Башня Крови (СИ) - Игнатов Михаил - Страница 17

Глашатай громко объявил:

— Первая победа за Домом Денудо! Хранители видят всё!

Следом раздался гул горна. Старик Вораз жестом остановил бегущего к нему адепта, вложил меч в ножны и двинулся прочь, к воротам, из которых и вышел. Всё так же истекая кровью из ран.

Гордый.

Но выглядело это, конечно, красиво и величественно. Как и положено идару под взглядами тысяч простолюдинов и идаров чужих Домов.

Я ощутил на себе злой, жгучий взгляд. Идао. Но не повернул к нему голову.

На поле глашатай приблизился к отцу, о чём-то заговорил с ним. Хотя к чему гадать, нам ведь разъяснили, как будет проходить судебный поединок. Он спрашивает у отца, не желает ли он отдохнуть перед следующим поединком, всё же он один держит ответ за два поколения Дома.

Отец покачал головой. Ну и правильно. С чего тут было устать? Не этому старику за пять минут схватки вымотать отца, Клинка ледяной стужи.

Глашатай кивнул, двинулся прочь, к ложе владетеля Хонесто, стоя перед которой он и выкрикивал до этого свои слова.

Горн прогудел снова, а следом глашатай гулко объявил:

— Вторые поединщики! Атий, Диа Малого дома Вораз и Нумеро, Диа Малого дома Денудо.

Объявил, да вот только из тех ворот, никто не вышел. Прошла минута, две, на трибунах поднялся лёгкий гул, все принялись обсуждать причины задержки. И я всё же не удержался, повернул голову к соседним местам. Старуха сидела, поджав губы, мать Идао что-то шептала ей на ухо. Утешает? Думают, что раны старика так сильны? Да нет, не может быть. Что я, ран не видел? Кровь вытекала медленно, тёмная. Это не то, с чем не сможет справиться идар, какой бы он старый ни был.

А вот Идао ответил на мой взгляд, повернулся ко мне. Наши глаза на миг встретились, он ухмыльнулся и тут же снова отвернулся.

И что это значит? Что он не боится? Что он ждёт нашей схватки?

Слишком много вопросов, на которые мне даже не нужно знать ответа.

Шум трибун резко усилился и я тоже повернул голову к полю. Из левых от нас ворот, ворот Дома Вораз, наконец вышел толстяк.

Хотя мне уже не десять и не двенадцать, я стал гораздо выше ростом, да и просто вырос и по-другому оцениваю людей. Не такой уж он и толстяк, как мне казалось в детстве. Да, одеяние идара забавно обтягивает круглый живот и толстые руки. Но шагает он легко, упруго. Атия, владетеля Дома Вораз, ничуть не тяготит его вес.

В десяти шагах от отца Атий остановился, повернувшись к ложе владетеля Хонесто, поднял перед собой меч, зажал его рукоять между ладоней, используя самую вежливую форму приветствия:

— Я прошу прощения у владетеля Ирмая, но, ваша светлость, я не мог оставить отца, пока не оглядел его раны и не проследил, как на них наложили повязки.

Владетель Ирмай встал, повёл рукой:

— Я понимаю вас, владетель Атий. Эта заминка никак не может сказаться на судебном поединке. Хранители видят всё.

— Благодарю, ваша светлость.

Глашатай обернулся, убеждаясь, что владетель Ирмай опустился на кресло и больше не будет ничего говорить, и только после этого объявил:

— Пусть судебный поединок начнётся. Раз. Два. Три. Бейтесь!

Точно такое же начало. Точно так же голубые росчерки мечей сплетались в умения, точно так же ледяные осколки и иглы сталкивались друг с другом, уничтожали друг друга, осыпаясь на землю белесой пылью и не оставляя после себя и следа.

Всё точно так же. За одним исключением. Теперь и я видел — что что-то не так.

Кто сказал, что отец стал бы жалеть толстяка Атия? Десятки раз я слышал от отца о жадности соседа, о его глупости. Десятки раз отец ругался, разбираясь с беглыми крестьянами толстяка, которых голод вынудил искать лучшей жизни.

В конце концов, теперь я отлично понимаю, что тот солдат дезертир, который ранил меня и едва не убил, не появился сам по себе, как не сам по себе слуга сообщил мне о разбойниках, про которых никто и ничего не знал в замке.

Да только за одну попытку напасть на наш замок, после которой не прошло ещё и полугода, отец бы наказал толстяка так, что тот бы отлёживался с ранами много месяцев.

Так где же Ветер ледяной стужи? Где Ненависть льда, пятое умение, которое покоряется только тем, кто заслужил право на звание Клинка?

Почему я вижу, как отец раз за разом сплетает их движения, но ничего не происходит?

Прошло уже пять минут поединка, отец уже должен был трижды победить толстяка Атия. Не ему, всего лишь Великому паладину, сражаться с Клинком ледяной стужи.

На моих глазах отец сделал шаг назад, заставив охнуть матушку, а Идао залиться счастливым смехом.

Я стиснул навершие меча, а спустя миг внизу впервые проявился Ветер ледяной стужи. Вот только он ударил в отца.

Он отбил первые десять ледяных клинков, окружил себя Покровом ледяных игл. Но этого было мало.

Десять ударов сердца и первый из ледяных клинков ранил его в плечо.

Через несколько мгновений таких ран у отца было уже шесть.

Глашатай обернулся к трибуне владетеля Хонесто, кивнул, получив приказ, и заорал:

— Опустить мечи! Вторая победа за Домом Вораз! Хранители видят всё!

Матушка прошептала:

— Как это возможно?

У меня тоже был такой вопрос и только один ответ. Жаль, мне не с кем посоветоваться. Тени ничего толком не знают о прахе своего господина, как и вообще об исарах. Они появились только после гибели Ребела и исчезновения теней. Но почему молчит отец? Он лучше других должен понимать, почему срывались его умения, он лучше других должен знать, почему он проиграл.

Я стиснул зубы, не давая вырваться из себя словам, заставил себя ещё раз всё обдумать. И всё равно не нашёл причины, по которой я должен молчать. Может, я, конечно, сделаю только хуже, но...

Спохватившись, склонился к матушке:

— Прах Безымянного. Яд против слабых идаров, который наносят на клинки реольцы. Как его ещё используют, если не на клинках?

Она растерянно пожала плечами:

— Н-не знаю.

В себя меня привела боль в зубах. Кажется, я стиснул их так крепко, что они захрустели. Отец, почему ты молчишь? Ты ведь не можешь не знать об этом исаре, который ослабляет сильных идаров.

Почему ты не говоришь, что Вораз использовали его против тебя? Неужели это невозможно доказать? Или он наносится только на сталь и должен попасть в кровь?

Почему ты молчишь отец?

Позади, от лестницы, что вела на трибуны, раздался голос:

— Достопочтенные Лиал и Идао, ваша очередь пройти на поединок. Позвольте проводить вас.

Я всё ещё смотрел на поле. На отца, который не принял помощи и хромая, уходил к своим воротам. На толстяка Атия, что с улыбкой глядел ему вслед. На глашатая, на ложу владетеля Первого дома севера. Ладно, отец. Я не настолько опытен в этих делах, мне остаётся лишь довериться тебе. А тебе остаётся лишь довериться мне.

Отвернувшись от поля, я столкнулся взглядом с Идао. Он тут же жестом предложил мне идти первым:

— Приятель, тебя первым позвали, ты первым и иди. Не буду вырывать у тебя эту честь.

Я заставил себя говорить спокойно:

— Как скажешь, Идао.

Шагая по узкой галерее под трибунами, слыша, как удаляются за спиной шаги моего будущего противника, я старательно прислушивался к себе, не мелькнёт ли чувство слабости, не немеют ли руки, не стискивает ли что-либо сердце?

И ничего не находил. Как не мог понять, как и когда бы нас могли отравить. Мы с утра нич...

Я даже сбился с шага. Это мы с матушкой с утра ничего не ели. Но отец ведь уходил вести с кем-то переговоры о покровительстве. С кем? И что там произошло? Что он ел и пил? Кто сидел напротив него? Не поэтому ли молчит отец, что заговорить о прахе Безымянного означает обвинить этого человека, и наше положение станет только хуже?

Кто знает? Всё может быть. Но уж меня за тот стол не сажали. Наша семья хотела получить три победы из трёх, раз и навсегда решив этот вопрос между нашими Домами, но хватит и двух.

Суок, владетель Малого дома Лаиос, молча встал со своего места, кивнул отцу и вместе с ним двинулся к боковому ограждению своих трибун, не обращая внимания на вопросы жены и дочерей. Возле ограждения он оказался не один, трое из тех владетелей, мимо которых он прошёл, так же молча присоединились к нему.