Одна зима на двоих 2 (СИ) - Верховцева Полина - Страница 20

Они же убьют его! Разрежут на лохмотья, пользуясь тем, что он ослаб. Будут с улыбкой наблюдать за его мучениями. Наказывать за свои собственные страхи и заблуждения. А ей не хватит сил освободить его, вытащить из этой каменной могилы. Она просто не справиться. Она маленькая, слабая, бесконечно наивная и глупая.

Не надо было сбегать! Останься она в Андракисе и ничего этого бы не произошло. Так бы и ненавидела завоевателей. А теперь…теперь весь мир разлетелся вдребезги, заваливая острыми осколками.

Ким кое-как справилась с подступающей паникой. Она уже здесь, значит надо хотя бы попытаться.

Проследив взглядом за цепями, растягивающими его руки, она нашла место, где их концы крепились к стене.

Бережно положив на пол оживший световик, Ким подскочила к креплению и попыталась его сорвать. Не тут-то было. Ржавый болт, запирающий последние звенья, на хотел поддаваться. Она ободрала все пальцы, пока пыталась его вытащить, сломала ноготь, но все-таки справилась.

Раздался звон цепей, вскальзывающих из колец, и Хасс тяжело рухнул на пол.

* * *

Раздался едва различимый стон.

— Хасс! — Ким бросилась к нему.

Он все еще был без чувств.

Слишком измотали, не позволяли восстанавливаться, ломали раз за разом. Накачивали дурманящим зельем.

Звери! Не он. Они! Самые настоящие.

Она проглотила слезы. Не время реветь и быть слабой.

Аккуратно, стараясь не причинить боли она прикоснулась в щеке, шершавой от запекшейся на ней крови.

— Хасс. Это я. Ким. Очнись пожалуйста.

Он не реагировал. Только дыхание стало чуть отрывистее. Узнал. Ким чувствовала это. Знала.

Сердце сжилось, когда пальцы прикоснулись к корке на волосах.

Не реветь!

Прикоснулась к его пальцам, неосознанно переплетая со своими.

Не жалеть!

Жалось ему не нужна. В отличие от помощи.

Продолжая держать его за руку, вторую ладонь она положила ему на грудь. Сердце билось слабо, едва уловимо, но билось.

Надо просто помочь. Он сильный, со всем справится.

Он всегда со всем справляется.

Ким закрыла глаза, пытаясь найти в себе тот островок спокойствия, от которого можно черпать силы, нащупать в себе дар.

Он спал, свернувшись на задворках сознания. Спал с того самого момента, как вылечила дворняжку на мусорной куче, лишь изредка напоминая о себе слабыми всплесками. Но сейчас он нужен был весь, целиком и полностью, во всю силу, чтобы вытянуть кхассера. Мужчину, которого она ненавидела, и без которого уже не могла представить себе жизни.

Сколько бы не убегала — все дороги вели к нему, сколько бы не отворачивалась — перед глазами всегда он, сколько бы не отрицала — сердце думало иначе.

Проклятый завоеватель. Кинт ворвавшийся в долину в разгар зимы. Убийца!

Так их учили с младенчества, так было написано в умных книгах.

Вот только Ким видела, как он убивал лишь один раз. Тогда, в ущелье, когда он разодрал норкинту, защищая ее.

Он всегда защищал ее. Сам того не понимая. Не осознавая, вставал на пути любой опасности. Не позволяя причинить ей вред. Всегда.

Пламя в груди разгоралось все сильнее и плавными толчками спускалась вниз по рукам. Ладони стали теплыми, потом горячими.

Дар откликнулся, просыпаясь после долгой спячки. Разворачивался, тянулся за тем, что у нее в сердце, пульсировал на кончиках пальцев, набирая силу все больше и больше, пока не сорвался горячим потоком с ее пальцев, насквозь пронзая ослабленно тело кхассера.

Исцеляя то, что с ним сделали стражники, залечивая раны, возвращая жизненные силы, вытравливая хмель, мутным маревом затмивший мозг.

Хасс снова застонал. В этот раз громче. Тяжело сглотнул, пытаясь избавиться от сухого кома в горле. Глаза все еще не открывались, слабость сковывала тело, но сознание уже возвращалось.

Он все еще в камере, на полу. Но боли нет, как и вони потных тел стражников. Вместо этого другой запах, до боли знакомый, прибирающий насквозь.

В его руке тонкие подрагивающие пальчики. И не надо смотреть. Чтобы понять кто это.

Горячая ладонь на его груди обжигает кожу, и жар от нее расползался по венам, возвращая его к жизни.

Ким сделала что могла. Влила в него все. Что было, ничего не оставив себе.

— Уходи, Хасс, — просипела она, пытаясь высвободиться пальцы из его захвата.

Несносный кхассер только сильнее сплел их пальцы не позволяя отстраниться

— Уходи. У тебя нет времени разлеживаться, — пихнула его в бок, — поднимайся. Они вот-вот придут, и тогда все это будет зря.

Он с кряхтением сел. Тело все еще было слабым. Зверь, измученный вторым переходом через горы, по-прежнему спал, не откликаясь на его призыв. Надо больше энергии, больше сил.

— Вставай, — Ким вскочила с колен и потянула его за собой, вынуждая подняться, — Мне надо возвращаться. Меня скоро хватятся. А ты уходи. Поднимешься на первый уровень тюрьмы, там есть дверь на старый двор. Пройдёшь вдоль стены, до маленькой калитки. Через нее выйдешь в город. А дальше…дальше как-нибудь сам.

Он, не отрываясь, смотрел на ее бледное взволнованное лицо.

— Погоди! — прошептала она, когда они вышли в коридор. — Я тебе принесла…кое-что. Не знаю, нужно ли, но…вот

Смущенно кашлянув, она достала из кармана аракитовый медальон — пчелу, на простенькой цепочке. Не уверенно шагнула к Хассу, и не говоря ни слова, повесила вещицу ему на грудь.

Кхассер в последний момент перехватил ее руку. Не позволяя отстраниться:

— Ты пойдешь со мной.

— Нет, Хасс! Мне надо возвращаться.

— Ты пойдешь со мной! — с нажимом повторил он.

— Я больше не твоя рабыня, можешь оставить свои приказы при себе, — она заперла дверь, создавая видимостью, что пленник все еще там, засунула световик в карман, и не оборачиваясь пошагала прочь.

Хасс ринулся следом, но в этот момент сверху донеслись голоса стражников, делающих обход. Ким юркнула под лестницу, а Хасс залетел в первую попавшуюся камеру.

…А когда стражи прошли и в коридорах снова затихло. Бродяжки уже не было.

Она неслась вверх по ступеням, молясь, чтобы никто не попался на пути. Было жутко, до дрожи, но вместе с тем в голове гремела шальная мысль — она справилась, спасла его, отпустила на волю.

Пусть уходит, возвращается в свой Андракис и больше никогда не суется в Милрадию. Здесь для него только каменный мешок и камера полная пыток. Пусть уходит, а она как-нибудь справится. Переживет.

Ей удалось без происшествий выбраться из подземелья, преодолеть все посты охраны и вернуться ключи надзирателю, до того, как он заметил, что одной из связок не хватало. Потом она сбегала на кухню за заказом и вернулась к хозяйке.

Глядя на то, как белые моськи уплетали корзиночки с паштетом, а Кассандра, прикрыв глаза от блаженства, поглощала свежую клубнику, Ким улыбалась.

Она справилась. Пусть кхассер уходит. Она вернула ему долг за то спасение в ущелье. Теперь они квиты.

Глава 10

Главный замок Ассолы и так казался ей мрачным, пожирающим силы чудовищем, несмотря на высокие светлые потолки, золоченые шпили и окна с цветными витражами. А сейчас, когда она осталась здесь совершенно одна, было ощущение, что весь мир ощетинился и выжидает удобный момент для нападения.

Весь оставшийся день Ким не могла найти себе места. Слонялась из угла в угол, рассеянно выполняя приказы Кассандры, все роняла и половину пропускала мимо ушей. Хозяйка ругалась, белые собачки истошно тявкали, а Ким извинялась и продолжала бродить по комнате, словно потерянная, и все время прислушивалась. Не раздается ли тяжелая поступь стражников или жесткий перестук каблучков Мелены? Не идут ли за ней, чтобы наказать.

Наверняка, пропажу кхассера уже обнаружили. Сколько времени им потребуется на то, чтобы понять кто вытащил закрепы на цепях и освободил пленника?