Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс - Страница 41

Ска как будто всю свою механическую жизнь готовилась к этой минуте. Наверно, умей она радоваться — растянула бы издевательскую улыбку до ушей.

Объяснение было полно разочарования. Ручьём оно пролилось на плечи чародея, оставляя в его душе ничего, кроме неприятного осадка.

Ска была непреклонна. Здесь не было магии в каком либо её проявлении. Ни проклятий, ни заклятий, ни хоть чего-то, что могло бы походить на плетение.

Вдруг, испугался чародей, это абсолютно иная магия, не требующая плетения? Застенная, о которой говорил тогда Чавьер. Здравый смысл отчего-то приходил в неописуемый восторг при одной только мысли, что её невозможно уловить стандартными методами.

Смысл приходил в восторг, сам же Рун спешил навстречу пучинам уныния. Он скривился так, будто вместо ужина ему подсунули ворох лимонов…

Парень осмотрелся — и едва не присвистнул. Чего-чего, а находить уютное местечко для отдыха Ска всегда умела. Сегодня вот ей показалось, что лучше места для отдыха хозяина, чем кладбище попросту не сыскать. Совесть же спешила отчитать мальчишку — не приди автоматон вовремя, он бы точно здесь оказался. В частичном виде…

Румки, сыпала знаниями Гитра, заставив стариков в голове Руна пристыжено молчать, предпочитает мужчин. Спаривается с ними. Поджидает в лесу, избегает поселений…

— Господин изволит провести ещё один анализ? — вмешалась в его размышления механическая кукла. Парень отрицательно покачал головой — теперь уже не было нужды. Всё вокруг будто подсказывало ему, что всё это время он искал причину странностей не в том и не там.

Что причина под самым носом.

Избегает людских поселений, настырно и настойчиво повторила в его голове учительница. Ему вдруг вспомнился её прижизненный неприятный взгляд из под очков — и тут же стало не по себе.

Но это верно — румка, она же подменка, или какие ещё ей там забавные прозвища придумала чернь, меньше всего стремилась оказаться в деревне. Там сложно быть незнакомкой, там кумушки сверлят ревнивым взглядом, а мужички норовят отвести на сеновал. Недалеко и до вил.

А эта была мало того, что в деревне, так ещё и как будто дочерью разбойника. Разбойника, что стал добротным хозяином и гостеприимным добряком.

Не сходилось всё, что только могло не сходиться. Парень кривился собственным мыслям.

— Как ты узнала, что мне грозит опасность? — Рун потёр изумруд перстня. Вопрос был глупым: словно он в самом деле ожидал, что автоматон сумеет описать предчувствие не бессвязным набором нулей и единиц.

Ска поёжилась, как будто бы от холода, заговорила лишь после небольшой паузы.

— На меня напали, господин.

— Вижу, — Рун кивнул. Не порвала же она самой себе платье развлечения ради. Словно ему нечем больше было заняться, пошёл в сторону кладбища.

Невысокий частокол едва выглядывал из-за высокой травы. Холмики могил ограждал круг из камней, доски надгробий — почерневшие и сгнившие, уныло торчали из земли. Ночной ветер трепал тряпки памяти, норовя сорвать их в любой момент.

Над всем безобразием возвышалась покосившаяся и недоделанная статуя архи умиротворения. Не самый умелый каменотёс бросил работу на половине.

Либо здесь жили исключительные скептики и ярые неверы, либо это ещё монета в копилку странностей.

— Крестьяне? — после недолгих раздумий поинтересовался парень. Возбуждённое воображение рисовало картину того, как обезумевшие, с пеной на ненастоящих улыбках, мужланы пытаются повалить механическую куклу наземь. Руки, трясущиеся от вожделения и нетерпения хватают, рвут платье, лезут под нижнюю юбку…

Он покачал головой, прогоняя мысленное наваждение. Он осмотрел механическую куклу ещё раз — дело точно было в другом.

— Можно сказать и так, — вопреки ожиданиям чародея, ответила автоматон. Рун прикусил губу. Ска поправила волосы, спрятала их под капюшон и продолжила. — Местные индивидумы не воспринимали меня, как нечто живое.

А вот это уже было интересно. Юный чародей вглядывался в лицо Ска, ловя каждое её слова.

— Я не существовала для них. Только как объект.

Рун кивнул. На обычных-то автоматонов люди глазели не щадя очей, а уж такой шедевр как Ска и вовсе могли принять за обычного человека.

— Все, кроме одной. Вокруг меня вилась девчонка. Светлые волосы, простое платье, глаза — цвета индиго. Рост — семнадцать виш.

Ниже меня на голову, сделал вывод чародей, автоматон, недолго погодя, добавила: — биологический возраст — неизвестен.

Парень едва не поперхнулся возмущением. Ему вспомнилось, как в босоногом детстве он находил странную забаву в том, что автоматон мог всегда и с точностью сказать, сколько лет человеку, птице или дереву — стоило лишь увидеть. Правда, сказать насколько стар старый Мяхар затруднялись даже они, а за подобные расспросы относительно матриарха как-то огнём вспыхнули уши и задница Кианора…

Чародей прищурился — кем бы ни была эта самая одна, она явно была существом интересным. Раз уж сама Ска не смогла дать адекватную оценку…

— Она напала на тебя?

Стальная дева отрицательно покачала головой.

— Напротив, господин. Когда она поняла, что я пытаюсь её проанализировать — подошла ближе. Пыталась обнять. Я отстранилась. И только тогда сенсоры сообщили мне о повреждении нижнего слоя кожимита. В брюшной полости.

Рун, раскрыв рот, вспомнил, что нечто подобное провернула с ним другая девица при входе в деревню.

— Странное существо, паразит, пыталось…"присосаться" ко мне — Ска как будто пыталась подобрать подходящее слово. Последний из Двадцати не без омерзения вспомнил того теневого человечка, что вырвала у него автоматон. Живот в тот же миг сызнова застонал от боли. — Сделав вывод, что по объективным причинам я не являюсь подходящим кандидатом на роль носителя, паразит пытался бежать.

Паразит. Пара-зит. Рун покатал слово на языке, будто пробуя его на вкус. Видел ли чародей когда-нибудь до того румку вживую? Парень лишь отрицательно покачал головой себе же в ответ. Он был тих, дабы из всех голосов учителей, что бесстыдно оккупировали его голову, меньше всего ему хотелось сызнова пробудить Гитру.

Та как будто затаилась и ждала подходящего случая.

Глава восьмая, часть третья

Рун прятал тяжесть собственных размышлений за бессмысленностью действий. Касался лоскута ткани, испорченного непогодой и могильной землёй. На таких крестьяне, не умеющие писать, вышивали цветом символы — рода, старшинства, примерного возраста. Раз в год, на поминальную средину, эти тряпицы меняли на новые. Суеверность в селянах спешила их запугать байками о духах отцов и дедов, что обязательно накажут за короткую память.

Румка не только вела себя странно — временами она будто просыпалась, вываливалась из забытья. Парню вспомнилось, как он сам был подвержен тому же самому и мог её прекрасно понять. Интересно, спросил он у пустоты, если ему виделось, как он возмужал, а светлое будущее едва ли не стелило перед ним в дорожку, что же тогда видела она? И, останься он здесь, не явись ему на помощь Ска — женился бы на паучихе?

Здравый смысл сказал, что с него сегодня уже хватит извращений хозяина и он хочет отдохнуть. Нервно хмыкнул призрак учителя — старый Мяхар тешился от одной только мыслью о подобном. Свадебка, невестка, пир на весь мир, Виска с досады грызёт локти в кустах, заливаясь горючими слезами. А потом бы и детки пошли.

Клешноногие.

Рун сплюнул.

— Что это были за твари ты, конечно же, не знаешь? — Не без подвоха поинтересовался чародей.

— Я смогла распознать в них паразитов. Анализ опасности вам, господин, указывал на её наличие в девяносто шести процентах, пятнадцати сотых. Протоколы изначальной безопасности затребовали исполнить операцию по вашей безопасности.

Парень выдохнул. Хорошо, наверно, быть Ска. Ни тебе забот, ни волнений — всё за тебя решит протокол. Где, когда и зачем оказаться…

— А больше ничего интересного ты не заметила?