Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре - Сенченко Игорь - Страница 35

Много легенд у арабов Аравии связано со щитами Пророка Мухаммада. По одной из них, во время столкновений мусульман с евреями Медины Пророку в качестве военной добычи достались два серебряных щита, фигурирующих в былинах аравийцев под именами ал-Фадха и ас-Са’дийа. Так вот, последний из них, согласно сказаниям иудеев, проживавших в Йасрибе (Медине), Саул, дескать, преподнес Дауду (Давиду) перед его единоборством с Голиафом (36).

Клинки холодного оружия мусульман украшали айаты из Корана и изречения Пророка Мухаммада. На сабле самого Посланника Аллаха имелись выгравированные слова, известные всем воинам ислама. Мусульмане повторяли их, как девиз, вступая в бой с неприятелем. Звучали они в переводе с арабского языка так: «Страх ведет к бесчестию. Слава всегда впереди. Трусость никогда не спасет человека от его судьбы» (37).

С особым пиететом арабы Древней Аравии относились к кольчугам предков. Их бережно хранили, вывешивали на самых видных местах в жилищах, и обязательно надевали, как талисманы-обереги, «становясь на тропу войны». Касиды (поэтические произведения) о таких кольчугах и прославленных воинах, носивших их, представляют собой важную часть антологии древней арабской поэзии. Присутствуют в стихах поэтов времен джахилийи (язычества) и восторженные слова о кольчугах легендарного царя Дауда (Давида). Аравийцы чтят его и как отважного воина, и как славного потомка их общего праотца, Ибрахима (Авраама), и как мудрого владыку, оказавшего арабам Южной Аравии помощь в сооружении первых на «Острове арабов» водоводов, названных в его честь даудийами. Тексты древних храмовых надписей и «глиняных книг», прочитанных учеными, подтверждают, что иудеи-ирригаторы времен Давида, действительно, руководили работами по строительству водоводов в Хадрамауте.

Шейха кочевого племени в Аравии распознать в прошлом было довольно просто. Его выделяло копье, украшенное двумя- тремя пучками страусиных перьев. Такое копье, воткнутое в песок у одного из шатров на стоянке племени, означало, что здесь — «место племенной власти», жилище шейха. По существовавшему тогда обычаю, дважды в день, утром и вечером, там проходили маджалисы, то есть встречи старейшин семейно-родовых кланов. На них обсуждали и решали все злободневные вопросы, связанные с повседневной жизнью племени, рассматривали жалобы и «вершили суд».

Шейха, главу племени, выбирали из семей, «прославленных доблестью, богатством и щедростью». Шейх являлся «примирителем» и непререкаемым никем судьей племени. Споры решал по обычаям предков. Но всегда осмотрительно и осторожно. Ведь о каждом его вердикте тут же становилось известно всем семейно-родовым кланам. Шейху важно было, чтобы соплеменники говорили о нем как о человеке мудром и справедливом, так как слава такого судьи-предводителя не позволяла никому из числа его влиятельных завистников и недоброжелателей плести против него интриги и «сеять смуту».

Поведав читателю об отличительном знаке шейха на его копье (перьях страуса), уместным представляется проинформировать его и о том, что страусов в Аравии водилось когда-то, действительно, много. Но уже к началу 1917 г. популяция страусов на полуострове сократилась примерно на две трети, а в наши дни исчезла, можно сказать, и вовсе.

В прошлом должность шейха племени не считалась в Аравии наследственной, как в наши дни, хотя иногда и сохранялась за одной семьей на протяжении целого ряда поколений. Выбор шейха зависел от волеизъявления всех членов племени. Им становился, как правило, лучший из мужчин, отличавшийся доблестью и «крепким умом», заслуги которого перед племенем оспорить не мог никто. Прерогативами шейха являлись: ведение переговоров о мире и войне; командование воинами во время боевых действий; прием знатных чужеземцев и разбирательство ссор и раздоров между соплеменниками.

В чести у кочевников Аравии — щедрость. «Лучшая щедрость — быстрая щедрость», — говорят бедуины. И добавляют: «Проявляй щедрость делами, а не словами». Однажды, пишет в своем сочинении «Исламизм» П. Цветков, три человека, встретившись у Каабы, заспорили о том, кто из мекканцев — самый щедрый. Один из них настаивал на том, что таким является ’Абдалла, сын Джа’фара, дяди Пророка Мухаммада. Другой отдавал предпочтение Кайсу ибн Са’ду, а третий — ’Арабе из племени авситов. Спорили долго, доводы приводили разные, но сойтись во мнении так и не смогли. Тогда договорились, что каждый из них отправится к тому человеку, о котором он рассказывает, и обратиться к нему со словами о помощи. Затем, встретившись и обсудив их реакцию, и принять окончательное решение. Так и поступили.

Друг ’Абдаллы ибн Джа’фара пришел к нему, когда тот, собираясь в дорогу, садился на верблюда. Услышав, что друг нуждается в помощи, он вынул ногу из стремени, и предложил ему взять животное со всей навьюченной на него поклажей. Оставить попросил только меч, пристегнутый к седлу верблюда. Меч тот принадлежал, по его словам, ’Али, сыну Абу Талибу, двоюродному брату Пророка. Друг ’Абдаллы, поведавший эту историю двум другим спорщикам, отметил, что обнаружил в поклаже на верблюде несколько дорогих шелковых халатов и 4000 золотых монет. Обсудив происшедшее, спорщики заключили, что самую ценную вещь, находившуюся на верблюде, меч, ’Абдалла другу все же не отдал.

Второй из спорщиков, явился в дом Кайса, когда тот спал. Слуга, узнав, в чем дело, сказал, что будить хозяина не станет. Вместе с тем угостил гостя кофе и вручил ему кошелек с 7 000 золотых монет, подчеркнув, что это все, что есть в доме. Затем сопроводил его к другому слуге, заведовавшему в хозяйстве Кайса верблюдами, и условным знаком показал, чтобы тот дал гостю верблюда с рабом. Когда, проснувшись, Кайс выслушал рассказ слуги о происшедшем, то тотчас даровал ему свободу. Слегка, правда, упрекнув в том, что тот не разбудил его. И пояснил, что он дал бы гостю больше денег, достав их из заначки, о которой слуга ничего не знал.

Третий пришел к ’Арабе, когда этот, немолодой уже человек, совершенно слепой к тому же, опираясь на двух рабов, выходил из дома, чтобы отправиться в мечеть. Выслушав просьбу о помощи, он предложил другу своих рабов, единственно ценное, что у него было. Друг, конечно же, отказался. Тогда ’Араба заявил, что если тот не возьмет их, то он тотчас же отпустит невольников на свободу. Друг принял рабов, а ’Араба продолжил путь к мечети. Передвигался медленно, держась рукой за стены домов.

Встретившись в назначенный час у Каабы и поделившись историями, которые с ними приключились, все трое единодушно признали, что самым щедрым из всех названных ими лиц был, конечно же, ’Араба (38).

Жить среди легенд — это, по выражению П. Цветкова, — участь народов-старцев, таких, как арабы Аравии (39). Много легенд и преданий аравийцев связано со щедростью и отзывчивостью Пророка Мухаммада. Богатства, поступавшие к Посланнику Аллаха, вспоминали сподвижники, в виде дани и военной добычи, Он употреблял на дела веры, на помощь бедным и неимущим мусульманам, оставаясь, и довольно часто, без единой монеты. После смерти Мухаммада в Его доме не нашлось ни одного золотого динара, ни одного серебряного дирхама, ни одного раба или рабыни. Наследство Пророка составляли только верный седой мул Далдал, да оружие (40).

Свято чтут в Аравии обычай гостеприимства. В былые времена даже «кровник», то есть человек, проливший кровь кого- либо из рода хозяина шатра, к которому он приблизился, прикоснулся рукой, и произнес слова «Ана тахта дахлак!» («Я — под твоей защитой!»), сразу же подпадал под категорию гостя. И принимали его по всем правилам бедуинского гостеприимства, гласящего, что «гостю — последнюю овцу». Гостеприимство для бедуина — священный долг, а гость — священное лицо.

Человеку, который оказывался в становище бедуинов и подходил к любому из разбитых там шатров, тут же предлагали кувшин с молоком или с водой. И уже потом интересовались, кто он, и куда держит путь. Вечером того же дня его потчевали барашком и представляли соплеменникам.