Неверный муж моей подруги (СИ) - Хаан Ашира - Страница 22

— Уф! Хорошо! — я тут же откинула солнцезащитный козырек и принялась красить губы, глядя в зеркало. — А то нашла бы Полина и убила бы за любовниц, метящих территорию. Хуже только кружевные трусики обнаружить у мужа в машине. На два размера меньше твоего.

— Делать ей больше нечего… — Герман подождал, пока я налюбуюсь собой и выключил свет, одновременно включая тихо бормочущее радио. — Она тебе привет передавала, кстати. Мы в субботу ходили в Ленком, вспомнили нашу первую встречу.

— А… — я фыркнула. — Прекрасный из тебя получился подарок на день рождения, я до сих пор пользуюсь правом ничего больше ей не дарить.

— Тебе надо было свахой становиться, а не турагентом, — поддел меня Герман. — Эта профессия точно не зависит от политической обстановки.

— И во время пандемии я бы не бегала в панике по стенам… — мечтательно проговорила я, потягиваясь. — И на свадьбы ходила бы регулярно — пожрать!

— Зато тебе звонили бы ночами, пьяно рыдая в трубку, что «он меня бросил», — заметил Герман, разгоняясь навстречу метели по пустому шоссе.

— Мне и так звонят. Правда с жалобами, что в Доминикане курица на вкус неправильная, а на Бали в аутентичном эко-отеле не подают борщ.

— Ночами?

— Ночами. Кого волнует разница во времени, — пожала я плечами. — Пьяно рыдая — тоже регулярно. Ты не понимаешь, как русская душа скучает по борщу на чужбине после бутылки водки!

Честно говоря, эти вечерние поездки постепенно стали моей любимой частью дня. Немножко безвременья — спокойствия, легкомысленной болтовни и мурлычущей в колонках музыки среди предновогоднего безумия на работе и домашней суеты.

Пока мы ехали сквозь падающий крупными хлопьями снег, никто не хотел от меня, чтобы я им нашла семизвездочный отель по цене билета на электричку, научила японцев говорить по-русски, изготовила за ночь средневековый замок из шишек и желудей в масштабе один к тридцати, написала меню для детей на год вперед и сделала эротический массаж, от которого немедленно перестанет болеть выбитое в юности колено.

Я, грешным делом, даже стала задумываться о том, чтобы стряхнуть пыль со своих навыков вождения и купить машину, чтобы не зависеть от Германа и получать эти минуты спокойствия утром и вечером, когда захочу. Правда, немного подозревала, что Герман тоже важен в формуле успеха. Но еще не догадывалась — насколько.

Музыка, игравшая по радио, прервалась, и бархатный голос ведущего что-то там едва слышно забормотал про знаменитые «тридцать шесть вопросов, рождающие любовь».

Герман заинтересовался и сделал погромче.

Хотели бы вы быть знаменитым, опишите свой идеальный день… Я все это уже читала несколько лет назад и заскучала.

— Когда вы последний раз пели в одиночестве? — хмыкнул Герман, услышав очередной вопрос. — Вопрос стоит иначе — когда вы последний раз были в одиночестве?

— Вот переедешь в другой офис, там можно будет запираться в кабинете и никого не пускать, сколько захочешь! — с завистью сказала я. — И меня перестанешь подвозить — вот еще кусочек одиночества.

— Не перестану, тут по пути, могу тебя захватывать, — небрежно отмахнулся Герман. — Когда вы последний раз плакали? Нет, если я это кому-нибудь расскажу, мне придется его убить.

— Да ерунда, — поморщилась я. — Это для тех, кто женится, не приходя в сознание. Нормальные люди и так друг с другом общаются. Любовь возникает не от того, что ты расскажешь кому-то незнакомому, кем ты себя видишь через пять лет в этой компании.

— Ты путаешь с вопросами на собеседовании, — улыбнулся Герман. Но он даже перестал гнать, так его заинтересовала эта тема. — Хочешь попробовать?

— Не очень. Это долго и скучно.

— Боишься? — сощурился он. — Думаю, если человек уже влюблен, не сработает. Ты же любишь мужа?

— А ты свою начальницу отдела? — огрызнулась я.

— Любовь и влюбленность — разные вещи, — поучительным тоном сказал Герман, подняв палец. — Давай по кофе? Что-то я уже засыпаю, а мне еще работать и работать.

— Даже дома? Хорошо, что ты не патологоанатом и не палач, скажем…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Лексус» притормозил рядом с маленькой дверцей с совершенно неприметной вывеской. Но мы однажды тут уже покупали кофе и оба изумились, сделав по глотку — настолько хорош он был. Герман даже поставил отметку на карте, чтобы найти это местечко в следующий раз.

Мы только собирались выйти, как зазвонил его телефон, показывая на экране «Нелли, HR»

— Оу… — сказала я беззвучно, одними губами. — Это она?

Герман коротко кивнул, со сложным выражением лица глядя на телефон.

— Ответь, — кивнула я. — Кофе сама возьму.

— Окей, — он потянулся одной рукой к телефону, а другой вынул из кармана и передал мне кредитку. — Пин — 1329, мне…

— Черный, с вишневым сиропом, помню, — я взяла его карту и выскочила из машины.

Провозилась я довольно долго — прекрасный человек, варивший кофе, подходил к делу со всей основательностью, поэтому колдовство с туркой на маленькой песчаной жаровне несколько затянулось. Зато я успела выбрать два эклера — с соленой карамелью и с фисташками вдобавок к кофе.

Возвращаясь к машине, я еще издалека заметила, что Герман стоит рядом с ней, а перед ним приплясывает на слякотной дороге и размахивает кулаками огромный мужик.

Морда у мужика перекошена, изо рта летит слюна, но из-за шума шоссе мне не было слышно, о чем речь. Я только поняла, что он наезжает на Германа, и что джип с открытой дверью, стоящий позади «лексуса», принадлежит ему.

Подходя, я ожидала, что сейчас Герман, как тогда в кабинете администрации ТЦ, холодно поставит мужика на место и мы поедем дальше. Поэтому просто обалдела, когда он вдруг подался к орущему скандалисту всем телом, хлопнул ладонью по крыше машины и яростно прорычал:

— Пасть свою грязную захлопнул, ты, огрызок эволюции, пропавшее звено! Грабли прибрал и вали отсюда, если не хочешь в свою грязную нору с новым макияжем вернуться!

Я аж споткнулась и еле удержалась на ногах, не уронив два стаканчика с кофе и коробку с эклерами. Невольно вскрикнула, и Герман повернулся ко мне. Его черные глаза буквально пылали агрессивным огнем, а лицо было искажено злостью.

— Лана, садись в машину, — приказал он, и мне как-то в голову не пришло спорить с этим совершенно новым для меня человеком.

Я даже обошла его по дуге, чтобы не попасть между ним и мужиком, который уже опустил кулаки и вообще выглядел явно не таким бешеным, как еще несколько секунд назад.

— Да я тебе… — услышала я сипение мужика, уже сев в машину, но Герман резко захлопнул дверцу и отрезал меня от дальнейших разборок.

На всякий случай пристегнувшись, я обернулась, глядя на их противостояние.

Герман сделал еще один резкий рывок в сторону мужика и что-то ему высказал, скаля белоснежные зубы. Мужик отступил, чуть не поскользнулся — и на этом финал конфликта стал понятен.

Я медленно выдохнула и дрожащими руками воткнула кофе в подставку.

Водительская дверь открылась, захлопнулась, мотор завелся, а я все смотрела на руку Германа с чуть покрасневшими костяшками на рычаге переключения передач.

А потом эта рука подхватила с подставки стаканчик кофе и уже куда более знакомый мне низкий холодноватый голос спросил:

— Ты чего молчишь?

— Я тебя теперь немного боюсь, — призналась я, поднимая глаза и сталкиваясь взглядом с чем-то темным и очень живым, смотрящим из его глазниц в мир.

— Ерунда, — хмыкнул Герман, открывая коробку с эклерами.

Спохватившись, я отдала ему карточку.

— Ты какой будешь? Я возьму фисташковый? — спросил он.

— Что там произошло? — решилась узнать я.

— Я не в том месте припарковался, — спокойно ответил Герман, откусывая эклер с зеленоватой глазурью.

— И все?

— И все.

— И поэтому ты чуть не растерзал этого мужика?

— От физической агрессии у меня сносит все заборы и падают все планки. В детстве… приходилось много драться.

— Угу, понятно.

Я молчала всю дорогу до дома.