Петербург Достоевского. Исторический путеводитель - Лурье Лев Яковлевич - Страница 41

Достоевский переехал в дом Евреинова вскоре после обрушившейся на него череды несчастий. 15 апреля 1864 года умерла от туберкулеза после долгих мучений его первая жена, оставив на руках Достоевского пятнадцатилетнего пасынка, плохо воспитанного и ленивого. 10 июля того же года неожиданно ушел из жизни любимый старший брат Михаил. После его смерти Достоевский писал другому брату, Андрею: «Этот человек любил меня больше всего на свете, даже больше жены и детей, которых он обожал. Вероятно, тебе уже от кого-нибудь известно, что в апреле этого же года я схоронил жену, в Москве, где она умерла в чахотке. В один год моя жизнь как бы надломилась. Эти два существа долгое время составляли все в моей жизни. Впереди холодная, одинокая старость, и падучая болезнь моя… У семейства ни гроша и все несовершеннолетние. Все плачут и тоскуют. Разумеется, я теперь им слуга. Для такого брата, каким он был, я и голову, и здоровье отдам».

После Михаила Достоевского осталось 300 рублей, на которые его похоронили, 25 000 рублей долгу, вдова и шестеро детей без средств к существованию.

7 октября – новый удар, смерть Аполлона Григорьева – главного, после Достоевского, сотрудника «Эпохи». Последние номера «Эпохи» Достоевский делает фактически один на деньги, взятые в долг. Но журнал не имел успеха и в январе 1865 года закрылся, оставив новые долги.

Достоевский писал в это время одному из лучших своих друзей А. Врангелю: «И вот я остался вдруг один, и стало мне просто страшно. Вся жизнь переломилась разом надвое… О друг мой, я охотно бы пошел опять в каторгу на столько же лет, чтобы только уплатить долги и почувствовать себя опять свободным. Теперь опять начну писать роман из-под палки, то есть из нужды, наскоро… А между тем, все мне кажется, что я только что собираюсь жить. Смешно, не правда ли? Кошачья живучесть!..»

Дом Олонкина

Казначейская улица, 7

В этом доме Достоевский прожил с августа 1864 по февраль 1867 года. При Достоевском дом был трехэтажным. В 1970-е годы надстроили четвертый этаж. Квартира Достоевского находилась во втором этаже над воротами.

Если Малая Мещанская (Казначейская) была улицей не слишком престижной, то Столярный переулок считался местом в высшей степени плебейским. «Петербургский листок» за 1865 год сообщал: «В Столярном переулке находится шестнадцать домов (по восемь с каждой стороны). В этих шестнадцати домах помещается восемнадцать питейных заведений, так что желающие насладиться подкрепляющей и увеселяющей влагой, придя в Столярный переулок, не имеют даже никакой необходимости смотреть на вывески: входи себе в любой дом, даже на любое крыльцо – везде найдешь вино».

А. Достоевская вспоминала: «Дом был большой со множеством мелких квартир, населенных купцами и ремесленниками. Он мне сразу напомнил тот дом в романе „Преступление и наказание“, в котором жил герой романа Раскольников… Кабинет Федора Михайловича представлял собою большую комнату в два окна… производившую тяжелое впечатление: в ней было сумрачно и безмолвно; чувствовалась какая-то подавленность от этого сумрака и тишины. В глубине комнаты стоял мягкий диван, крытый коричневой, довольно подержанной материей; перед ним круглый стол с красной суконной салфеткой. На столе лампа и два-три альбома; кругом мягкие стулья и кресла». Скромно обставлена была и столовая. В отдельной комнате жил пасынок писателя.

Преследуемый кредиторами, Достоевский заключил кабальный договор с петербургским издателем Ф. Стелловским. Он продал ему право на издание трехтомного собрания сочинений и обязался за год, к 1 ноября 1866 года, написать новый роман объемом не менее 10 печатных листов. В случае просрочки все права на сочинения Достоевского в течение девяти последующих лет переходили к Стелловскому. Одновременно писатель взял аванс под еще один роман (будущее «Преступление и наказание») у редактора московского журнала «Русский Вестник» М. Каткова.

Большую часть романа Достоевский писал в Германии и под Москвой, на даче у сестры. В январе 1866 года первые главы «Преступления и наказания» вышли из печати. «Роман мой удался чрезвычайно и поднял мою репутацию как писателя. Вся моя будущность в том, чтобы окончить его хорошо», – писал он под впечатлением от успеха начала романа.

Вернувшись осенью 1866 года из Москвы, Достоевский оказался в безвыходной ситуации. Его осаждали кредиторы, грозя долговой тюрьмой. Необходимо было заканчивать «Преступление и наказание», а роман для Стелловского еще даже не был начат. Друзья-писатели предлагали Федору Михайловичу помощь в написании романа к сроку: составить план и написать каждому по разделу. Но Достоевский не желал ставить свое имя под чужим сочинением. Тогда ему посоветовали взять стенографистку.

4 октября 1866 года лучшая выпускница стенографических курсов Ольхина, девятнадцатилетняя Анна Сниткина, пришла в дом Олонкина. «Было тогда 11 часов, я отправилась потихоньку по Большой Мещанской, поглядывая на часы, не желая прийти ни раньше половины 12-го, да не прийти и позже; вообще мне… на первый раз хотелось выказать как можно больше точности и деловитости. Наконец оставалось всего 10 минут. Я вошла в Столярный переулок, принялась отыскивать дом Олонкина. В этом переулке я была всего только первый раз в жизни; дом я скоро нашла, это был очень большой каменный дом, выходящий на Малую Мещанскую и Столярный переулок, с трактиром и с постоем извозчиков, с несколькими пивными лавочками. Тут жил Бенардаки, фамилия которого мне почему-то запомнилась. Ворота находились по Малой Мещанской, я вошла, здесь было очень много извозчиков и попадались довольно неприличные хари. Я прошла вглубь двора, увидела дворника и спросила, где живет Достоевский. Он отвечал, что в 13-м номере, первый подъезд направо. Я поднялась во 2-й этаж по довольно грязной лестнице, на которой тоже мне попались несколько человек очень неприличных и 2 или 3 жида».

Встреча с Достоевским поразила стенографистку: «Ни один человек в мире, ни прежде, ни после, не производил на меня такого тяжелого, поистине удручающего впечатления, какое произвел на меня Федор Михайлович в первое наше свидание, – писала она в своих знаменитых мемуарах. – Я видела перед собой человека страшно несчастного, убитого, замученного. Он имел вид человека, у которого сегодня-вчера умер кто-либо из близких сердцу; человека которого поразила какая-нибудь страшная беда. Мне было бесконечно жаль его».

До сдачи романа (это был «Игрок») оставалось 26 дней. Роман существовал только в заметках и планах. Днем Достоевский диктовал роман стенографистке, а по ночам писал его. Вечером она разбирала и переписывала стенограммы, а на другой день, перед началом диктовки, Достоевский их правил. 29 октября, через 25 дней после начала работы, роман об игроке был закончен и отвезен Стелловскому.

Между писателем и стенографисткой с первых же дней совместной работы обнаружилась взаимная симпатия. А. Сниткина с детства любила произведения Достоевского. Она искренне сочувствовала ему, видела его одиночество и бытовую беспомощность, прекрасно знала его работы, преклонялась перед его талантом. Эти сочувствие и участливость были быстро замечены писателем. Чем ближе к концу подвигалась работа над «Игроком», тем тяжелее была для него мысль о предстоящем расставании со стенографисткой.

8 ноября 1866 года Анна Григорьевна пришла в дом Олонкина, чтобы договориться с Достоевским о продолжении работы с ним, на этот раз над окончанием «Преступления и наказания». Достоевский вдруг сказал ей, что задумал новый роман о «художнике, человеке уже немолодом… моих лет» и начал излагать его содержание.