Кто ищет... - Аграновский Валерий Абрамович - Страница 31

И получается, что от «факта» до факта — плюс-минус бесконечность.

Что это значит? — позвольте задать вопрос. Значит ли это, что в лице известных мне и читателю неофициальных целителей мы имеем сплошь шарлатанов, сознательно и бессовестно пользующихся нашей вынужденной доверчивостью? Нет, конечно, такой огульный вывод не просто недоказуем, не просто несправедлив, но элементарно неприличен и в некотором смысле даже реакционен. Дело, я бы сказал, в том, что наше всеобщее стремление помочь ближним, наше бескорыстное желание избавить их от страданий, напоить хотя бы глотком надежды естественно приводит к некоторому преувеличению и даже искажению результатов, достигнутых разного рода целителями. Мы сами служим им недобрую службу, сами делаем рекламу, выдавая короткие ремиссии за стойкое излечение и принимая временные успехи за окончательный результат. При этом мы совершенно игнорируем неудачи, выкидывая их из своей памяти как несуществующие, и не учитываем возможность ошибки в первоначальном диагнозе, когда за рак принимают и, разумеется, блистательно излечивают кисту, за панкреатит — какое-нибудь банальное расстройство желчных протоков и так далее, причем спорность диагноза толкуется нами только в пользу врачевателей и никогда им во вред.

Что же касается самих подвижников, в благородных стремлениях которых у нас нет оснований сомневаться, то дело большинства из них, к сожалению, заранее обречено на провал, даже в тех случаях, когда имеет очевидный для окружающих научный и практический смысл. Вы спросите: почему? Потому, что эти люди действуют в одиночку, да еще в атмосфере ревнивого недоверия, откровенного недоброжелательства, а то и прямого сопротивления со стороны всесильных медицинских организаций. Не волки они в этой неравной борьбе, а самые настоящие зайцы, и без нас, пациентов, без нашей преувеличенной поддержки им не выжить, не уцелеть.

Да, фронт стихийного наступления на «трудные» болезни при всей своей широте, к несчастью, и в самом деле лишен необходимой глубины. В этом его основная слабость. Интересные идеи и предложения ждет гибель или невероятно сложная судьба потому, что один человек, будь он семи пядей во лбу, не способен за относительно короткий срок, в который физически укладывается его жизнь, накопить достаточно материала, доказывающего безусловную полезность методики. Я уж не говорю об отдаленных результатах, без которых Фармкомитет не только не даст официального разрешения на производство и использование препарата, но и подключит к делу ОБХСС с прокуратурой. И будет прав! — в медицинских проблемах, имеющих «с одной стороны» и «с другой», нужны сверхосторожность, сверхсдержанность, сверхуверенность. Целым институтам, годами «драконящим» темы, иногда не под силу преодолеть косность и инерцию так называемого «общепринятого» — на что же в таком случае могут рассчитывать одиночки, даже при условии, что все они гении?

И тем не менее примеры тяжелой, изнурительной борьбы, завершившейся победой одиночек, я тоже могу привести, вспомнив прекрасные и полные драматизма судьбы офтальмолога С. Н. Федорова и ортопеда Г. А. Илизарова. Как ни печально, имен подвижников, потерпевших поражения, куда больше, да мы их, увы, не знаем и не узнаем теперь никогда: в бесславии, гонимые, словно еретики в известные давние годы, обиженные на весь белый свет за его черную неблагодарность, измученные неравной борьбой, они похоронили свои открытия под грузом бумаг и документов на кладбище, именуемом Великим Бюрократическим, на котором еще ох как много свободных мест.

Не могу не сделать, наконец, оговорки, давно ожидаемой чутким к правде читателем: да, к настоящим ученым, к настоящим подвижникам, как это всегда было и будет, примазываются шарлатаны, невежды, авантюристы и прочие естественные попутчики любого прогресса и новаторства; эти люди конечно же еще более осложняют борьбу за признание истинных открытий, поскольку дискредитируют сам процесс поиска.

Но вернемся к феномену, выраженному в нашем всеобщем и яростном стремлении за пределы официальной медицины, какие бы препятствия на пути к добросовестным и даже недобросовестным целителям ни возникали. Объяснять происхождение феномена только слабостью и малоэффективностью аллопатии недостаточно: у спадов и подъемов общественного интереса к неофициальным методам лечения тоже есть собственные причины, и в этом смысле процесс идет на встречных курсах, он взаимен.

Спрос тоже рождает предложение.

Увы, дорогой читатель, чем сложнее время, переживаемое людьми, государствами и миром в целом, чем больше непонятного вокруг, смутного и нестабильного, чем менее обеспечен покоем завтрашний день общества, тем больше надежд на чудо, тем сильнее тяга к необычному, жажда сверхъестественного, — наш «интерес», таким образом, есть факт из нашей собственной биографии, и валить все на медицину несправедливо.

Отметим и еще одно важное обстоятельство: спиралеобразное развитие процесса, то есть возвращение общества на каждом новом витке к хорошо забытому прошлому, к тому, что волновало когда-то наших бабушек и прадедушек. Ведь и йога уже была, и «наложение рук», и гомеопатия как панацея от всех бед, и «заговор» крови, и самовнушение с гипнозом, и лечебное голодание, и «святая» вода, настоянная на серебре, и травы, иголки, прополис, мумиё — все это по очереди входило в моду и выходило из нее, как много раз еще войдет и выйдет. К слову сказать, все это тоже не стояло на месте, а бурно развивалось, возьмите ту же рефлексотерапию — как видите, и название уже подтянули к более современному звучанию, а то «иглоукалыватели» казались похожими на «шпагоглотателей», — которая от простых иголок нынче перешла к лазерам, исполняющим, по сути дела, ту же работу, но на более высоком «научном» уровне. Менялось в связи с этим и официальное отношение к перечисленным способам и методикам: от улюлюканья до стыдливого признания с «выделением средств», как это случилось с некоторыми видами народной медицины. И заметьте, чем громче осуществлялось признание, тем скандальней получался финал, когда вновь начинали улюлюкать и закрывать с позором то, что открывали с помпой; бывало и так, что, пропагандируя «хорошо забытое», мы пользовались сначала молвой, затем переходили к помощи радио, телевидения и печати, а потом снова возвращались к молве, самым бессовестным образом сжигая то, чему поклонялись, и поклоняясь тому, что сожгли.

Пока мы живы — а пока мы живы, мы обязательно будем болеть, — медицина обречена на некоторое отставание от болезней. Причин тут много, среди них и «совершенствование» недугов, их видоизменение, возьмите ту же астму: когда-то она протекала легче и от нее, по свидетельству врачей и больных, «не умирали», чего не скажешь сегодня, когда появился тяжелый фон в виде всеобщей аллергизации, для которой, в свою очередь, тоже достаточно оснований; с другой стороны, наши знания о человеке, углубляясь, способствуют открытию все новых и новых заболеваний и форм болезней, о которых мы прежде не подозревали. Разрыв между возможностями аллопатии и потребностями в ней — величина, к сожалению, пока еще постоянная, и, коли так, не менее постоянно желание людей этот разрыв преодолеть. Потому-то мы и обречены на контакт с разного рода неофициальными врачевателями, хотя и знаем заранее, что среди них непременно будут и настоящие, и мнимые, и гении, и невежды, которым тем не менее суждено заполнить вакуум.

Отсюда вытекает наша главная и, насколько я понимаю, единственная задача: нет, не запрещать поиск в принципе, не «закрывать» поголовно все предложения, а научиться быстро и надежно распознавать их суть, чтобы отделять рациональное от лишенного смысла, полезное от вредного, чтобы отделять, как говорят в таких случаях, зерна от плевел.

Тут же оговорюсь, что вышесказанное является всего лишь благим пожеланием, так как чрезвычайно трудно реализуется на практике, мы должны это отчетливо понимать. Я призываю, таким образом, не столько к достижению цели, сколько к движению на пути к ней, тем более что я сам отделять зерна от плевел не только не умею, но умел бы, ни за какие пряники не взялся, чтобы стопроцентно исключить возможность ошибки как в ту, так и в другую сторону. На данном этапе моего развития — или, возможно, развития моей болезни — я избрал критерием полезности того или иного способа лечения, как бы это лучше сформулировать, его полезность лично для меня, и вряд ли кто из читателей может посоветовать другой критерий. Пробуя все подряд и так же подряд нарываясь на неудачи, я тем не менее мог с уверенностью сказать только то, что данный способ лично мне не подходит, но избегал вывода о том, что он негоден вовсе. Больше того, убедившись в бесполезности способа для себя, я немедленно рекомендовал его товарищам по несчастью, с которыми успел завести знакомство, как, впрочем, и они мне что-то рекомендовали, исходя из старой врачебной истины: сколько больных, столько форм и течений болезни, — а вдруг кому-то поможет!