Нихилени (СИ) - Ойтен Мирланда - Страница 50

— Простите?

— Шрамы. Ты на сетку для барбекю упала, что ли?

— А, это, — Ан провела когтем латной перчатки по подбородку. — Это шрамы. Чтобы меня никто не узнал. Сами знаете, времена ныне безобразные, никакого уважения. Дома у меня нет, репутации тоже, вот и приходится выглядеть так, чтобы первыми не лезли.

Тётя пожевала губами.

— Ты жива.

— Как видите.

— Мне наплевать, если честно. Живи, мне не мешаешь. Чего ты тут забыла? Мне никто не нужен.

— Просто проходила мимо, услышала о вас и решила зайти. Вы мне всё-таки не чужая. Я рада, что встретила кого-то из семьи.

— Не взаимно. И многим ты о себе разболтала?

— Что я ваша родственница? Никому, разумеется. Тётушка, я не с пустыми руками. Давайте я все покажу, а вы уже решите, гнать меня взашей.

Жадина прищурилась и скривила губы. Из щели рта показался белый сухой язык, а глаза часто заморгали. Тётя с трудом сглотнула и кивнула. Ружьё медленно, очень медленно легло на стопку старых газет рядом с тётей.

— Показывай.

Ан принесла с собой несколько хрустальных стаканов, кусок цветного стекла, три ложечки с изображением всадника на черенке и большой никелированный чайник. Всё было чистым, блестящим и безумно дорогим по нынешним временам. Кое-что было честно куплено, кое-что честно заработано, кое-что досталось не очень честно, а ложечки она украла.

Тётушка перебирала вещи, пробовала их на зуб и гладила, как живых.

— Рада, что вам нравится, тётушка.

— Спасибо, милая, — Жадина взяла на руки большой чайник. — Ты всегда была хорошей девочкой, в отличие от твоих кузенов и… — она поджала губы. Потом поставила чайник на стол. — Почти такой же хорошей, как мой мальчик.

Тётушка переставила несколько банок на буфете и водрузила на освободившееся место чайник. Потом передумала, составила банки со стола на пол и поставила чайник рядом с примусом.

— Усаживайся, милая, я тебя чаем угощу, — ворковала Жадина, копошась в своём барахле.

— Спасибо, тётушка. Я обрадовалась, когда узнала, что кто-то из семьи жив. Я думала, я вообще одна осталась, — Ан оглянулась в поисках места, потом вздохнула и села прямо на стопку каких-то тряпок на табурете. В громоздких доспехах среди множества давно никому не нужных вещей она чувствовала себя неуютно. В доме пахло пылью, сыростью и чем-то, что Ан никак не могла вспомнить, но что ассоциировалось у неё с погребами, затхлостью и заброшенностью. Всё её существо требовало немедленно убраться отсюда.

Ан посмотрела налево, на тётушку около буфета, потом направо, на стол. Кел по её приказу снова лёг так, что слился с тенями коридора. Только поблёскивали жёлтые глаза.

Глядя на тонкие руки тётушки Ан не удержалась и всё же достала из сумки три банки с консервами. Не старые. Севернее этих мест снова научились делать закатки. Тётушка угощению страшно обрадовалась, одну, меньшую банку с речной рыбой открыла, остальные припрятала в буфет. За приоткрывшейся дверцей Ану видела стопки жестяных банок, на части которых ещё сохранились бумажные этикетки. Вот и поддавайся жалости.

— Ну как же так, никто не остался! Должен же был остаться кто-то из наших. Вот про тебя я не знала, милая, а ты появилась. Наверняка кто-то из наших ходит ещё или живёт где-то далеко, как Ювелир, — Жадина достала из буфета старый жестяной чайник и, потерев бок, водрузила его на примус. Потом налила воды из пластиковой баклажки и разожгла огонь. Запахло бензином. Ан с трудом удержалсь от того, чтобы не поморщиться.

— Ой, вы знаете, где Ювелир? Я про него ни слова не слышала, даже про вас узнала тут случайно. Мне сказали, что тут живёт коллекционер, и что я могу вам продать вот это всё. А я послушала и поняла, что тут живёт не просто-то коллекционер, а именно вы.

Тётушка хихикнула.

— Коллекционер, говоришь? Да, мне иногда приносят вещи на продажу. Последнее время всё меньше, я уже не такая, как раньше, плохо вижу. Глаз уже не тот, совсем не тот… Хм, о чём это я? Ах да, чай, милая, я напою тебя чаем. Ты лучше расскажи, где ты была, что о тебе ни слова, ни весточки не было. Говоришь, никого из семьи больше не встречала?

— Да, уже очень долго не встречала. Я с тех пор, как ушла из города, никого не видела. Я там с Келом жила какое-то время. Я ждала, когда мой папа объявится. Потом Кел мне надоел, мы поругались, и я ушла на юг, где потеплее.

— Хм… — тётушка достала маленькую жестянку и вытрясла из неё несколько чёрных крупинок в ладонь, пересчитала, и ссыпала в чайник.

— Я потом узнала, что очень сглупила. Оказалось, что буквально через несколько недель в Город вернулся Совершенный… Вы же помните дядю? И с ним ещё много кто.

— О да, я слышала об этом, — тётушка пососала палец, внимательно разглядывая Ан сквозь очки.

— Вас с ним не было?

Жадина слишком резко поджала губы и бросила:

— Не было.

— Эх. Жалко. Я вот по глупости тоже ушла. Вы слышали, дядю убили несколько лет назад, и всё, что он делал для людей, рухнуло. Так жалко. Я слишком поздно вернулась в Город и узнала обо всём. Как вы думаете, тётушка?

— Да мне-то откуда знать? — Жадина поставил чайник на примус и вернулась к буфету. — Милая, прибавь огня, пожалуйста. Я сейчас тебе что-нибудь вкусное найду!

Ан потянулась вперёд, на мгновение отвернувшись от буфета. Пока она крутила грязную ручку примуса, на краю её зрения хлопнула дверца буфета и что-то металлически стукнуло о дерево. Когда Ан выпрямилась, тётушка уже прикрыла таинственный предмет тряпьём, некогда бывшем рушниками, и перебирала плошки за стеклянными дверцами.

По приказу Ан Кел подполз чуть ближе.

— Так что я всё брожу, нигде не останавливаюсь, — протянула Ан.

— И что же, решила у меня осесть?

Ан представила, что ей придётся жить в этом доме, и ей стало плохо. Потолок словно стал ниже, а из-под стола, где стояли ряды грязных банок и каких-то коробок протянулись невидимые руки и вросли в её тело.

— Нет. Я не посмею вас стеснять.

Тётушка одобрительно кивнула и достала плошку с несколькими пыльными сухарями внутри. Ан не была настолько голодна, чтобы брать это в руки. Следом на свет появились две чашки без ручек. Тётушка наклонила их к свету и оглядела, потом плюнула на свисающий с рукава лоскут и протёрла обе чаши.

— Я лучше ещё поищу наших, — вполне искренне озвучила свои планы Ан. Она взяла стакан и сглотнула. — Вы сказали, что Ювелир жив.

— Разве? Должен быть жив, я видела его. Когда-то. Ой, не помню, когда, но он приезжал и заходил ко мне. Он мне нарисовал моего мальчика на листке, — внезапно прослезилась Жадина. — Он как живой вышел. Твой братец сказал, что они с моим мальчиком дружили, хотя он мне никогда про своих друзей много не рассказывал. А ведь я была его мамой! Ох, будь проклят тот чёртов день и эта безродная сука, — со внезапной яростью прошептала Жадина. — И почему, почему, почему именно мой мальчик?!

Жадина разрыдалась. Ан открыла рот и закрыла. Такой вспышки она не ожидала и не представляла, что делать. С тех пор, как умер Боец, прошли долгие годы. Как казалось Ан, способные залечить любую рану. Её собственная рана, нанесённая Келом уже почти зажила. Братец, принёсший ей столько горя и сделавший столько добра, стал её прошлым. Грустным, от того, что на глаза Ан всё время попадался Кел нынешний, но всё же прошлым. Разве что воспоминания о Рем и отце… Если только они. Если подумать, то всё же у неё были раны, которые тоже так и не зажили.

— Это было ужасно несправедливо, — Ан протянулась вперёд и осторожно коснулась плеча тётки рукой в латной перчатке. Тётушка выпрямилась и неожиданно зло уставилась на Ан.

— Я просила его убить эту сучку! — прорычала Жадина и швырнула на стол вазочку с засохшим вареньем. — Но что значит мой сын для этого чёртового вершителя судеб!

Ан не нашлась, что сказать.

Тётушка несколько раз вздохнула и выдохнула. Потом скупо улыбнулась.

— Вы сказали, что Ювелир к вам заходил.

— Ну да. Заходил. Ещё брошку подарил. Представляешь, он всё ещё их мастерит. Не из золота, как в лучшие времена, но тоже красиво. Если хочешь, покажу её тебе.