Прямой наследник (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 3

Оставил Скалу на конюхов, с Волком и рындами через две ступеньки поднялся в набережный терем, скинул овчинный тулуп на руки служке и быстрым шагом прошел в свой покой, куда уже подтащили с кухни лохань с теплой водой. Привычку мою обтираться после каждой скачки тут не осуждали, считали за безобидное чудачество. Так что в Большую набережную палату, служившую тут и тронным залом, и залом заседаний, я вошел чистый и довольный собой.

И понеслось. Вот, говорят, у Людовика XIV был трындец какой сложный церемониал — кто рубашку подает, кто портки, кто бантик завязывает и упаси бог перепутать, за место повыше и право подавать не левый чулок, а камзол шли нешуточные интриги. Вот и у нас ровно то же самое, одно счастье — пробуждение короля ежедневно, а свадьба один раз.

Нет бы помозговать, где железо взять, как промыслы развить, как людишек грамоте учить, шалишь. Вятшие вопросы — кто в Большом месте сидеть будет? Братьев у меня нет, все померли, а кого попало не посадишь. Кто тысяцким будет? Простому боярину не доверишь, сложному — возгордится. Дружки жениха и невесты, свахи, кто у изголовий стоять будет, кто у постели, кто свечи великого князя и княгини понесет, кто фонари над ними, кто караваи...

Это вам не забежал в ЗАГС, черкнул в книге, да в ресторан с тамадой. Тут государственное дело!

Ничего, управились всего за два дня.

Только в кулуарах боярин Патрикеев меня, что называется, за пуговицу взял. Негоже, говорит, князю самому белы ручки утруждать и смердов метелить. По уму надо было боярину сказать, а уж он бы сам наказал.

— А коли твой холоп Москву спалит, город тоже сам отстроишь?

Вздрогнул боярин.

Венчали нас в Успенском соборе. Даже тот, что я помнил, не сильно велик был, а уж нынешний, возведенный еще сто лет назад при Иване Калите, вообще для таких мероприятий мал — половина гостей на улице переминалась, слушая происходящее в церкви.

Внутри же душно, накурено ладаном, свечи еще горят, а процедура долгая.

— Обручается раб божий Василий рабе божьей Марье...

Ектенья, молитвы, пение хора, потом еще раз, и еще... как девчонка не сомлела — удивительно. Тренированная, видать.

Но все когда-нибудь кончается, вышли и мы на морозную паперть, под щедро бросаемое на нас и под ноги зерно.

Все, из протокольных мероприятий только свадебный пир остался, там легче, там сидеть буду. Для пиров имеется широченная рубленная повалуша[iii], прямо у склона к берегу Москвы-реки, там уже накрыты столы. И снова — в смысле золотой посуды никакого тебе «Иван Васильевича меняет профессию», не говоря уж про послепетровские времена. На все столы единственное серебряное блюдо, на нем подали запеченного лебедя. Гостей, у кого серебряные кубки, по пальцам пересчитать можно, да и то, могли с собой притащить, повеличаться перед прочими. А так подносы все больше деревянные, а миски да тарелки глиняные, разве что ордынские, поливные, в глазури...

— Не боись, Машка, нам бы до ночи досидеть, а там отоспимся, — шепнул я жене-малолетке, от всего пребывающей в полной прострации.

Она только глазами хлопнула. Блин, ну чистая педофилия же...

За столами пили и гуляли, хлебали меды и фряжские вина, потихоньку расслабляясь от официальщины, уже и голоса возвышать стали.

А, вон кузены сидят, сыновья моего супротивника дядьки Юрия — тезка мой Василий Юрич да брат его Дмитрий Юрич, Шемякой кличут. Одеты, как водится, в лучшее, надо же Москву поразить. Пояс на Ваське золотой, все глазеют — ни у кого такого нет. Есть парочка похожих, но попроще, попроще, сильно уступают, большинство-то вообще кушаками подпоясано. А Васька специально кафтан распахивает, чтобы виднее было, гордится напоказ. Вызывающе роскошная вещь.

— Сдается мне, то пояс Дмитрия Ивановича... — раздался слева скрипучий голос Захария Кошкина.

— Как так? — немедля влез с вопросом Добрынский.

— А его Вельяминов у князь-Дмитрия скрал на свадьбе. Подменил, а этот по женитьбе Всеволожу в приданое отдал.

Тут уж встрепенулась маман — отъезда к Юрию она Всеволжу не простила, хотя чего вскидываться? Когда там Донской женился, я точно не помню, но до Куликовой битвы, зуб даю. Значит, не менее пятидесяти пяти лет тому назад. И Захарий, который тогда еще не родился, помнит про пояс и знает, как он выглядел? Да ладно! Ну жжет перец! Не иначе, решил подляну Всеволожу устроить...

Юрьевичи тем временем решили поздравить нас, так сказать, лично. Тезка мой вскочил и с кубком в руке двинулся к нам, за нем пошел Дмитрий.

Э, куда???

Маман сорвалась им навстречу. Блин, с ее-то вздорным характером сейчас сто пудов скандал устроит. Я поискал глазами бояр из тех, кто мог бы вернуть маман на место, но все произошло слишком быстро.

Твою мать! И мою тоже!

Никто даже крякнуть не успел — маман откинула полы кафтана Василия и сорвала пояс!!!

— То князя Дмитрия Ивановича пояс! — возгласила на всю повалушу.

Что же ты творишь, маман, только-только замирились!

Василий от такого опешил, а потом выхватил кинжал, Димка аж на брате повис — тот без малого маман не ударил.

Все повскакивали, кинулись разнимать, ор, крик — бывший с Юрьевичами громадный мужик уволок кузенов в сени, раскидывая всех, кто попался ему на пути.

Ять, сейчас еще зарубят и тогда Юрий вообще Москву сожжет... Я вскочил и, не обращая внимания на заголосивший свадебный чин, кинулся следом, но догнал кузенов только снаружи. — они стояли, загородившись щитами своей свиты и ощетинившись клинками, а вокруг прибывало и прибывало московских оружных... Вот только такой драки на свадьбе и не хватало!

— Троих гридней насмерть в сенях, — шепнул сзади Волк.

— Стоять!!! — заорал я своим. — Пусть уходят!

И они ушли.

Но, чую, будет теперь драка без свадьбы, да такая, что чертям тошно. Мать мою, все планы коту под хвост...

[i] Лазарь Серб — сербский православный монах родом из Призрена, часовщик и инженер. На Русь прибыл из Авонских монастырей, в 1404 году собрал и установил первые часы в Московском Кремле.

[ii] На золотых цепях с драгоценными камнями

[iii] помещение для пиров и приема гостей, высокая и широкая рубленая башня на подклете

Глава 2 — Село Кукшинское и его обитатели

И ведь началось все тоже со свадьбы, причем с дракой, все, как от предков завещано.

Правда, не хотел я тогда ехать, не-хо-тел.

Ну сами подумайте — дел по горло, с этими чертовыми санкциями весь банк вверх дном, нормальные каналы не работают, запасные через раз отказывают, новые еще не отлажены. Ну и очередные предписания с инструкциями потоком из Центробанка, куда же без регулятора, ити его... Сидят там, радетели, ять, о государственной пользе. Прямо спать не могут, все придумывает, как бы чего отрегулировать, а на деле... Только вкалывают такие, как я, и отвечают если что, тоже такие как я, а им остается тяжелейшая часть работы — стричь купоны.

Еще год назад бросил бы все на замов да улетел на Майорку, там дом, там яхточка, денька три в море — и как новый. А вот хрен тебе, Вася, не улетишь, импортозамещай родной деревней.

И что я в ней забыл, кого не видел? Ну традиция, да. Ну родня, кто остался — старшее поколение почти все ушло, так что больше дядьки-тетки, чем деды-бабки. Когда родители меня каждое лето туда отправляли, пока в институт не поступил, тут понятно — экономили, наверх пробивались. А сейчас-то чего? Здрасьте-здрасьте, как ты, Васенька, высоко взлетел, Нюрочку помнишь, трое внуков уже и все такое прочее.

И отказаться никак не мог, потому как немедля по всему району слух пойдет, что зазнался наш Вася, к родне на свадьбу западло приехать. И кирдык моим негласным планам от родных осин в Госдуму избраться, и обрести полезную в нашем деле неприкосновенность.