40000 лет назад (СИ) - "Дед Скрипун" - Страница 44

— И ничего я не сбежал. — Из-под стола вылез Илька и забравшись на стол, сел прямо на крышке, скрестив по-турецки ноги. — Одному мне побыть было надо, вот и ушел. Душа немного оттаяла, и я вернулся. Неужели вы могли подумать, что я способен вас бросить. Я клятву дал, и не нарушу. Говори, что делать надо?

— Ты Баюна знаешь? — Волхв посмотрел на шишка очень внимательно, словно говоря: «Не ожидал от тебя такого. Уважаю».

— Конечно знаю. — Хмыкнул тот. — Болтун он редкостный, тот кот. Валяется все время под березой, пузо на солнышке греет, и свободные уши ждет. Один раз попался ему, так целую неделю оторваться от его баек не мог, думал от жажды и голода помру, а все слушал не отрываясь, ловя каждое слово. Наваждение, да и только.

— Да, эта зверюга морок своими сказками сильный наводит. Но, он единственный, кто точно покажет дорогу к цветку. Он его чувствует, а чтобы он не заболтал вас до смерти, слово заветное ему шепнете: «Должок Велту вернуть надобно», он покладистым станет и тихим.

— А Велт, это кто? — Поднял глаза медведь.

— Это не вашего ума дело. — Буркнул волхв и пригрозил пытавшемуся что-то сказать шишку кулаком. — С вас слова заветного достаточно. Баюн покажет цветок, а цветок покажет дорогу к схрону. Но и там все не так просто. «Слезу Морены» охраняют две навьи. Ни обмануть их ни запугать не получится, только договорится. Что они запросят я не знаю. Только от вас будет зависеть согласиться с их требованием и забрать слезу, или уйти не солона хлебавши. Вот в принципе и все, что я хотел вам сказать. Время у вас мало. Нужная ночь продлится только трое суток, а до следующей ждать тридцать дней, а столько оборотень не выдержит, утащат его за кромку.

— Мы выезжаем немедленно. — Друзья встали из-за стола, и пошли на выход. Но Федор остановился и обернулся, обратившись к Елею. — Извинись, батюшка, перед моей невестой, за непоседливого жениха. Обещал я ей сегодня встретится, но как видимо не судьба. — Он поклонился в ноги будущему тестю и выскочил на улицу, услышав в спину ободряющее слова:

— Храни тебя Перун. Сынок.

Друзья мимоходом заскочили в харчевню, где быстренько перекусили кислыми щами, и покидав в котомки по краюхе хлеба, луковице да шмату соленого сала, бросились к конюшне, отвечая на бегу, на приветственные, уважительные поклоны, редких прохожих. Там запрягли лошадей, надели кольчуги, перепоясались мечами, но были остановлены подбежавшим, раскрасневшимся и тяжело дышащим, кузнецом.

— Фух. — Выдохнул он. — Едва успел. Мне воевода шепнул, что вы в поход собрались, правда не сообщил куда и зачем. Ну да я не любопытный, он не сказал, я и вас пытать не буду. Тут подарки вам на память да в благодарность за подвиг да братство со мной, приготовил. Вместе все же супостата били. — Он развернул тряпицу и на солнце сверкнули два меча. — Примите, не побрезгуйте. От всего сердца. Давно уже их сработал, хотел князю в Уйшгород передать, но после всего, что случилось, решил вам отдать, недостоин он оружия такого, потерял он мое уважение. Ну что застыли, скидывайте с себя ржавые железки. Перепоясывайтесь.

Такого названные братья не ожидали, как в общем-то и никаких подарка не ожидали. То, что увидели они было истинное чудо, даже шишок, обосновавшийся на плече Федограна, и теперь искренне считая, что это его законное место, выдохнул восхищенно: «Хох».

Действительно было на что посмотреть. Сверкающее, хищное жало клинка, голубоватое с отливом и с пробегающими в лучах солнца искрами по четко очерченному ребру жесткости, далее по долу, вспыхивающие и гаснущие в отполированной гарде в форме спящего ажурного дракона, на столько искусно сделанного, что казалось он сейчас проснется и плюнет пламенем в противника. Черная матовая

шероховатая рукоять, из кожи буйвола с красными нитями прошивки, для лучшей хваткости, и навершие в виде языка пламени. Такое чудо, ничего кроме восхищения вызвать не могло.

— Нет. — Попытались отказаться друзья, посчитав себя недостойными такого оружия.

— Ваши это отныне мечи, не смейте отказываться. Не гоже подарок от чистого сердца поднесенный отталкивать. — Настаивал кузнец.

— Ты что дурак. — Укусил за мочку уха Федора шишок, и увернувшись от попытавшегося его раздавить кулака, перескочил на другое плечо. — Ты посмотри какая прелесть, это же мечи настоящих богатырей из легенд. Только посмей отказаться, я тебе тогда все мочки отгрызу.

Что оставалось делать? Только благодарить довольного собой Перла, и брать подарок.

— Не сомневайтесь, тут многослойная сталь, еще моим прапрадедушкой способ ковки сработан, любую железку на раз перерубает. Проверено. — Улыбался он, помогая опоясываться друзьям. — У меня в кузне еще один такой же лежит, как знал когда ковал, Вула дожидается. Поправится оборотень подарю, он тоже достоин такого клинка.

— Федогран. — Позвал тихий, неловкий, застенчивый голос.

Красная от стыда девушка стояла, наполовину выглядывая из-за открытой створки ворот конюшни.

— Алина! — Кинулся к ней парень, забыв про все на свете и сжал в объятьях. — Люба моя.

— Отпусти, неловко, люди смотрят. — Попыталась она его оттолкнуть, еще больше залившись румянцем.

— Пусть смотрят. — Улыбнулся он. — Ты моя невеста и скоро женой станешь. Плевал я на всех.

— Я простится пришла. Батюшка сказал, что уезжаешь ты, по делам важным. — Она посмотрела ему в глаза. — Я буду ждать.

И он не смог устоять, поцеловал такие близкие и манящие губы.

— Дурак. — Оттолкнула она его кулачками в грудь и убежала, скрывшись за стеной конюшни. — Я буду ждать тебя! — Прозвучал ее удаляющийся голос.

— Ай да богатырь. — Рассмеялся кузнец. — Уважаю. — Он вытянул руки словно отстраняясь расставленными ладонями. — Никому не скажу, клянусь Родом. — Захохотал он подмигивая. — Ну лихой парень. — Махнул рукой и не прощаясь ушел в след за девушкой, и еще долго слышался его смех.

— Не принято, так-то. До свадьбы. — Улыбнулся медведь. — Но ты здорово придумал, я свою зазнобу тоже поцелую до свадьбы, когда со слезой вернемся. Вот скандал то будет. — Он громко рассмеялся и запрыгнул в седло. — Поехали, что ли.

Из ворот города всадники выехали уже далеко за полдень. Солнце медленно скатывалось к горизонту удлиняя тени. Шишок задав направление в сторону гор, сообщил: «Переночуем в лощине у родника, куда доберемся ближе к полуночи, а Баюна, завтра к вечеру найдем в березовой роще у подножья лысой горы». И продолжил дальше бормотать, что-то неразборчивое, клюя носом в дреме.

Рядом, склонив голову на грудь посапывал Бер, а вот Федор витал в облаках. Он первый раз поцеловал свою невесту, и был счастлив. Пусть она и оттолкнула, и обозвала дураком, но сделала это так нежно, что душа у парня пела. Он рисовал воображаемые сцены семейной жизни. Называл уже по именам будущих детей, споря сам с собой, и улыбался, мечтательно щуря глаза. Он даже не заметил, как стемнело. На безлунное небо высыпали миллиарды звезд. Чепрак сам спустился в овражек, захлюпав копытами по заросшему мхом ручью, и остановился около отражающего ночные небесные бусины, лужицы родника, всхрапнул, давая понять, что приехали, и терпеливо замер, ожидая. Когда его распрягут и отпустят в поле, пощипать свежей травки. На сегодня он свою работу закончил и хочет отдохнуть. Завтра будет новый день.

Глава 23 Как цветет папоротник

Горы! Вы были, когда ни будь в горах, ну или хотя бы видели их из далека, не на картинке, а в живую? Поверьте, на слово, это совершенно другой мир. Не хочу обидеть никакой другой пейзаж, нарисованный нашей матушкой землей: ни леса, ни степи, ни пустыни. Но горы — это то, что стоит в этом списке отдельной строкой. Их можно не любить, можно бояться, можно даже ненавидеть, но не восхищаться ими невозможно, остаться к такому равнодушным может только холодный труп.

Первое, что испытывает человек, при виде этого чуда — шок. Мгновенный сбой всего организма. Дыхание на единый миг останавливается, и уже глубоко втянув воздух, бесчувственное на то мгновение тело, запускает давшее сбой сердце, но уже в другом, учащенном режиме. Воздух! Он тут другой, отличающийся от всего того, чем ты дышал ранее. Мягкий, наполненный ароматами растущих только здесь трав. Он наполняет через легкие саму душу восторгом.