Сон-трава. Истории, которые оживают - Воздвиженская Елена - Страница 73

– Я вас очень прошу, вы можете дать мне какие-то данные этой женщины? -попросила Ангелина, ни на что особо не надеясь.

Однако хозяин вдруг посмотрел на неё как-то странно и, немного подумав, ответил:

– А вы знаете, я дам вам её адрес. Мы записываем эти данные в свою тетрадь. Я, конечно, не должен так поступать, но кажется я знаю, почему вы ищете владелицу комода. Это ведь всё из-за детского плача, верно?

Ангелина вздрогнула:

– Верно, – ответила она, – Вы тоже его слышали? Я думала, что это плач соседского ребёнка.

Хозяин помедлил с ответом:

– Однажды мне пришлось задержаться в лавке по работе с документами, я составлял опись. И вот в половине второго ночи внезапно я услышал плач, я долго не мог понять, откуда идёт звук, и только потом нашёл его источник. Он доносился из комода.

Ангелина похолодела, всё ещё серьёзнее, чем она предполагала. Она не успокоится, покуда не найдёт разгадку. Сжимая в руке бумажку с заветным адресом, Ангелина поспешила к бывшей владелице комода.

Это был красивый старый дом, ещё дореволюционной постройки. Дверь открыла старушка с седыми волосами, уложенными в высокую причёску, одетая в зелёное платье, заколотое у подбородка изящной брошью. Выслушав Ангелину, старушка пригласила её в дом. За чашкой чая она поведала женщине историю этого комода.

– Случилось это с моей прабабкой. Она жила в этом самом доме, муж её был купцом. Комод этот стоял у неё в спальне, сделан он был по заказу у какого-то городского мастера и подарен на свадьбу молодым, прабабка моя тогда вышла замуж и ждала первенца.

На роды намеревались привезти из города врача, с которым была уже договорённость. Однако всё пошло не так, как планировалось. У молодой матери внезапно отошли воды, роды начались раньше срока и привезти врача уже не представлялось возможным, поскольку до города добираться было прилично, а наш городок был тогда совсем деревней, и даже и не назывался ещё городом.

Но в деревне нашей имелась повитуха – старая уже бабка, которая дело своё переняла ещё от своей матери, а та от своей. Выбора не было, вызвали повитуху. Та пришла скоро и сразу же прошла в спальню к роженице. На вид она была ужасной, больше похожей на ведьму, чем на повитуху, хотя кто знает, возможно, что так оно и было? Раньше, говорят, повитухи частенько водили дружбу с иными силами.

Роды были тяжёлыми и прабабка очень мучилась, никак не могла разродиться. Тогда повитуха велела всех выгнать из дома и не заходить, пока всё не закончится, чтоб даже не смели появляться в доме, пока она сама не позовёт. Купец, муж моей прабабки, и вся челядь тут же исполнили приказ, лишь бы это помогло. Через три часа, когда маятник внизу пробил два утра, вышла повитуха во двор и объявила, что люди могут возвращаться в дом. Но только поздравить отца она не может. Все всполошились, что случилось?

А повитуха повернулась к купцу и отвечает с усмешкой:

– Сынок-то твой с моей дочерью гулял, да решил посмеяться над простой девушкой, надругался и бросил.

А надо сказать, что прабабка моя была у того купца второй женой, овдовел он давно, а от первого брака и правда был у него сын, взрослый уже, годов девятнадцати.

А старуха продолжала:

— Как узнал он, что дитя у них получилось, так и не появился больше, для него дочка моя была лишь забавой. Хотела она к вам в дом придти, да запретила я ей. Горевала она долго, а после нашла я её в саду на дереве… Не стало моей кровинки. Не уберегла я её. Так и тебе купец не видать своего дитя.

Кинулся купец к старухе, а та смехом злобным в воздухе рассыпалась и пропала, все это видели, люди креститься стали. А купец в дом бросился.

Лежит жена в спальне, на кровати своей, бредит. А дитя не видать нигде. Всё перевернул купец и нашёл. В том самом комоде. В ящике лежал младенец, спеленутый с головы до ног, а у личика – платочек прижат. Как кричал купец, все работники по углам попрятались, выйти боялись. Думали – порешит он всех.

Однако же затих купец. Приказал комод тот с глаз долой унести и сжечь. Да почему-то так и не сожгли его, не знаю почему. В сараюшке так и пылился он много лет в дальнем углу, двор-то был большой и хозяйство огромное. Дитя похоронили. А прабабка моя с той поры не в себе стала, с безумным видом по дому бродила, в одной рубахе и всё одно повторяла:

– Где мой ребёнок?

Все ждали, что оживёт ещё она, оклемается, молодая ведь. Но время шло, а лучше не было. Тихая она стала, молчаливая. Спустя два года родили они таки ещё одного ребёнка, моего деда. А спустя ещё год померла прабабка. Да и купец долго не зажился.

Повитуху ту, кстати, пошли искать наутро, пришли в её избу – а она на лавке лежит, не дышит, преставилась.

Шло время. Дед мой вырос, женился, родились дети, среди них моя мать. И вот при моей-то матери комод тот снова на свет извлекли из дальнего сарая, туда уж сколько лет никто не заглядывал. Но не знали, что это тот самый комод. Ведь думали, что тот сожжён был. Принесли в дом, так как матери моей он приглянулся.

Однако началось в доме неладное, как и у тебя сейчас, и когда догадались в чём дело, решили комод сжечь, но что удивительно – огонь не брал его. Будто старая повитуха что-то сделала, чтобы он служил вечным напоминанием о том младенце и о её родной дочери.

Комод унесли в подвал и там оставили. Почему нельзя было просто его выбросить – не знаю. И вот сейчас, спустя годы, я продаю многое из той обстановки, которая как видишь неплохо сохранилась. И комод я тоже решила продать за бесценок, думала, что такое действие он имеет лишь на наш род, а у других людей не станет проявлять своё проклятие. Но вижу, что я ошибалась.

Ангелина молчала, история казалась похожей на страшную сказку, но события последних дней говорили об обратном.

– Что же делать? – спросила она старушку.

Та покачала головой:

– Не знаю…

Ангелина распрощалась со старушкой и направилась к дому. Пока она шла, в голове её назрел чёткий план. Ещё от бабушки слыхала она, что вода уносит всё зло и потому решила, что немедленно отвезёт комод к реке и выбросит с моста, что был за городом.

Река в том месте была очень глубокой, говорили даже, что тот омут не имеет дна. Там комоду будет самое место. Но это не всё. Дитя то умерло некрещёным, нужно помочь ему, если это возможно. В тот же вечер Ангелина попросила двух друзей увезти комод к реке и выбросить его в омут, так и было сделано.

На следующий день Ангелина пошла в храм и узнала у священника как ей следует поступить. Сорок дней она читала акафист и раздавала милостыню, купила сорок нательных крестов и оставила их в храме для тех, кто будет креститься, чтобы они могли взять крестик даром.

Прошло сорок дней. И вот в сорок первую ночь приснился Ангелине сон. Посреди зелёного-зелёного луга стояла девушка в белой чистой рубахе, на руках она держала младенца, спелёнутого в голубые пелёнки, дитя мирно спало.

– Спасибо тебе, – улыбнулась девушка, – Я нашла наконец своё дитя. Пусть Бог благословит тебя, добрая женщина.

***

Спустя пол-года Ангелина счастливо вышла замуж и благополучно родила сына Богдана.

Оморочница

В деревне это место называли Гнилой угол. Сколько Пашка себя помнил всегда выражение это на слуху было. Хорошего, конечно, мало говорили. Если туча, к примеру, шла с той стороны, то знай, что мимо не пронесёт, непременно дождь польёт, да не просто дождь, а с грозой и ветром, недолго до того, что и буря разыграется.

Деревенские сразу бежали убирать с верёвок бельё, загонять скотину в хлев, запирать ставни на окнах. В их деревне ставни до сих пор не изжили себя, и традиция соблюдалась из поколения в поколение, как и другая – не выходить из дома ночью. Даже по нужде. А те, у кого удобства были на дворе, а было таких большинство, ставили дома ведро, но на улицу носа не показывали. И всё это связано было с тем самым Гнилым углом. В той стороне леса были непроходимые, в которые люди старались не ходить, дурная молва шла о том месте, жила там тварь, которая в потёмках выходила из чащи и подбиралась к человеческому жилью.