Из старых записных книжек (1924-1947) - Пантелеев Леонид - Страница 22

Находясь после революции под арестом, и король и царь занимались воспитанием сыновей, играли в карты (Людовик - в пикет, Николай - в безик), охотились на ворон.

Похожи и жены их: Алиса Гессенская на Марию-Антуанетту. Обе они были активнее, хитрее, деятельнее своих мужей.

* * *

- Он закона совсем не слушается. Он только принципом своим берет!

* * *

"Лучше говорить правду, чем быть министром".

Жорес{349}

1941

Одна из тайн творчества - видеть перед собой тот народ, для которого пишешь".

В.Хлебников

* * *

Девочка лет 11-12 - другой, поменьше:

- Микроб такой маленький, что если он упадет на пол, то его не видно.

* * *

У директора гимназии, где он учился, была странная фамилия: А.С.Дважды-Переехали.

* * *

Учительница в деревенской школе:

- Теперь будем становить запятую.

* * *

Раз или два в месяц к нам в Шкиду приходил врач. Красивый. Высокий. Какой-то не по времени барственный, элегантный, пахнущий одеколоном.

Это был брат Е.В.Тарле, историка. Его я тогда не читал (читал, кажется, из наших один Ионин), но имя его уже знал, оно уже гремело.

* * *

Из предсказаний попугая:

"Радуйтесь! На предстоящем вечере Вы будете счастливы любовью. Полублондин-полубрюнет увлечется Вами и попадет под сень Ваших очей. Вы его не заметите, но образ симпатичного молодого человека станет преследовать Вас, и Вы снова встретитесь"...

* * *

Дядя Коля минувшим летом отдыхал в деревне. У хозяйки заболел теленок. Ветеринара в колхозе нет. Старуха приходит, просит:

- Я - женщина старая, слабая. Помоги, милый. Поди, укуси его за мышки с боков.

- То есть как укуси? За какие мышки? - испугался дядя Коля.

- У него с боков у мосоликов желвачки такие - мышки. Ты, если брезгуешь, ветошку какую накинь и - куси.

Деликатный дядя Коля поежился и пошел. Но теленка уже успела зарезать хозяйкина дочка.

* * *

Из классной работы по русской литературе учеников 8-го класса энской средней школы:

"Пушкин сильно восхищается в Наталью".

"Бедная Лиза рвала цветы и кормила свою мать".

"Матери Державина приходилось много ходить стоя".

* * *

На Смоленском у Анны Ивановны Спехиной похоронены рядом дочь Надя и внучка Валя. На днях хоронили вторую внучку - Люсю. Кладбище было засыпано густым снегом. Чтобы яму не замело, могильщики прикрыли ее хвоей. Когда этот настил стали снимать, Анна Ивановна вдруг перестала плакать.

- Надюшку не видать? - спрашивала она у окружающих. - А? Надю не видно?

Как будто Надя живая должна была сидеть в яме.

* * *

Школьный фольклор.

Черченье что? Пустое дело!

Оно давно мне надоело!

А в остальном, любезная мамаша,

Все хорошо, все хорошо!..

* * *

До омерзения пьяный человек, мыча, качаясь и вытворяя какие-то безобразные обезьяньи телодвижения, идет через Кировский мост. Несколько мальчиков, лет по 11-12, возвращаясь из школы, идут следом.

- Вот и мы такие будем, - говорит один.

- Нет уж, - качает головой его товарищ. - Так пить я не буду.

Первый молчит, думает, грустно усмехается.

- Все, когда маленькие, так говорят.

* * *

Больница. Со мной в палате лежит после операции колхозник Хрусталев, тверской, пятидесяти трех лет. Ходит к нам рыженький мальчик Саша.

Хрусталев, усмехаясь:

- Как с противня убежал все равно.

* * *

Он же - про Сашу:

- Штаны долгие, туфли долгие - как все равно у Сярли Сяплина!..

* * *

В приемном покое больницы. Опрашивают старика, только что привезенного "скорой помощью". Старик двадцать три года работал на железной дороге, сейчас в артели - "на гардеропе".

- Как зрение? - спрашивает врач.

- Чего?

- Видите как? В глазах не двоится?

- Иногда бывает, что человека в таком каком-то неприятном виде вижу.

- Стул как? Хороший?

- Даже слишком хороший.

* * *

Война*.

______________

* Значительная часть записей автора о войне и блокаде вошла в публикации "Год в осажденном городе" и "Январь 1944" (см. том 3 этого собрания сочинений).

Небо как и два года назад, но гораздо плотнее, гуще усеяно аэростатами воздушного заграждения. В разное время дня, в разную погоду смотрятся они по-разному. В сумерках - как серебряные картонные елочные рыбки. Перед закатом - как золотые рыбки в аквариуме. Особенно хороши - ранним утром, когда чуть-чуть розовеют с одного конца и когда на них нежно переливаются солнечные блики.

На земле они - толстые, слоноподобные, даже мамонтоподобные. В воздухе напоминают заиндевевшие детские рукавички.

* * *

Аэростаты - в садах, парках, около церквей. Тут же - зенитная батарея, палатка, маленький лагерь. В Михайловском саду бойцы стирают, спят на садовых скамейках, играют на балалайках.

* * *

На Мальцевском рынке.

- Какое безобразие! Только что была тревога и - опять!

Того и гляди жалобную книгу потребует.

* * *

- Желтый дом с красным фонарем...

* * *

Дежурю на крыше. Со мной напарник - шестнадцатилетний паренек, сын или племянник С.М.Алянского.

- Эх! - говорит он с досадой. - И что это в самом деле! Москву уже третий раз бомбят, а у нас...

Глупо, конечно, хочется сказать ему: "дурень" или "глупыха" (нечто подобное я ему и сказал), но ведь надо и то помнить, что - шестнадцать лет!

* * *

А в народе уже опять ходят разговоры об Антихристе. Толкуют Апокалипсис{352}. Говорят о красном и черном петухе, высчитывают сроки. На сорок третий день, говорят, должно кончиться.

Приблизительно то же говорил в конце июня лектор в Союзе писателей. Имею в виду не Люцифера и не петухов, а сроки окончания войны.

* * *

В сумерках у ворот - компания девушек из группы "домовой самозащиты". Ведут себя так, как и положено вести себя молодости при любых обстоятельствах и в любой обстановке.

И вдруг откуда-то возникает пожилая, седеющая, стриженная в кружок особа. Повелительным, учительным, назойливым и скрипучим голосом она говорит:

- Вот что я вам скажу, дорогие товарищи...

При этом тяжелый, как будто свинцом налитой, палец ее ходит перед носами девушек.

- Прошу запомнить. Время сейчас сурьезное. Дежурить так дежурить. Ни хахахалки, ни хихихалки, ни с мальчишками объемки, ни с мальчишками обнимки...

- Какие могут быть обнимки?! - возмущаются девушки.

Но голос активистки продолжает греметь и скрипеть. И палец ее покачивается в воздухе, как какая-нибудь праща или палица.

* * *

Старый пожарный Михаил Осипович - про Германию:

- Там же, куда ни сунесся, - всё сталь. Там же даже старухи на лисапедах ездиют.

* * *

Человек едет на велосипеде, за спиной у него болтается голубой воздушный шарик. Странно и "не типично" для этих суровых дней. Но - жизнь продолжается. Мальчик или девочка сидят дома, ждут папу...

* * *

На рынке продают (за астрономически большие деньги) черный сахар. Это то, что осталось от сгоревших Бадаевских складов.

* * *

В аптеке. Приходит мужичок.

- Лаку нет ли, гражданочка? - Виновато вздыхает. - Хочу буфет покрасить.

- Брось врать-то. Нашел время буфет красить. Выпить хочешь!

Еще более виновато:

- Хочу. Да. Выпить.

* * *

Бабушка не была в Питере двадцать два года - с 1918, кажется. 21 июня приехала из Боровска навестить сыновей и внуков, а на другой день - война. И вот застряла.

Была у нас в сентябре, когда уже сомкнулось кольцо блокады. Сидела чинная, слегка чопорная, не согнутая ни годами, ни событиями. Пила чай - так же чинно и церемонно, как пила его и в 1914, и в 1930 годах, хотя чай был уже почти пустой.

В это время прибежал ко мне с курсов усовершенствования командного состава Костя Лихтенштейн - загорелый, как черт, в огромных пыльных сапогах, в выгорелой пилотке... И тут же при бабушке стал показывать, как учат их в училище ползать по-пластунски. Ползал, царапая сапогами паркет, по всей комнате - у самых ног бабушки, а она даже ноги не подвинула, смотрела, подняв брови, поджав слегка губы, и не усмехнулась даже, не показала ни малейшего удивления.