Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс - Страница 11

Ещё пару дней назад он собирался бросить затею, а сейчас ехал в Храпуны. Муладир голосил на все лады столь дурным голосом, будто в надежде запугать всю округу. Рун старался воспринимать его проще — он всего лишь ещё одно препятствие на его пути, ещё одно «но» в бесконечном ряду других неурядиц. Путешествие петляло из стороны в сторону, угрожая в любой момент завершиться чем-нибудь неприятным — либо Рун побитым псом ползёт обратно в Шпиль, либо его прибьют и прикопают в ближайшей канаве. Последний вариант с каждым днём норовил стать всё более и более реальным. Раздумывая над этим, последний из Двадцати взвесил сумочку с комками сухой маны — всё ещё есть, всё ещё достаточно, несмотря ни на что. Здравый смысл вытаскивал дубину, говоря, что их запас тает куда быстрее, чем хотелось бы. А окажись те пара воришек чуть проворней, прозевай он сам — и что было бы дальше? Чародей способен восстанавливать силы сам: хороший сон, отдых, тёплая еда помогут ему восполнить запас маны до самого предела.

Если, конечно, ничего не делать минимум год.

Шпиль, будучи местом силы, восполнял магические запасы за часы — следовало лишь коснуться, зачерпнуть достаточно и…

— Господин? — Ска прервала его размышления, Рун же вдруг ощутил прилив неуместного раздражения. Если она вновь про возвращение домой, пообещал себе парень, разберу её так, что даже Чавьеру не собрать!

Механическая же кукла указала пальцем на дорогу.

— Там. Впереди двое. Не люди.

Муладир вновь заплясал под чародеем. Если до того он просто чуял неладное, то сейчас оно разве что не стояло у него под носом. Рун соскочил с бестии, понимая, что в этот раз не совладает с этой пронырливой тварью и выдохнул.

Двое впереди и не люди. Чего ещё можно было ожидать от дороги, которой ушёл волколак?

Глава третья, часть вторая

Рун не знал, что впереди. Всё нутро говорило ему не скупиться на ману хотя бы в этот раз — пусть уж лучше первый удар на себя примут бессловесные разведчики, чем он сам. Им противилось разве что свойственное юности безрассудство, шепча на ухо — иди вперёд, Двадцатый. Ты же чародей — разве может чародей испытывать страх перед дорожной пылью? И парень соглашался…

Двое.

Не люди.

Безрассудству вторило любопытство, что терзало его изнутри, подгоняя и норовя в любой момент вырваться наружу и бежать наперёд его самого. Рун был бы не против.

Мастер Рубера при жизни говорил, что чародей идёт к опасности твёрдой, неспешной походкой. Не изменил он своим принципам и после смерти — увещевал юного чародея встречать грядущие невзгоды с гордо поднятой головой. Авось, невзгоды испугаются сами…

Эти не испугались бы точно. Рун понял сразу же, едва их увидел. Призрак старого Мяхара, распознав тех, кто ждал их чуть поодаль вложил в уста юного чародея смачный эпитет против его воли.

Проигранцы.

От одного только их упоминания Руну самому захотелось сплюнуть.

Издалека их можно было принять за устроившихся на привал путников. Пока, конечно, они не обратят к нему своих мохнатых, почти звериных морд.

Парню казалось, что он слышит их тихий, подлый смех и чувствует их густую жадную радость. Поросячьи глазки, полный рот нечеловечески острых зубов, чуть сплющенный нос — племя придорожных бесов никогда не отличалась красотой и обаянием.

Парень шёл им навстречу, позади медленно плелась Ска. Муладир встал, наотрез отказавшись идти. Может, подумалось юному чародею, проиграть его им в карты в первой же партии? Тут даже не предугадаешь, кто больше выиграет от этого…

Из-под длинных, пожелтевших, обветшалых рубах стыдливо торчали кончики мохнатых, разве что не закрученных хвостов. Один из бесов был страшно горбат, на морде несчастного как будто отражалась бренность бытия. Его товарищ был того краше — вытянутый, тощий, словно соломина — худющее тело проступало сквозь ткань одеяний острыми углами плеч и лопаток. Два больших рога росли прямо из головы. Словно противясь унылости собрата, этот проигранец разве что не прыгал от нетерпения, едва завидал Руна вдали. Танец злорадства, окрестил подобное дивившийся им мастер Рубера. Вопреки призраку старого разбойника, он взывал схватится за меч и угостить поганцев виранской сталью прямо здесь и на месте. Рун же знал, что того будет недостаточно — они вернутся через неделю, может, месяц — стократ злее и алчней.

Старый Мяхар усмирял подобных им мастерской игрой на струнах удачи. Едва завидев щуплого, сгорбленного, но не по годам ловкого старика многие из придорожных бесов понимали, что колокол уже отзвонил по ним. А бежать прочь не позволяли святые для бесов, но правила.

Интересно, а эти когда-нибудь играли с старым Мяхаром, или они из нового помёта? Призрак старика в голове Последнего из Двадцати пожал плечами — раз уж хвосты есть, значит не ведали они такой печали.

Жалко.

Жалко, выдохнув, согласился с учителем Рун. Каждый шаг, казалось, добавлял проблем. От глаз не скрылись их жутковатые, приветственные жесты. Звали к себе, манили — парень чуял, как где-то внутри начинает просыпаться нечто похожее на азарт. Юный чародей едва не прокусил губу до крови, стараясь обуздать проклятый морок — удивительно ли, что любой доходяга из селян готов им проиграть и дом, и жену, и душу, не говоря уже о последних портках. Гитра бы сейчас. поправив очки, поспешила поправить и его и Мяхара — в её разлюбимых книгах говорилось, что то не морок, а особые флюиды, что испускает вместе с потом кожа придорожных бесов. Рун покачал головой, прогоняя оттуда чужие голоса — послушает её лекцию о коже как-нибудь в следующий раз, сейчас его волновало совсем другое. Его глаза следили за будущими соперниками, будто в тщетной надежде углядеть притаившийся подвох. В мохнатых лапах показалась колода карт — её тасовал то горбатый, то рогатый. А может, подумалось Руну, у них у каждого по колоде…

Играть с проигранцами опасно. Драться же с проигранцами, что пердеть в лужу. В принципе можно, но зачем? Старый же Мяхар никогда не упускал случая перекинуться с нечистыми на руку бесами в картишки.

— Чародей! — не без уважения хрипло забасил горбатый, едва Рун пересёк ту черту, за которой ещё была возможность бежать.

Исцарапанная в клочья гордость кричала громче, чем пресловутый здравый смысл. Куда бежать, возмущалась она, если ты здесь хозяин?

— Госпо́да! — рогатый бес разве что не принялся половиком стелиться под чародейскими ногами. Парень чуял помесь омерзения и гадливости к придорожным бесам. Поначалу они примеряются к жертве, как будто пробуют её на зуб — а ну-ка им попадётся тот, над кем сегодня сияет звезда удачи? Такого никаким жульём не обделаешь, хоть сто раз на картах крап выводи. Так и сейчас — последний из Двадцати был для них то ли простачком-дурачком, то ли тем, кого следовало бы держаться подальше.

Горбач протянул ему мохнатую лапу для рукопожатия — Рун чуть не поддался, остановил себя едва ли не в последний момент. Правило, напомнил ему старый Мяхар, не забыв хорошенько ударить мыслью в голову. Взял что-то по своей воле у проигранца не как выигрыш, или пожал руку — и, считай, контракт подписан, разрешил им здесь разве что не на голове ходить. Придорожные бесы разочарованно выдохнули, бросили на Руна как будто полный извинений взгляд. Знали, что фокус не сработает, но попытаться, попытаться-то ведь стоило…

Рун видел, как побледнел рогатый, едва его любопытный взгляд скользнул по изумруду на перстне чародея. В один прыжок отскочил прочь, перегнулся к товарищу, спешно затароторил на ухо. Знать бы, говорил внутри головы чародея старый Мяхар, представление ли это или же правда наложили в штаны. Причины боятся мага с символом Несущего Волю, судя по всему, у них точно были.

Юному чародею страшно хотелось, чтобы было второе. Опыт же, будучи не самым азартным игроком, всё ставил на первое.

Чародеев они встречали и раньше. Нет, наверно, ни одного из Двадцати, кому раньше не доводилось хотя бы пересечься взглядом с придорожным бесом. Но Несущих Волю они всегда боялись, хуже любой другой напасти — знали, что пришли по их душу…