Усадьба с приданым (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 47

Госпожа Мельге радушно указала мужу на плетёного монстра, а сама лихо запрыгнула на перила, правда, немного перебрав с лихачеством и едва не свалившись на сиреневый куст.

– Мария, я тебя не узнаю, – процедил Павел, косо глянув на ни в чём не повинное кресло и остался стоять.

Наверное, правильно сделал. Итальянские брючата – льняные, естественно – вряд ли пережили бы близкое знакомство с мухловской мебелью.

– Странно, а вот ты совсем не изменился, – пожала плечами Маша, болтая ногами.

Врала Мария Архиповна, как по писаному, муж ей вдруг совсем посторонним человеком показался и такое её удивление взяло, хоть руками разводи: вот из-за этого она убивалась, жить не хотела? Ну, брючата, рубашечка, причёска салонная, нос аристократический. Кстати, ещё три года назад подправленный в Москве-столице весьма именитым хирургом. Тело, правильно и любовно обработанное в спортзале, спа-салоне и массажном кабинете. В общем, мечта, а не мужчина, век бы его такого лощённого и холёного не видеть.

Интересно, чтобы сказал Добренко, предложи ему Маша посетить спа-салон? Наверное, тоже, что и Павел, пригласи его в районную баню с самодельными вениками и пивком в пластиковых «сиськах». Так ведь, кажется, называется полуторалитровая тара? Надо будет у Кольки уточнить.

–… необходимо, чтобы ты вернулась.

Оказывается, пока Маша оценивала супруга новым, незамутнённым взглядом, он что-то говорил.

– Зачем, Паш? – проникновенно спросила Мария, по-прежнему болтая ногами. А муж дёрнулся, как будто его за зад ущипнули. Ну ещё бы! В приличном обществе никакие Паши-Мани недопустимы, там водятся исключительно Павлы и Марии. Только вот как быть с Никки? Или это на старый, так сказать, манир? Помниться, Николая Александровича, который из дома Романовых, родные звали Ники. – Слушай, я чего-то подзабыла, ты у нас откуда родом?

Супруг глянул на неё с такой ненавистью, что умей он взглядом убивать, остались бы от Маши кучка пепла да вонючий дымок. Оно и понятно, на свет Великолепный Павел появился в местечке с дивным названием Похмелкино, что располагалось непосредственно за не менее дивным Рюмкиным.

Нормальная же среднерусская топонимика, но муж на неё реагировал почему-то крайне нервно.

– Ты не слышишь, что я тебе говорю, – раздражённо бросил Павел и попытался нахмуриться, вот только это у него почти не получилось. Ботокс, что ли, уколол? Мама дорогая, вот что значит настоящий метросексуал! – Впрочем, как обычно.

– Ну, я бы сказала, что ситуация обратная – это ты меня не слышишь. Впрочем, как обычно. Я спросила, зачем тебе нужно, чтобы я вернулась?

– Глупый вопрос, – муж принялся раскачиваться с носка на пятку, сунув руки в карманы брюк и, видимо, позабыв, что так делать тоже неприлично. Впрочем, вполне возможно, он всё прекрасно помнил и осознавал. Например, как мужественно выглядит в этой позе – хоть сейчас на обложку. – У нас семья.

– У нас, это у меня, тебя и Никки? – уточнила Маша.

– Перестань! Я тебе уже говорил и не раз, это ничего не значит. Не имеет значения, пойми ты, наконец.

– А что имеет значение?

– Например то, что по твоей милости мы едва не завалили контракт с немцами. А на этой неделе, если ты, конечно, помнишь, приезжают канадцы, а ничего ещё не готово. И Михайлёв…

– Стоп, стоп, стоп, – Мария выставила руки, словно защищаясь. – Паш, давай уже вплотную займёмся точками, ладно? Кто у нас владелец фирмы? Ты. Я лишь управляющий. Имеет право управляющий уволиться по собственному желанию? Имеет. И какое ему после этого будет дело до канадцев и Михайлёва? Никакого. Хотя, если хочешь, конечно, можешь заставить меня отработать две недели или сколько там по закону полагается. Кстати, начал ты не с фирмы, а с семьи. Может, продолжишь? Вдруг лучше получится?

– Наш заработок – это тоже вопрос семейный, Мария, – отрезал супруг, в своих позициях ни на йоту не потеснённый.

Ну а Маша затосковала, да так свирепо, аж зубы заныли. Бесполезно, всё бесполезно. А, главное, бессмысленно. Только ведь по собственной воле он не уедет. И что прикажете делать? На помощь звать?

***

Зуболомательная тоска, навалившаяся ватным одеялом обречённость, а, главное, вопрос: «Как она умудрилась так вляпаться? Ну вот как так-то?» – не давали сосредоточиться. Очень хотелось устроить что-нибудь бестолковое, но эффектное, например, начать орать и желательно матом. Или швырнуть кресло в стену, а лучше в Павла. Или расцарапать его гладковыбритую физиономию.

Маша вцепилась в перекладину перил с такой силой, что ногти заныли.

– Давай так, Павел, – предложила, рассматривая пол. – Мы разводимся. Это решение окончательное и обсуждению не подлежит.

– Перестань дурить, малыш, – супруг неожиданно перешёл на воркующий тон, которого госпожа Мельге от него лет пять не слышала. – Ну хочешь, я извинюсь? Правда, прости меня. В конце концов, все имеют право на ошибку, а я ошибся. Давай съездим в Испанию, как хотели, а там…

– Разведёмся, – процедила Маша. – Но в России это сделать будет всё-таки проще.

Доски веранды были старыми, рассохшимися, со здоровенными щелями, забитыми песком, хотя Оксана с Аллой драили их очень тщательно. Надо будет веранду перекрыть. Или дерево как-нибудь можно восстановить? Жалко менять старые на новые.

– Это действительно твоё окончательное решение? – Откровенно говоря, интонациями Павел владел в совершенстве, вот сейчас он моментально перестал курлыкать, перейдя на отстранённо холодноватый тон. – Хорошо, тогда поговорим, как деловые люди. – Муж таки рискнул своими брюками и уселся в кресло, картинно, по-ковбойски, закинув ногу на колено. – Но я всё же дам ещё один шанс. Ты хорошо подумала, со всеми подругами посоветовалась? Вы уже решили, кому ты нужна такая?

– «Такая» – это какая? – невесть зачем уточнила Маша.

– Желаешь конкретики? Изволь. «Такая» – это неухоженная корова не первой свежести.

Обида, жгучая, как крапива, стегнула, оставив зудящий след. А вот с чего бы? Он и раньше себе подобное позволял, правда, в другом ключе: «тёлочка ты моя», «пончик с кремом», иногда ласковое «свинюшка» – вот какими эпитетами пользовался и оба принимали это за нежность. Видимо, разговор и впрямь пошёл откровенный.

«Мань, ты набитая дура, – послышалось так отчётливо, будто Добренко за плечом стоял, Мельге даже обернуться захотелось. – Если скажу «круглая» или «полная», то ты опять себе что-нибудь придумаешь».

А ещё вспомнилось, как Саша объяснялся в своём… вожделении. Хорошее слово «вожделение», красивое.

Мария Архиповна усмехнулась.

– Я сказал что-то смешное? – от ледяного тона Павла все комары бы передохли, конечно, будь на веранде комары.

– Да, но ты шутки не поймёшь, – Маша выпрямилась, сообразив, что сидит сгорбившись, втянув голову в плечи. – У меня второе рацпредложение, моё пристройство в хорошие руки абсолютно не твоё дело. Лучше реши, как имущество делить будем? Я готова взять деньгами. Только сцену с твоим удивлением, вопросами: «Какое имущество?» и воплями, будто я ни на что претендовать не могу, пропустим, ладно?

– Тебе не кажется, что это мелочно?

Павел брезгливо стряхнул с безупречной брючины пушинку.

– Не кажется. Не такой уж мелкой сумма выходит.

– Сейчас у меня денег нет. Если ты подождёшь…

– Продай квартиру, – посоветовала Мария равнодушно, наблюдая за собой словно со стороны.

Это вот сейчас она правда про квартиру говорит? Про её собственную квартиру, гнёздышко своё, в которое вложено столько нервов, времени и денег? Где всё устроено именно так, как ей нравится? Дичь какая!

А веранду всё-таки стоит попытаться восстановить, а не отстраивать заново.

– И где мне жить прикажешь? – подал голос Павел.

– Тогда продай участок за городом.

– Сейчас? Когда там уже фундамент заложен? Не говори ерунды. Кроме того, Никки хочет жить в собственном доме. Ты представить себе не можешь, сколько сил она вкладывает в строительство. – Это вот, которая вроде «ошибка» и «случайность», тоже гнездо вьёт, получается? Интересно, третью дуру Павел себе найдёт? И что та обустраивать станет? Замок? – Но пока всё не закончится, нам надо где-то жить, поэтому сейчас о продаже квартиры речь не идёт.