Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре - Сенченко Игорь - Страница 13

В Мохе, помимо кофе, торговали также аравийскими благовониями из Хадрамаута, рабами из Африки, алоэ и камедью драконового дерева с острова Сокотра. Таможенные пошлины на все товары, ввозимые в Моху, составляли в конце XIX века 3 %, а на грузы, вывозимые через нее, — 7 %.

Еще один знатный город Йемена — Даммар. Он славился разведением лошадей чистой арабской породы и своим медресе, где «искусству чтения и толкования айатов Корана» ежегодно обучали более 500 юношей. Проживала там и довольно крупная коммуна торговцев-евреев (52).

Бейт-эль-Факих, куда обязательно наведывались все бывавшие в Йемене путешественники, долгое время являлся ключевым центром оптовых сделок с кофе. Заложил город и основал торговлю кофе в нем, как гласят легенды, широко почитаемый в «кофейных горах» Йемена мудрец Ахмад ибн Муса. Гробница его находится в красивой мечети, возведенной на месте захоронения мудреца, — на небольшой горе, расположенной вблизи города, где, по преданию, он «любил встречать рассветы и закаты».

В турецких владениях в Йемене, стране, известной своими школами, библиотеками и одной из древнейших на земле письменностей, рассказывал американский миссионер С. Цвемер, существовал при турках дикий для йеменцев закон, запрещавший ввозить книги. Столкнувшись с перипетиями, связанными с этим законом, С. Цвемер лично в целях их урегулирования обращался за помощью к самому губернатору Таиза. И даже тогда, когда разрешение на ввоз книг получил, мытарства его на этом не закончились. Дело в том, что таможенники не знали, какую пошлину им надлежит взимать. Ведь никаких разъяснений и предписаний на этот счет не последовало. После долгих раздумий выход, все же, нашли. В квитанции об уплате таможенной пошлины, выданной на руки С. Цвемеру, значилось, что оплата пошлины, в размере обязательных 7 % на все ввозимые в страну товары (на самом деле она составляла, как говорилось выше, только 3 %), произведена из расчета суммарного веса имевшегося при миссионере груза книг. За «200 килограммов еврейских книг (так арабы-таможенники черным по белому вывели в квитанции категорию груза) на общую сумму в 4000 пиастров, при ставке 20 пиастров за килограмм, взыскана пошлина в размере 288 пиастров». Таможенники, как видим, во избежание каких-либо недоразумений с фискальными органами, не только более чем в два раза увеличили размер пошлины, но и еще слегка при этом «ошиблись», в свою, конечно же, пользу. Владелец груза, Сэмюэл Цвемер, назван в квитанции, «евреем Исма’илом». Позже выяснилось, что такие умозаключения йеменцев основывались на том, что на ящике с книгами значилось, что прибыл он в свое время из Хеврона; имя же Сэмюэл у арабов — это Исма’ил.

Владения свои в Йемене, замечает С. Цвемер, турки-османы держали под неусыпным надзором. Свободно передвигаться по стране иностранцам не дозволяли. В города, расположенные внутри страны, пускали крайне неохотно. В Ибб, к примеру, пройти вообще не разрешили. Остановили прямо на въезде, у городских ворот, — дабы «не узрел чужестранец», как заявили С. Цвемеру стражники, оборонительных сооружений. Слугу его и вовсе арестовали, предъявив обвинения в том, что он, дескать, не только показал чужеземцу дорогу в Ибб, но и назвал населенные пункты, через которые они проезжали (53).

Хадрамаут: забытые страницы истории. Широко известные в Древнем мире земли Южной Аравии — это Хадрамаут, Эш-Шихр и Дуфар (Дофар). Великий арабский историк, географ и путешественник ал-Мас’уди (ок. 896–956) отмечал, что большинство королей Хадрамаута имели летние резиденции в Дофаре. Кстати, в числе предков ал-Мас’уди, сообщает Абу-л-Фида’, «был некто Мас’уд, сын которого сопровождал Пророка Мухаммада» во время Его хиджры (переселения) из Мекки в Медину в 622 году. Финикийцы, избравшие Хадрамаут своим форпостом в Южной Аравии, называли его Зеленым побережьем, а древнегреческий историк и географ Арриан (ок. 89 — ок. 175) — «вместилищем торговцев».

В Хадрамауте, в этом, по выражению негоциантов прошлого, «царстве благовоний», выращивали, кстати, и кофе. Урожай собирали в мае. Зерна сушили на солнце. Потом с помощью деревянных или каменных скалок очищали от скорлупы и продавали заезжим заморским купцам. Сами же жители Хадрамаута предпочитали пить кофе, доставленный из Мохи и Бейт-эль-Факиха, находя его более ароматным и освежающим. Помимо кофе, в Хадрамауте произрастали виноград, абрикосы и инжир.

Хадраматиты, которых сами арабы Южной Аравии до сих пор величают хадрами, — это потомки древних йеменцев, кахтанитов, «арабов чистых» или «арабов вторичных». Родоначальником их был Хадрама (библейский Дарама), один из 13 сыновей Кахтана (Иокта- на), внука Сима, сына Ноя.

Если у других коренных жителей Аравии, скажем, Хиджаза или Неджда, писал французский путешественник Луи дю Куре, глаза в основном темные, то у хадраматитов они — голубые. Если у первых шеи длинные, то у последних — короткие. Хадраматиты, по его словам, отличались «примерным трудолюбием и исключительной честностью», славились своими ремесленниками. Деньги расходовали экономно и разумно. Подзаработав, приобретали сначала оружие, потом — верблюда, затем обзаводились домом, и только после этого женились. Обязательно прикупали «клочок земли у дома, где разбивали сад». Хадраматиты, говорится в работах историков прошлого, — это «врожденные воины». Поэтому и правители княжеств Южной Аравии, и шейхи племен Хиджаза и Неджда охотно принимали их на военную службу — в отряды личной гвардии (54).

У всякого истинного араба Аравии, сказывал известный итальянский путешественник-предприниматель Карло Гуармани, посещавший Неджд в 1864 г., — наследственная страсть к лошадям. На чистокровного арабского жеребца он, не задумываясь, может потратить все свое состояние. Если расстояние до нужного для араба места не превышает и 10 метров, то и тогда он предпочтет не пройти его пешком, а преодолеть верхом. Неважно — на лошади или на ослике, главное — верхом. Прекрасно осознавая при этом, что если передвигаться, допустим, придется на ослике, то — хочешь не хочешь — ноги всю дорогу нужно будет держать поджатыми. Что, согласитесь, не совсем комфортно. В наши дни, к слову, картина — та же самая; только речь, конечно, идет уже об автомобиле. Так вот, хадраматиты, в отличие от любого другого коренного араба Аравии, любили ходить пешком.

Как любой аравиец, хадраматит питал пристрастие к оружию. Согласно обычаям предков, «украшая себя оружием», обязывался искусно владеть им. Поэтому постоянно, в течение всей жизни, оттачивал «мастерство обращения с мечом и кинжалом».

Будучи воинственным и хорошо обученным мастерству рукопашного боя, хадраматит обнажал оружие только в том случае, если подвергался нападению, и когда в земли его вторгался враг. В обожаемых арабами набегах (газу) на недружественные племена и торговые караваны не участвовал. Если же вступал в схватку, то дрался отчаянно. Отступить, «показать спину» противнику, ассоциировалось у хадраматитов с потерей чести. Поступить так, заявляли они, значит покрыть себя величайшим позором, а «позор — длиннее жизни», так гласит поговорка предков.

Жены хадраматитов, вспоминал французский офицер-путешественник Луи дю Куре, в соответствии с традицией, уходящей корнями в глубину веков, сопровождали мужей своих в военных походах. Во время сражений не только всячески подбадривали их, будь то выкриками, песнями или стихами, но и часто, с оружием в руках, мужественно сражались вместе с ними. Над теми, кто, случалось, перед противником пасовал, вел себя «не как мужчина», — насмехались, едко и громко. Более того, на шерстяные плащ-накидки таких «немужчин», как они их называли, женщины наносили хной «знаки женского презрения» (55). Убрать «постыдную метку» с плаща могла только поставившая его женщина. Поэтому воины, дабы поскорей освободиться от «женского клейма позора», буквально рвались в бой.

Хадраматита, по наблюдениям Луи дю Куре, отличали благородство и честность, скромность и простота в общении, а также душевное, искреннее гостеприимство, как бы богат или беден он ни был. Предсказателям судеб и гадалкам он верил мало. Уповал больше не на амулеты и обереги, а на собственные силы, знания и опыт. Вместе с тем, испытывал страх перед джиннами. Поэтому, отправляясь в «темноту неизвестности», то есть в путь, непременно взывал к джиннам с просьбой «не чинить ему в дороге препятствий». Передвигаясь по ночам, избегал тех мест, где, как он знал, «пролили кровь». Ибо, согласно чтимому им поверью предков, полагал, что именно там по ночам «пируют джинны, ратники Иблиса» (шайтана).