Три цвета крови - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 45

Молодые люди, пройдя линию транспортера, вышли на улицу. Здесь тоже никого не было. На них никто не обращал внимания, так как здесь привыкли к тому, что приехавшие гости, проходившие через депутатский зал или очень спешившие, посылали затем своих помощников и водителей для получения багажа непосредственно на месте, не дожидаясь выгрузки чемоданов на ленту транспортера.

Гости дождались, когда подъедет грузовик с чемоданами, нашли свой багаж, спокойно оттащили чемоданы за угол, достали автоматы «узи» и пистолеты «скорпион», лежавшие в чемодане в таком виде, что их можно было принять за детали внутреннего устройства автомобиля. И, вооружившись таким образом, пошли к самолету. Пассажиры уже покинули салон, груз был выгружен, пограничников, разумеется, не было. Кроме того, сегодня в республику прилетела правительственная делегация, и большая часть дежурных и сотрудников охраны была как раз на летном поле перед старым аэропортом.

Молодые люди, не встречая никакого сопротивления, поднялись в самолет, дождались, когда из кабины выйдет последний пилот, и лишь затем объявили о захвате, заодно задержав в качестве заложников и экипаж лайнера.

Захват самолета произошел в восемь часов тридцать минут местного времени. Сразу об этом стало известно обоим силовым министрам. И теперь следовало доложить президенту. Набравшийся мужества начальник личной охраны подошел к нему.

– Гейдар Алиевич, – тихо сказал он, – в аэропорту захвачен самолет авиакомпании «Люфтганза».

Президент нахмурился. Помня, что на него смотрят, и поэтому, не поворачивая головы, спросил:

– Есть жертвы?

– Пока нет.

– Думаешь, здесь нужно заканчивать?

– Нет. – Начальник охраны помедлил и произнес: – Здесь, в зале, заложены три бомбы.

Президент не потерял самообладания. Даже улыбнулся, заметив, как пристально смотрит в его сторону посол Китая.

– Где? – спросил он.

– На столе, перед вами, в трех вазах с цветами.

– Вы не можете их убрать?

– Нет. Они управляются на расстоянии, и мы подозреваем, что кто-то из террористов сидит в зале.

Президент взглянул на него. Это был тот самый взгляд, которого все так боялись. Взгляд раненого тигра.

– А ты куда смотрел?

– Мы нашли человека, который заложил бомбы. Сейчас ищем его пособников. – Начальник охраны задыхался, пот стекал ему под рубашку, он стоял, наклонившись, и говорил очень тихо, чтобы не слышали окружающие.

– Что думаешь делать?

– Мы найдем террористов, – твердо пообещал начальник службы охраны.

Президент кивнул, словно разрешая ему отойти. Потом приказал:

– Никому и ничего не говорите. Чтобы не было паники.

Начальник охраны отошел. Шеварднадзе, сидевший рядом и понявший, что происходит нечто невероятное, тихо спросил:

– Что-нибудь случилось? Никому другому азербайджанский президент не сказал бы правды. Не стоило нервировать гостя. Но рядом сидел человек, которого он знал уже тридцать лет. Кроме того, он знал, что покушение рассчитывается таким образом, чтобы убрать их обоих.

– Террористы хотят взорвать наш зал, – сообщил он.

Шеварднадзе понял сразу.

– Вы хотите остановить банкет?

– Уже поздно, – сообщил хозяин, – взрывчатка установлена у нас на столе.

Шеварднадзе не боялся смерти. Он, как и Алиев, понимал, что рано или поздно покушение состоится.

– Ее нельзя убрать, – понял грузинский лидер.

– Говорят, нельзя, – ответил Алиев, – кто-то из террористов сидит в зале.

Он посмотрел на окружавших его людей. Как определить, что творится в их душах? Рядом с ним его близкие люди, кажется, уже доказавшие преданность своими делами. Но душа человека – потемки. Он помнил, как предавали многие, в чьей верности он не сомневался, как лгали друзья, казалось, такие преданные и верные, как менялись люди, оставившие его наедине со своими проблемами. У кого из них в руках пульт управления?

Он вдруг подумал, что это и есть судьба политика. Когда пульт от твоей собственной судьбы может находиться в руках другого человека. И ты даже не знаешь, каким станет этот человек после твоего ухода. Рядом сидел министр иностранных дел. Этот человек вырос и сформировался на глазах Алиева. Он пользовался несомненным влиянием и был исключительно работоспособен. Но президент знал о нем и другое. В те дни, когда он сам остался без друзей и без поддержки, нынешний министр, снятый с поста премьера, был отправлен в США в качестве посла при ООН.

Тогда по телевизору часто звучали обвинения в адрес посла и бывшего премьера, а тогдашний министр внутренних дел неоднократно обещал привезти посла обратно в республику, надев на него наручники. И именно тогда будущий министр иностранных дел сказал одному из своих работников: «Эти политики напоминают мне небольшие холмы Нью-Джерси, тогда как наш бывший лидер по своей мощи равен Эвересту».

Нет, этот останется верен, даже если обстановка вновь поменяется. Рядом сидит руководитель аппарата. Он был секретарем по идеологии и, оставшись без поддержки, оказался снятым со своих постов, лишенным всего и подвергнутым остракизму. Именно в те дни он ходил по организациям и предприятиям, агитируя за нынешнего президента. В случае падения самого президента он будет первым человеком на вылет. Нет, этот тоже вряд ли изменит.

Он оглядывал собравшихся. Как много неискренних людей. Как много хамелеонов, готовых хвалить любого президента. Им все равно, кто именно будет во главе республики. Главное – остаться на своем теплом месте, получить свой «кусок пирога». Он знал, как много людей, работающих даже в официальных структурах, не прерывают связей с оппозиционными движениями и лидерами, находящимися вне республики. Каждый обманывал каждого. Оставшиеся в Москве или Нахичевани сторонники других президентов готовы были на любое предательство, чтобы вернуться в Баку. А многие чиновники, находящиеся в Баку, точно так же готовы на все, чтобы остаться.

У многих не было убеждений, веры, принципов. Революция не делает людей лучше. Из очень немногих она делает героев. Из некоторых палачей. А остальных приучает к ненависти и приспособленчеству. Он слишком хорошо это знал. Для этого нужно было прожить столько лет, пройти через столько испытаний. Алиев на миг закрыл глаза. Потом снова наклонился к Шеварднадзе.

– Давно хотел тебя спросить, – обычно они обращались друг к другу на «вы», но сегодня перешли на «ты», словно лежавшая на столе бомба сделала их ближе, сблизила и без того переплетавшиеся судьбы предельно тесно, – почему ты тогда не возражал, когда Горбачев настаивал на моем уходе из Политбюро? Ты ведь был его личным другом, мог ему подсказать.

– Не мог, – пожал плечами Шеварднадзе, – он уже не слушал никого. Когда я уходил, он со мной тоже не стал разговаривать. А насчет тебя... Ты ведь знаешь, как там против тебя работали.

– Знаю, – помрачнел Алиев, задумчиво глядя в зал, – все знаю.

И вдруг Шеварднадзе сказал:

– Мы не думали, что все так кончится.

Алиев посмотрел ему в глаза. Что это было? Запоздалое признание собственных ошибок? Горечь от утраты великого государства, в котором сам Шеварднадзе был одним из лидеров? Или кровавые разборки в Осетии и Абхазии?

– Никто не думал, – горько признался Шеварднадзе, – нам тогда казалось, что все будет по-другому, лучше, чище.

Он замолчал, угрюмо посмотрев перед собой. Сидевший в зале Георгий Чантурия тревожно переглянулся с Зурабом Гумбаридзе. Он видел, как серьезны оба политика, и не понимал, какой именно разговор между ними происходит.

В этот момент в кабинете директора Дронго, внимательно следивший по монитору за панорамой зала, уверенно поднял руку, показывая на Груодиса.

– Стойте! Это Йозас Груодис.

– Слава Аллаху, – поднялся министр внутренних дел, – теперь все будет в порядке.

– Минуту! – остановил его Дронго. – Не торопитесь. Здесь что-то не так. Мне не нравится его лицо. Посмотрите, он даже нам подмигнул. Если бы пульт был у него, он бы не допустил, чтобы его так спокойно снимали. Здесь какой-то подвох.