Тоннель призраков - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 20

– Надеюсь, она в состоянии говорить, – пробормотал Дронго, направляясь к убитой горем женщине. Рядом с ней по-прежнему находилась Лена Анохина.

– Ей нельзя нервничать, – предупредила она, взглянув на Дронго.

– Я знаю, – кивнул он, усаживаясь рядом. – У меня только два вопроса.

– Как он себя чувствует? – спросила Юлия Соломоновна. – Он еще жив?

Ей все еще казалось, что муж тяжело ранен. Дронго и Лена переглянулись.

– Да, – сказал он, тяжело вздыхая, – пока жив. Врачи сейчас его оперируют.

– Слава богу. – Юлия Соломоновна закрыла глаза. – Слава богу, что все так закончилось.

– Извините меня, – произнес Дронго. – Вы не помните, кто-нибудь угрожал вам или вашему мужу?

– Нет, – открыла она глаза. – Не знаю, – произнесла она, немного подумав. – У Саши было много недоброжелателей, но я не знаю, кто его так ненавидел.

– Он хотел продать еврооблигации? Для этого он отправился в Лондон?

– Да. Они договорились с Беляевым об этой сделке. Нужно было подтвердить законность сделки независимой аудиторской проверкой. У него были такие обширные планы... – Она тихонько заплакала.

Лена взглянула на Дронго.

– Уходите, – попросила она. – Пересядьте на другое место. Вы же видите, что она ничего не может вам сказать. Она в таком состоянии...

– Извините. – Дронго снова пересел к полковнику.

– Ничего, – сказал он. – Ничего конкретного. Она сейчас не в том состоянии, чтобы здраво рассуждать.

Поезд огибал город, чтобы въехать в Лондон с юго-запада. Пассажиры, уставшие от напряжения и переживаний последних часов, молча сидели в своих креслах. Через пятнадцать минут поезд остановился на вокзале имени королевы Виктории. Сандра предупредила всех пассажиров злополучной группы, чтобы они оставались на своих местах и не покидали вагон без специального разрешения прибывшего полицейского комиссара.

– Представляю, что этот Мересс способен ему наговорить, – со злостью пробормотал Кунин.

Через двадцать минут они увидели, как два тела, накрытые простынями, выносят из соседнего вагона. Еще минут через двадцать их паспорта проверили суровые пограничники. Затем им пришлось ждать довольно долго, почти час, пока наконец в салоне вагона не появился Мересс, любезно пропустивший впереди себя пожилого мужчину невысокого роста. На вид комиссару полиции было лет пятьдесят. Он, нахмурившись, оглядел группу.

– Кто-нибудь говорит по-английски? – спросил он.

– Как ваша фамилия? – спросил Кунин на хорошем английском.

– Извините, – чуть смутился комиссар, – моя фамилия Бушер. Комиссар Алан Бушер. Я бы хотел поговорить с руководителем группы.

– Это я, – сказал Кунин. – Андрей Кунин, – представился он. – Но прежде прошу объяснить, до каких пор наши граждане будут находиться в вагоне на положении заключенных.

– Заключенных? Нет-нет, господа, – поспешно возразил комиссар, – ни в коем случае. Мы просто проводим проверку. Вы должны нас понять. Два убийства во время короткого рейса – это слишком, даже если речь идет о Евротоннеле.

– Мы переживаем не меньше вашего. У нас в салоне супруга покойного банкира. Она в очень плохом состоянии и нуждается в срочной медицинской помощи.

– Разумеется, – согласился комиссар. – Врачи уже ждут ее, чтобы отвезти в больницу. Прежде чем мы отпустим всех вас, я бы хотел поговорить с пассажирами. С теми, кто знает английский язык, мы поговорим немедленно. Кто не знает, придется немного подождать, скоро должен подъехать переводчик.

– У нас есть свой переводчик, – вмешался Мересс, – Сандра знает их язык.

Комиссар с неприязнью взглянул на бригадира. Очевидно, он относился к той категории англичан, которые не любят представителей континентальной Европы и рассматривают их в качестве неизбежного зла – как своеобразную плату за Евротоннель.

– Обойдемся без вас, – заявил он. – Сейчас должен приехать представитель российского посольства.

– Как вам будет угодно, – оскорбился в свою очередь и Мересс, поспешивший выйти из салона.

Несколько минут спустя прибыли представители российского посольства. А через полчаса комиссар Бушер в здании вокзала начал свой допрос. Каждого из пассажиров он допрашивал в течение тридцати-сорока минут, словно пытаясь поймать их на мелких неточностях и ошибках. Нужно отдать должное англичанину: он оказался настоящим джентльменом. Сначала увезли в больницу Юлию Соломоновну, а в первую очередь Бушер допросил женщин, чтобы разрешить им уехать в отель, где их ждали заказанные номера.

Затем наступила очередь мужчин. Первым допросили журналиста Кравалиса. Очевидно, он не вызывал особых подозрений у комиссара, так как его отпустили довольно быстро. Затем допросили полковника Родионова. Он, видимо, показался комиссару самым подозрительным лицом среди остальных пассажиров, и на его допрос Бушер потратил сорок пять минут. Беляев отделался двадцатиминутным допросом. С Нелюбовым комиссар говорил еще меньше, очевидно, сказалось однообразие ответов допрашиваемого, когда он отвечал в основном «да» или «нет». С Деркачом комиссар говорил полчаса. Предпоследним он вызвал Дронго, так как последним оставался Кунин, который должен был присутствовать и на всех допросах вместе с представителями посольства.

– Вы знаете английский? – спросил комиссар. – Или вам нужен переводчик?

– Я немного говорю, – ответил Дронго. – И постараюсь понять вас без переводчика.

– Мне сообщили, что вы эксперт по расследованиям особо опасных преступлений, – сухо проговорил комиссар. – Следовательно, я должен сделать вывод: вы или тот, кто предложил вам отправиться в это опасное путешествие, предполагали, что оно завершится столь трагически. Иначе зачем эксперту по убийствам пересекать тоннель в составе столь... колоритной группы?

– Вас неправильно информировали, – усмехнулся Дронго. – Я расследую не только убийства. Я эксперт-аналитик и пытаюсь давать аналитические материалы по состоянию той или иной компании. Сейчас, когда в России кризис, мои друзья попросили меня отправиться в эту поездку и дать объективную характеристику психоэмоциональных качеств банкиров, с которыми они собирались иметь дело.

– С одним из них они уже точно не будут иметь дело, – сухо заметил комиссар. – На другого, судя по всему, тоже покушались, но, к счастью для него, ошиблись. Вам не кажется, что я могу заподозрить вас в первую очередь? Ведь вы попали в группу накануне поездки – и в группе сразу произошло два убийства.

– Не кажется, – улыбнулся Дронго. – Дело в том, что в тот момент, когда погас свет, я сидел рядом с Анохиной, которая пересела ко мне. Так что я не мог выйти в проход, не потревожив женщину.

– Согласен, – кивнул комиссар. – Но во втором случае, после того как девушка подала вам чай, произошло убийство телохранителя Беляева. Вы были последним человеком, рядом с которым остановилась девушка со своей тележкой.

– Возможно, – согласился Дронго. – Но если я не убивал Горшмана, то зачем мне пытаться убить Беляева? Я уже не говорю о несчастном парне, который так трагически погиб.

– Он не такой уж несчастный, – сказал комиссар, внимательно наблюдая за реакцией собеседника. – Вы знаете, что в морге, куда мы его отправили, наша бригада экспертов обнаружила у него пистолет?

– Я видел этот пистолет, – сообщил Дронго. – Но он был зарегистрирован по всей форме, и из него не стреляли довольно давно.

– Вы меня не поняли, – сказал комиссар с неприятной улыбкой. – У погибшего обнаружили два пистолета. Один зарегистрированный, а второй – тот самый, из которого был убит банкир Горшман. Мы даже нашли глушитель. Что вы на это скажете?

– Глушитель? – заинтересовался Дронго. – Это меняет дело. Вам не кажется, комиссар, что это действительно меняет дело?

– Мне кажется, что ему могли подбросить этот пистолет, чтобы запутать следствие, – сказал комиссар. – Кто-то продумал все эти преступления. Продумал до мельчайших деталей. Случайно убив Борисова вместо Беляева, убийца решил подбросить погибшему свой пистолет, чтобы свалить на него вину. Возможно, он хотел, чтобы мы приняли Борисова за самоубийцу, который покончил с собой, испытывая угрызения совести из-за убийства Горшмана. Но я в такие игры не верю. Убийца – очень расчетливый человек, и я собираюсь доказать, что в вашей группе есть такой убийца.