40000 лет назад (СИ) - "Дед Скрипун" - Страница 30

Есть не хотелось несмотря на то, что с утра не было ни крошки во рту, а время далеко перевалило за полдень, и уже начинало темнеть. Яробуд выдернул из бочонка зубами пробку и разлил со вздохом по кружкам мед. Выпил, не обращая ни на кого никакого внимания, и не ожидая, что к нему присоединяться остальные, взял ложку, и откусив изрядный кусок хлеба, шумно причмокивая, приступил к обеду.

Федор, недолго думая, и не смотря на отсутствие аппетита, рассудив, что: «Есть надо, хотя бы для сохранения сил», так же опрокинул в себя хмельное, и поддержал деда в его начинании. Спустя минуту уже вся троица колотила деревянными ложками в своих персональных глиняных горшках. «Аппетит приходит во время еды». — Думаете это банальная поговорка? Нет это непреложная истина, подтверждением которой на данный момент являются наши герои.

— Эй там, наверху! — Рявкнул Яробуд, подняв голову, когда все принесенные продукты перекочевали в раздувшиеся животы. — Посуду заберите!

Ответа не последовало. Даже шороха не было слышно.

— Параскева-Пятница! (Властительница разгула в славянской мифологии). Они даже охраны не оставили. Совсем не уважают. — Пробурчал дед. — Давайте спать. Если сейчас начнем рассуждать: «Что и почему?», то не выспимся, так и ни в чем и не разобравшись, а завтра, я думаю нам предстоит неприятное дело. Давайте еще по кружке, для снов приятных, и на боковую… — Он задумался, а потом словно очнувшись, махнул рукой. — Хотя каких, к Морене приятных. — Зарылся в сено и замолчал.

Сон не шел. Федор долго ворочался, ему все мешало и кругом чесалось. Так всегда бывает, у любого человека, когда вроде бы надо уснуть, а хочется заняться чем-то интересным, когда эти две несовместимости: «необходимость и желание», конфликтуют между собой зудом во всем теле и не только в нем.

Но толи хмельное подействовало, то ли усталость накопилась за суматошный день, но наш герой уснул. Провалился в сон без сновидений, и только крепкие и жесткие руки оборотня вернули его в реальность, но это было уже утром.

Их по одному вытащили из поруба, и повели на площадь к терему князя, где уже собралась гомонящая толпа. Видимо слухи о их подвиге успели распространится среди горожан, как и несправедливое, по отношению к ним, решение: «Посадить в поруб», вот и пришел народ посмотреть: «Чем это все закончится?».

Собравшиеся, словно волны, расходились с гулом от продвигающейся под конвоем, к княжескому крыльцу, пленников. Самого властителя еще не было. Они остановились напротив входа.

Князь задержался и появился нескоро, заставив народ поволноваться, потому его выход был встречен неодобрительным гомоном, однако мгновенно смолкшим, когда он поднял руку. Окинув пустым взором площадь, Сослав остановился на пленниках, и Федору показалось, что в его глазах, на мгновение вспыхнул злобный красный огонек. Хотя, возможно, это отразился луч солнца.

Столь недружелюбно встреченные гости, не стали склонять в приветствии головы, что являлось в этом мире страшным неуважением. Однако князь не обратил на это никакого внимания, как и на то, что подобный недружественный жест, был воспринят толпой одобрительно.

— Сегодня будет слушаться дело татей, сжегших харчевню на Мощенном тракте, и погубившим при этом шестьдесят человеческих душ. — Произнес он громким, но монотонным, механическим голосом, и вновь поднял руку призывая к тишине взорвавшуюся криками толпу. — О их злодеянии я услышал от вполне заслуженного человека, не верить которому у меня нет причин. Но так как имя его я назвать не могу, и свидетелем он так же являться в таком случае не может, то ради торжества справедливости я спрашиваю вас, жители Уйшгорода: «Есть ли среди вас видоки этого преступления?» — Он замолчал и обвел взглядом застывшую в молчаливом ожидании толпу. — Я жду.

— Как не быть, конечно, есть. — Раздался скрипучий насмешливый голос. — Все как на духу расскажу.

У Федора и его друзей отлегло от сердца: «Вот оно. Сейчас все разрешиться. Нашелся тот, кто все видел и донесет до князя всю правду.» — Он даже улыбнулся в предвкушении того, чего так ожидали услышать все присутствующее жители города — истину.

Небольшого ростика, с длинной перепутанной с колючками лопуха и другого лесного мусора бородой, дедок, пробирался через толпу, увлеченно распихивая и обругивая нерасторопных, не успевших отодвинуться при его приближении жителей, локтями. Одетый в короткую, до середины бедра, покрытую разноцветными заплатками, холщевую рубаху, без штанов, обутый в потрепанные лапти на голую ногу, он уверенно двигался в сторону князя, что-то бормоча себе под крючковатый, как у совы, нос. Огромная шляпа, как блин, желтого цвета, надвинутая на лоб, почти до бровей, потрепанным краем, скрывала глаза. Двигался он какой-то нервной походкой, постоянно подпрыгивая, словно его кто-то пинал сзади.

Он поклонился князю на столько низко, что выставил на обозрение, взорвавшейся хохотом толпе, тощую голую задницу, показавшуюся из-под задранной рубахи. Словно не замечая этого, он развернулся, и поклонился уже толпе, показав свои чресла уже властителю города. Тот не заметил или стерпел подобное оскорбление, что было недопустимо, и только что хохотавшая над проказой деда толпа, задохнулась возмущенным криком. Словно не замечая всего этого видок заговорил:

— Видел я этих татей вот как вас сейчас вижу. — Он замолчал, зашевелив губами, словно пробуя на вкус слова, которые сейчас будет говорить. — Рыбак я тамошний, Фяфан, значится. Наблюдал все собственными глазами. — Он потыкал двумя раздвинутыми пальцами себе под шляпу, словно показывая, чем именно он все это видел. — Рыбку я ловил в речке, ерши у нас дюже жирные. Приехали эти. — Он ткнул пальцем в Федора. — И давай местных крестьян в харчевню зазывать. Мол, поить всех будут сегодня по поводу хорошего настроения и разгулявшейся от меда души. Я тоже было угощаться кинулся, но тут такой, значит клев начался, что ну никак не оторваться. Спасла значится меня рыбка от лютой смерти. — Он всхлипнул противным голосом. — А наши-то, наши, все как один медку на дармовщинку… — Он зарыдал в голос, брызгая из-под шапки слезами. — Сгорели души неприкаянные. До сих пор их крик жалостливый в ушах стоит. — Он сел прямо на песок и взвыл, раскачиваясь из стороны в сторону. — Что же это такое деетсяааа…

— Князь сурово осмотрел притихшую толпу и вынес вердикт. Виновны!

Глава 16 Княжья награда

— Властью, данной мне предками! Великим правителями княжества Ураслав! Обвинительное заключение, в отношении: Яробуда, Федограна, Бера, и оборотня Вула, виновных в сожжении харчевни на Мощеном тракте, а также умерщвлении жителей деревни, путем обмана завлеченных в вышеупомянутую харчевню, и также сожженных вместе с ней, считаю обоснованным и доказанным. А также, за утерю ими подати своему князю. Смертный приговор обвиняемым, через умерщвление огнем утверждаю. Казнь приказываю совершить завтра, после обеда. Палачу приготовить все необходимое. Да будет так!

Конвойные, с опущенными глазами, подтолкнули троицу наших героев, со связанными за спиной руками, древками копий, и повели по площади столицы, вдоль расступающейся при их приближении, гомонящей недовольным ульем толпы.

Их не сбросили в поруб, как обычно поступали с заключенными. Их аккуратно опустили, предварительно развязав руки. Извинялись, пряча глаза. Осуждали приговор, но не смели не выполнить волю князя. Таковы реалии этого мира. Правитель всегда прав, а если ты в этом сомневаешься, то кинь вызов всей его дружине, посмотрим сколько времени ты после этого проживешь.

Сырой колодец пяти метров в глубину, бревенчатыми, подгнившими бревнами уходит вверх, где в квадратном проеме лаза, светлым пятном проглядывает удивительно синее небо. Говорят, что из глубины колодца, даже днем видны звезды. Не верте. Это ложь. Нет никаких звезд. Наш герой теперь в этом точно уверен. Там только отчаяние.

Он сидел, прижавшись к холодной влажной стене подняв голову к остаткам видимого неба и вспоминал: