Красная тетрадь - Беляева Дарья Андреевна - Страница 90

Мальчик из леса.

– Теперь веришь, – сказал Ванечка. – Все руки пахнут мясом.

– А почему тебя нашли в лесу?

– Это все понятно, – сказал Ванечка. – Потому что я там родился.

Я был готов воспринять его историю, но теперь Ванечка вовсе не желал ее рассказывать. Он добавил:

– Там я родился в лесу, поэтому я дикий. У-у-у-у.

– Я знаю. Ты очень дикий.

– Очень.

– Но мне хочется знать больше.

– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали.

– Резонно.

Ванечка засмеялся, но я даже не был уверен, что он знает слово «резонно».

Ванечка сказал:

– Привязался ко мне. Да, ты привязался. Хочешь мне помочь очень?

– Я хочу.

– Но не можешь. Я глупый, умным меня не сделать.

– Зато ты талантливый, – сказал я. – Не всем быть академиками, но в мире много других прекрасных вещей.

– Да, – сказал Ванечка. – В мире их много. Нравятся рисунки мои?

– Очень.

– И моя семья тебе нравится?

– Замечательная семья. А почему ты спрашиваешь?

– Так.

Он мне улыбнулся, быстро показал зубы, совершенно как ласковая собака, широко открыв рот. Потом вздохнул, резко дернул на себя кусок мяса, пронзив его лезвием шампура.

– Руки пахнут уксусом, – сказал Ванечка. – Целый день думаю: ой, что будет, что будет.

– А что будет?

– А я не знаю. Просто думаю: ой, что будет, что будет.

– Такое бывает, – сказал я. – Когда просто нервничаешь без причины. Может, погода испортится. Со мной такое случается перед переменой погоды.

– Так нравится, что ты говоришь, как радио.

Я смотрел на его бледные, мокрые от маринада руки, они двигались быстро и резво. Вдруг Ванечка сказал:

– Мы сейчас с тобой очень надолго попрощаемся.

Голос его в этот момент был грустным, почти нормальным. Я смотрел на него во все глаза. Мне вдруг стало страшно, что Ванечка умрет прямо сейчас. Я вспомнил все ужасные истории о дурачках, которые больны не только ментально, но и физически, об их слабых сердцах и ранних смертях.

– Почему? – спросил я. – С чего ты взял?

Ванечка сказал:

– Я не знаю. Просто я это сейчас понял.

Мир вокруг нас вдруг как бы замер. Взрослые разводили огонь, дети столпились вокруг него, словно впервые в жизни увидели такое чудо, а мы с Ванечкой сидели на поваленном дереве и возились с этим мясом, которое мне вдруг опротивело.

Сумерки стали совсем уж синие. Французы так их и называют – синий час.

Ванечка действовал все так же быстро, очень ловко и вдруг остановился.

Он порезался. Этого стоило ожидать, и в первый момент я подумал: как же я так позволил ему неаккуратно обращаться с острыми предметами? Да и вообще не стоило ему заниматься таким делом.

Рана была длинная и глубокая. Я испугался, что мясо заразит эту рану, вырвал у Ванечки шампур, кинул в кастрюлю окровавленный кусок мяса (как естественно, хотя кровь и плоть принадлежат разным существам).

– Сейчас я обработаю, подожди, у меня все с собой, как раз на такой…

Но я не договорил. Я увидел, как стягиваются края раны.

Я посмотрел на Ванечку, глаза его сияли ярко, словно он сейчас заплачет.

– Я не…

Его дрессированные птицы. Они сидели у Ванечки за пазухой и должны были расцарапать ему весь живот. Однако этого не случилось – никакой крови, никаких царапин, абсолютно чистая кожа.

Я протянул руку и дотронулся до его лба. Лоб был холодный. Моя рука была в тысячу раз горячее.

– Грязными руками нельзя, – сказал Ванечка. – Сам говоришь.

Сны и словечки, не случившиеся ранки и затянувшаяся рана, его холодный лоб. Мысль, пришедшая мне в голову, требовала, конечно, дальнейших раздумий, но на это у меня времени не было.

В верности, правильности своей догадки я уверился еще больше, когда Ванечка вскочил на ноги и метнулся к лесу, такой быстрый, стремительный, совершенно в этом сказочный, как темная тень, которую видишь краем глаза.

Я кинулся за ним, и все стало до крайности серьезно.

Я услышал голос Антонины Алексеевны:

– Мальчики! Далеко с поляны не убегайте!

До чего странно: она думала, что мы играем, и вся трагичность ситуации ей была неясна. Так часто бывает между детьми и взрослыми. Некоторые вещи для взрослых совсем неочевидны.

Я знал, в чем заключается мой долг, поэтому я должен был догнать его.

Правда, я не понимал, что мне делать потом, когда я его догоню. Но времени совсем не было. Я не мог тратить его на то, чтобы кого-то позвать, объяснить произошедшее, то, что я понял, увидев, как срастаются края его раны.

Тайные знания и сны, раскрытые раны, которые исчезают, и холодный лоб, холодный, как собачий нос (сравнение глупое, но идеальное для Ванечки).

Руки, пахнущие мясом.

Девочка в желтой шапке.

Пакет с красными кониками, найденный в лесу.

Мужчина на вокзале из моего полусна, с ним говорил Боря, но теперь с ним говорил и я.

Мне нужно было догнать Ванечку. Я не могу напрямую написать о том, почему это представлялось мне настолько необходимым.

Но таков был мой долг перед Родиной, перед историей, перед всей Вселенной.

Теперь об этом очень стыдно думать, но еще я радовался, что стану героем или геройски погибну.

Я совсем не думал о том, что если это и есть точка, где сходятся все известные мне линии, то я – тоже линия.

Разве что он еще не умел!.. Но думал ли я об этом? Нет! Я думал о том, как важно его догнать. Я словно стал одержим и ничего, кроме него, не видел. На Ванечке была красная толстовка, яркая даже издалека – приметный. А не терять цель из виду – залог успеха. Пока не теряешь цель из виду – не можешь проиграть.

Я совсем не заметил, как мягкая ровная поляна сменилась лесом. И мне, что удивительно, не стало труднее бежать, я легко перескакивал через корни и даже поваленные деревья, не запинался, не останавливался.

У меня не самая быстрая реакция на свете, мне нелегко дается развивать большую скорость, но в главном я хорош – я могу бежать долго, очень.

А вот о том, что может Ванечка, я не знал почти ничего. В тот момент я очень пожалел, что чаще всего пропускал мимо ушей все эти легенды о червивых временах и улье.

Как только мы оказались в лесу, мгновенно стало темно, словно кто-то выключил свет. Ванечка, я услышал это отчетливо, засмеялся. Это был совершенно обычный смех – смех человека, чье дыхание нарушено из-за бега. Он вселил в меня уверенность.

Если ты хоть в чем-то еще человек, подумал я, то я тебя поймаю.

Почему я отреагировал именно так? Разве я такой?

Почему в темном лесу красная толстовка Ванечки так манила и злила меня, словно красная тряпка – быка?

Меня всю жизнь учили, что это такое огромное зло, что наши предки, чьи разумы были объединены, находились в плену у чудовищной воли, что, если это снова повторится, либо Аврора, либо вся Вселенная будут уничтожены навсегда.

А, может, я и вовсе ошибся в Ванечке, я ведь допускал эту мысль? Но почему тогда гнался за ним так безжалостно?

Какой же Ванечка оказался быстрый. Его перекошенный язык, чуть вздернутый уголок рта, странности, глупости, все это говорило о некоторой беспомощности.

Но на самом деле он был стремительным, точным, и все движения его были ясные.

А я допустил несколько тактических ошибок:

1. Никому ничего не сказал.

2. Позволил Ванечке попасть в лес, где он чувствовал себя, по-видимому, весьма уверенно. При этом я не имел при себе никакого оружия, если не считать мой незаряженный пистолет для забоя скота. А его не следовало бы считать, даже если бы он был заряжен, ведь для погони он все равно не подходил.

3. Позволил взять верх над собой чему-то темному и страшному из глубины меня.

4. Не попытался с ним поговорить.

Как видите, одни пункты противоречат другим. Я мог выбрать несколько разных стратегий, а вместо этого я совершил самую глупую на свете вещь.

Я о ней жалею. Я не исполнил свой долг. Но теперь, когда ничего не исправить, что мне делать?