Кто ищет... - Аграновский Валерий Абрамович - Страница 38

С первого дня главной задачей секции был провозглашен — взгляд в самый корень проблемы! — поиск доказательств существования биополя. Кроме того, они учились видеть его, чувствовать, ощущать и перекачивать больным собственную энергию. Опыты ставили на себе, сформулировав для группы следующий принцип: никакого лечения, только диагностика! Полагая, что этот принцип по достоинству могут оценить лишь медицинские работники, организаторы лаборатории и Сфинкс, набирая состав секции, отдали предпочтение дипломированным врачам: пуще всего они боялись непрофессионального лечения, понимая, что нет более верного способа дискредитировать и угробить на корню доброе начинание.

Особенно большой вред делу могло принести неудачное врачевание. Ни один уважающий себя эскулап, будь он семи пядей во лбу, да еще с мировым именем, не может дать стопроцентной гарантии больному, и мы ему это прощаем. Экстрасенсы, как догадывается читатель, тоже не застрахованы от неудач. Но в случаях с ними ситуация приобретает поистине трагический характер: мало того, что не вылечили, а еще украли время, которое могло бы пойти на традиционное лечение, а вдруг бы давшее положительный результат! — такова примерная и не лишенная логики формула обвинения, ставящая экстрасенсов на грань с криминалом. По этой причине руководители секции были трижды против лечения, ратуя за безвредную диагностику.

Однако им было ясно и то, что долго сохранять невинность секции не удастся: ну как не снять одним движением руки головную боль у близкой приятельницы, как не вылечить двумя-тремя сеансами вазомоторный ринит у мужа близкой приятельницы, как не облегчить радикулитные страдания родной матери мужа приятельницы? — и есть ли, скажите на милость, конец у этой веревочки, уж коли она начала виться? Постепенно сведения о биополистах стали накапливаться больными, и кончилось дело тем, что не экстрасенсы «пошли в народ», а народ потоком пошел к экстрасенсам. И ситуация резко изменилась: там, где поток, и соблазнов больше, и контроля меньше, и слава скандальней, и недовольства со стороны официальных лиц и организаций хоть отбавляй.

Уверенные в том, что секции грозит усиление гонений и, может быть, даже полная ликвидация, руководители лаборатории, в том числе Сфинкс, решили найти человека, который был бы способен не только административно наладить и возглавить экстрасенсорное дело, но и прикрыть его своим авторитетным именем. Такой человек нашелся: Кентавр — доктор философских и психологических наук, автор ряда учебников по обществоведению, сугубый материалист, поверивший, однако, в биополе, по натуре живой, общительный, энергичный, владеющий словом и терминологией и, главное, известный в научном мире; ему, как говорится, и карты в руки.

Но медовый месяц их совместной жизни длился недолго. Что там у них со Сфинксом конкретно случилось, я не знаю и, признаться, знать не хочу, но не случиться, видимо, тоже не могло. Внешне они и потом хранили взаимный пиетет, на любых торжествах или деловых совещаниях сидели вместе, рядом, будучи членами Большого Совета лаборатории, и тем не менее дороги их потихонечку расходились, пока не разошлись совсем.

Сегодня можно говорить фактически о двух секциях, как о двух сестрах, ведущих разный образ жизни: одна — тихий, скромный, работящий, употребляя все свои силы на сколачивание приданого, которое когда-нибудь сможет стать фундаментом ее счастья; другая — страстный, бурный, громкий, не заботясь ни о репутации, ни о завтрашнем благополучии, беря сегодня от жизни все, что можно взять.

Группа Сфинкса перебралась на Соколиную гору, где иждивением директора одного научно-исследовательского института ей дали комнату и кое-какую аппаратуру. В состав группы по-прежнему входят одни врачи: тридцать восемь человек — по крайней мере, на момент, когда пишутся эти строки. Каждый год состав пополняется новыми слушателями, которым приходится преодолевать довольно приличный конкурс: в минувшем году, как я знаю, из трехсот желающих были приняты только восемь человек. Задачи группы — прежние, количество контактов сведено к минимуму, в основном к сотрудничеству с двумя-тремя смелыми — но не настолько, чтобы афишировать свою смелость, — медицинскими учреждениями во имя параллельной диагностики. И вот так, по каплям, собирается материал, то самое «приданое», с которым экстрасенсы группы надеются когда-нибудь устроить законный брак с нашим здравоохранением.

Группа Кентавра, в свою очередь, осталась у Красных ворот. В ее составе примерно триста (плюс-минус двадцать) человек, более точной цифры вам никто не даст, потому что она неизвестна даже руководителям. Среди сотрудников — представители почти всех существующих в мире профессий: слесари, поэтессы, шоферы, инженеры, дикторы телевидения, военнослужащие, домашние хозяйки, сантехники, прозаики, социологи, токари, журналисты и так далее и, конечно, врачи, не без врачей. Состав неоднороден по культуре, по образованию, по интересам и по отношению к делу, в результате чего изменился климат секции. С дисциплиной стало определенно «послабже», с обучением экстрасенсорному искусству «пожиже», с целями, задачами и принципами «попроще», зато выход вовне, как бы аккуратнее выразиться, стал «погромче»: участие в «круглых столах», организованных редакциями газет и журналов, интервью, статьи, публичные лекции, словесные дуэли и, самое печальное, безудержное лечение больных как главный смысл существования секции.

Когда Кентавр в своих лекциях говорит, не ссылаясь, разумеется, на источник, что «ежедневно в мире экстрасенсы оказывают целебное воздействие на тридцать тысяч человек», он как бы одновременно и оправдывает своих сотрудников, и толкает их на рискованный путь врачевания.

Есть еще одна группа экстрасенсов, которая пользуется у населения, пожалуй, наибольшей популярностью, так как состоит из людей воистину ярких и талантливых; к их числу я отношу и Дину Джанелидзе. Эти самородки, в большинстве своем не москвичи, умеют сами завоевывать себе место под солнцем, а потому в опеке Кентавра не нуждаются. Однако вне секции они тоже быть не хотят: под «крышей» все-таки спокойней, тем более если врачуешь, не имея медицинского образования. Потому они приходят на заседания секции (когда им вздумается), демонстрируют на «круглых столах» свое искусство (когда им выгодно) и выдают себя за коллег Кентавра (когда без этого невозможно). Что же касается последнего, то и он в статьях и лекциях не пренебрегает их именами и результатами экстрасенсорной деятельности, приводя примеры «наших достижений», однако, на всякий случай учитывая то, что больно они «кошки, гуляющие сами по себе», умело вуалирует их формальную принадлежность к лаборатории. При всем желании, понять у Кентавра, его они люди или не его, нельзя, хотя бейся головой об стенку. И получается в итоге какой-то странный и очень уж современный гражданский брак, при котором талантливые самородки живут вроде бы вместе с Кентавром, но хозяйство ведут раздельное и могут по месяцам не ночевать дома.

Добавлю к сказанному, что «шум», от которого не бежит эта группа и, наоборот, к нему тяготеет, указывает на то, что Кентавр взял откровенный курс на превращение идеи в материальную силу, что можно сделать, как мы знаем, при условии, если идея предварительно овладевает массами. Не уверен, что руководитель московских экстрасенсов так уж неправ: в ситуации, сложившейся сегодня для нового направления, очень нужны демонстрация и пропаганда возможностей биополистов, на основе которых можно сформировать общественное мнение, а уж затем опереться на него в борьбе за официальное признание.

Но демонстрация демонстрации рознь, как и пропаганда пропаганде. Их не надо путать с саморекламой и со скандалом, которые, возможно, и укорачивают дорогу к личной славе, но удлиняют к истине.

Мне же, читатель, повезло: самое первое знакомство с экстрасенсами, еще до встречи с Диной Джанелидзе, не только не принесло разочарования, не только не убавило моей веры в новое начинание, но возбудило к нему огромный интерес и заставило уважать его конкретных представителей.