.

Старик говорил сущую правду. Еда и питьё были такими отменными, как он и утверждал, такими же отменными или даже лучше всего, что Найло когда-либо пробовал на вкус. Но, хотя, без всякого сомнения, они и доставляли удовольствие, Найло обнаружил, что не может ими наслаждаться. Радость его отравляла невыносимая мысль, что волшебная сума принадлежит другому. Его внимание отвлекал назойливый вопрос, как заполучить её в свою собственность.

В самом деле, кто удивился бы этому? Кто не захотел бы обладать такой вещью и от этого обладания обогащаться и всю жизнь поддерживать своё земное существование? И кто отказался бы завладеть такой вещью при удобном случае? Найло был не хуже других людей, но и не лучше. Он отлично знал, что воровать — это неправильно. Ещё он знал, что вдвойне неправильно проделать это с хозяином, который так великодушно его принял. Но на каждую хорошую мысль у человека всегда найдётся дурная, только и поджидающая, чтобы сбить его с пути. Такая нашлась и у Найло. Миндорро — волшебник. Если он потеряет свою суму, то сможет изготовить другую, так же, как он, несомненно, сделал первую. Но у Найло имелся лишь единственный шанс её заполучить и если он его упустит, то такой возможности никогда больше не будет.

Поэтому он решил выкрасть суму при первом же удобном случае. Такого не могло произойти, пока продолжалась трапеза. Но, когда доели остатки пищи и допили остатки вина, и блюда с сосудами вернулись в суму, откуда их и взяли, и даже сейчас не подававшую вида, что она не была совершенно пустой, тогда старик поскучнел, грузно опустился на своё ложе из листьев и погрузился в сон. И Найло понял, что его шанс пришёл.

Он поднялся со своего места и приблизился к спящему. Миндорро лежал на спине, правая его рука покоилась на сердце, в тени выпуклого живота, а левая оберегающе лежала на чёрной кожаной суме подле него. Заметив последнее, Найло не обрадовался. Он понимал, что не мог вытащить суму, не сдвинув вместе с ней и руку, но не знал, удастся ли сдвинуть руку, не разбудив её хозяина. Однако, желанный приз был слишком ценным, чтобы сдаться без борьбы. Он стал медленно-медленно поворачивать суму, пока рука мягко не соскользнула на покрытую листьями землю. Тогда Найло зажал суму под мышкой и унёс в лес, подыскивая место, где сможет её изучить, не опасаясь, что ему помешают.

Тем не менее, следует признать, что Найло не был полностью уверен в своей награде. Он верил, пока наблюдал, как Миндорро выкладывает оттуда их ужин, потому что с детским удивлением ожидал этого. Но потом в дело включился рассудок и он никак не мог одобрить идею о таком множестве громоздких объектов, содержащихся в столь малом пространстве. Не помогало и то, что в суме не было ничего явно различимого или ощутимого. Чем дольше Найло её нёс, тем отчётливее чувствовал, что она пуста. Он опасался, что, когда откроет её, то увидит, что внутри всё ещё пусто.

В конце концов он нашёл, что искал: лесную вырубку, достаточно заросшую, чтобы укрыть его от любого соглядатая, но не так уж густо, частично открывая вид на лунное небо. Он присел на стол упавшего дерева и зажал суму между колен. Потом раскрыл суму под лунным светом и заглянул внутрь. Сперва Найло подумал, что его худшие опасения сбылись, хотя, возможно, не в точности так, как он ожидал. Во-первых, внутри сума оказалась глубже, значительно глубже, чем представлялось снаружи. И, во-вторых, она была не так уж пуста, как казалась. Поскольку на дне, в темноте, куда не доставал лунный свет, что-то сдвинулось или шевельнулось.

Найло не разглядел, что же это было. Он лишь заметил, что под луной оно мягко блеснуло чем-то сверкающим. Но он тут же вспомнил блестящие металлы и сверкающие самоцветы, из которых была изготовлены тарелки и посудины старика. И поэтому Найло засунул туда руку, как это делал старый волшебник. Он достал дальше старика, так далеко, что туда вошла вся рука по плечо. Но содержимое, каким бы оно ни было, всё ещё оставалось недосягаемым. Впрочем, какое это имело значение? Если руки Найло не хватает, чтобы достать дно сумы, то он найдёт способ её удлинить. Он увеличит свою досягаемость каким-нибудь простым устройством, вроде самодельного крюка из отломанной ветки. Но сначала нужно вытащить руку.

И тут начались трудности. Едва лишь Найло стал вытаскивать руку, как что-то ухватило его за запястье и вновь потянуло внутрь. Сказать, что он удивился, значит совсем не передать его чувств. Но разве это оказалось такой уж неожиданностью? Было глупо считать, что волшебник оставит свою суму без защиты. Наверняка он поставил там капкан, силок или путы, чтобы хватать и удерживать любую руку, кроме своей собственной. Это была ловушка, вроде тех, что фермеры ставят в амбарах на крыс. Но Найло не был беспомощной крысой. Он был сильнее и умнее. Для него должно оказаться несложно либо вытащить руку из этой ловушки, либо вытащить ловушку из сумы.