Каратель. Том 4: На острие (СИ) - Глебов Виктор - Страница 36

Теперь Макс знал: он — КАРАТЕЛЬ! Он был им всегда, и ничто не могло изменить его сущность. И ещё Макс понял смысл этого слова. Быть карателем означало защищать человечество до последней капли крови. Именно для этого был создан карательный корпус, но со временем его предназначение зашорилось, и люди стали относиться к карателям как к палачам, жестокому орудию системы. Но их функцией было не наказывать. Они должны были защищать людей. И если Федеральное правительство пыталось сделать из них марионеток, расправляющихся с неугодными существующему режиму жителями, или, как называли их официально, «элементами», то их обязанностью было воспротивиться этому и не позволить промыть себе мозги. Они должны были остаться собой — теми, кем их создали.

Теперь, когда Макс понял это, он мог выполнить своё предназначение — потому что знал, в чём оно заключается. Когда-то он мечтал просто вырваться с Земли и для этого поступил в военное училище — вовсе не ради того, чтобы защищать кого бы то ни было. Потом захотел большего — участвовать в чём-то важном и нужном. Поэтому Макс не стал пилотом, как Джул, а подал рапорт о зачислении в Карательный корпус. И всё же не понимал, почему его так непреодолимо влечёт на войну. Он был марионеткой своего подсознания и плыл по волнам собственного предназначения. Судьба правильно всё рассчитала: если направить человека по верному пути, то рано или поздно он осознает, что идёт по нему не просто так.

Макс чувствовал какое-то новое, лёгкое чувство — словно избавился от груза, давившего на него многие годы, если не всю жизнь.

Он взглянул на Хэлен. Она дремала, прислонившись к стенке БТРа. Машину трясло, и голова женщины моталась из стороны в сторону. Макс аккуратно положил её себе на плечо. Женщина даже не проснулась.

Невольно Макс подумал, может ли у них с Хэлен что-нибудь получиться, если они останутся живы. К этому не было предпосылок — возможно, она не испытывала к нему даже симпатии. Кем, если подумать, он был для неё? Человеком, которого ей приказал встретить Гор. Заданием, миссией. Видела ли она вообще в нём человека?

Да и было ли у неё время подумать о нём как о мужчине? События разворачивались так стремительно, что было не до личной жизни. Макс припомнил, как военный транспорт доставил его вместе с другими карателями на Оберон. Именно там он впервые столкнулся с действием трансакторов. Тогда это больше походило на нападение каких-то демонов. Если бы Максу рассказали подобное в баре, он бы ни за что не поверил — решил бы, что человек или передаёт десять раз перевранное или просто прикалывается.

Как же давно это было! Макс с трудом мог вспомнить лица некоторых товарищей. Интересно, что стало с Мясом? Как сложилась его судьба? На Обероне они уцелели вдвоём, потом Нантель воевал и получил повышение. Но жив ли он до сих пор?

«Что-то я становлюсь не в меру и ни к месту сентиментальным, — подумал Макс, усмехнувшись про себя. — Так и расклеиться недолго. А ну, соберись! Тебе ещё предстоит спасти мир». Кажется, примерно так говорили супергерои в старых боевиках, которые Макс, будучи подростком, смотрел в гранхаусах Москваполиса. Тогда хорошие парни всегда побеждали. А как получится сейчас? Жаль, что в жизни не работают законы кинематографа — а то можно было бы расслабиться и ждать, пока злодеев настигнет заслуженное наказание. Вот только кто эти злодеи? В реальности определиться с этим куда сложнее.

Макс вспомнил, что когда-то его девизом было «сам за себя». Он усмехнулся: с тех пор он проделал большой путь, если решил спасти мир.

Глава 44

— Ты вот обвиняешь меня в том, что я продаю оружие обеим враждующим сторонам, — говорил Джошуа Канстанто, развалившись в кресле пилота и посасывая толстую чёрную сигару, вонючий дым которой уже успел расползтись по всей рубке. — Но я могу доказать, что твоё возмущение совершенно беспочвенно.

— Попробуй, — лениво кивнул его собеседник, мужчина средних лет, поджарый, с лицом, изрезанным глубокими морщинами.

Он полулежал в антигравитационном гамаке, отчего казалось, будто он висит в воздухе. В одной руке он держал карандаш, а в другой — маленькую книжечку в чёрном переплёте, в которой время от времени делал пометки.

— Легко! — Джошуа самодовольно выпустил подряд три колечка. — Представь, что у меня маленький оружейный магазинчик где-нибудь в Южном Бруклине. Крошечная такая лавка с лицензией и всеми прочими необходимыми бумажками. Ко мне заходят выжившие из ума старушки, которым кажется, что сосед мечтает их прикончить, и поэтому они хотят купить дерринджер, сорокалетние мужчины, пребывающие в кризисе среднего возраста и ощутившие жгучее желание вновь почувствовать себя настоящими мужиками, юнцы, опасающиеся, что на тёмной улице к ним пристанут хулиганы, охотники, собирающиеся на сафари, и так далее. В общем, обычный набор посетителей оружейного магазина. И вот заходит как-то ко мне парень и покупает ствол. А на следующий день другой парень тоже покупает ствол. А ещё через день выясняется, что они порешили друг друга из этих самых пушек. И что? По-твоему, я не должен был продавать пистолет одному из них? Это безнравственно? Или я должен выяснять, для чего клиент покупает пушку и не хочет ли он убить другого моего клиента, и если это так, то мне полагается объяснить ему, что это не этично?

Собеседника Джошуа звали Иеронимо Фальцатти, и был он нисколько не щепетильнее своего партнёра и босса, но этой парочке контрабандистов и мародёров нравилось коротать время, болтая и споря о том, чем они занимались. Поэтому Иеронимо поднял глаза от своей книжечки, в которой сам с собой играл в крестики-нолики, и глубокомысленно изрёк:

— Масштаб в данном случае имеет совсем иное значение, чем в математике.

— Что ты хочешь сказать?

— А то, что одно дело торговать пушками в Южном Бруклине, и другое — продавать оружие и боеприпасы застрявшим на Уране республиканцам и федералам.

— В чём же разница?

— А в том, дружище, что в первом случае ты занимаешься чистой коммерцией, а во втором — ещё и политикой.

— Но я совершенно аполитичен, — Джошуа с улыбкой поднял обе руки. — Мне всё равно, кто победит.

— Тебе да. А вот им нет. И они примут это в расчёт, если узнают, что ты — двуличная свинья.

— Полегче, дружище! — воскликнул Джошуа, подмигивая партнёру. — Я всё-таки твой босс.

— К чёрту! Они прикончат нас, если поймут, что ты обманывал их, когда клялся в преданности.

— Кого конкретно ты имеешь в виду, друг Иеронимо? Республиканцев или федералов?

— И тех и других, чёрт бы тебя побрал! Не прикидывайся дурачком!

— Ладно, успокойся, — примирительно сказал Джошуа, вынимая изо рта сигару, чтобы стряхнуть пепел. — Ничего такого они не узнают. Уран слишком велик, чтобы нас застукали.

— Ты всегда так говоришь.

— Да не тронут они нас. Не такие они дураки, чтобы лишиться боеприпасов из-за глупых идей о солидарности.

Иеронимо пожал плечами.

— Федералы, возможно. Но я сомневаюсь насчёт республиканцев. Некоторые из них, похоже, настоящие фанатики.

Джошуа махнул рукой.

— Это всё поза. Может, конечно, кто-нибудь и верит, что Республика несёт человечеству лучший мировой порядок, но уверяю тебя, что среди тех, кто платит деньги за оружие, их нет. Те парни, что стоят у власти и у кормушки, всегда знают, что идеи лишь позволяют управлять массами, а настоящую цену имеют только деньги.

— Дай то Бог! — вздохнул Иеронимо, снова опуская глаза в книжечку. — Когда мы, наконец, догоним этих засранцев? — добавил он, меняя тему.

— Скоро, не переживай.

— Бирминг действительно обещал взять товар на пять процентов дороже, если мы вернём ему его корыто?

— Ясное дело, — Джошуа усмехнулся. — Без корабля он никто. Так, пшик! Я ещё подумаю, отдавать ли ему его посудину.

— Ты серьёзно?! — брови Иеронимо удивлённо поползли вверх.

— Пока не знаю. Но согласись, искушение велико.

— Ты даже больший подонок, чем я! — убеждённо заявил Иеронимо.