Цветок яблони (СИ) - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 53

— Ты уничтожил его планы.

— Тем, что встретился у вас на пути? — Улыбка. — Тэо не стал пустым, и у человечества этой эпохи есть асторэ. Ты — не слабый некромант, подверженный капризам смерти. В Бланке пробудились способности. Впрочем, здесь моей заслуги нет. Да. Вэйрэн рассчитывал на совершенно иное. Но у него все же получилось слишком многое. Когда статуэтка оказалась среди людей слабой воли, попала к контрабандистам, она потащила их в Аркус — и вы пошли следом. А после ты зачерпнула столько силы, что должна была... как там говорит наша милая ворчливая сиора? «Чокнуться». Чтобы расколоть мир, привести его к хаосу, и сопротивление юга в этой войне закончилось бы. Но у тебя появился браслет. И та сила, которая прошла через твой дар, не причинила вреда.

— И тогда сработало другое. Кар и Облако. Все это было сделано ради воскрешения Нейси. Весь мой долгий путь.

— Но ты опять не разорвала мир.

— Я уничтожила целый город!

Он вздохнул:

— Понимаю, чего ты боишься.

— После Битвы на бледных равнинах Даула у Вэйрэна было много времени и, полагаю, возможностей подготовить разные варианты, чтобы прийти к своей цели. И если не получилось пока, получится позже.

— Послушай меня, Шерон из Нимада. Что бы он ни делал, у него не выйдет, — серьезно ответил ей Мильвио. — Да. Ты величайшая тзамас нынешней эпохи. И, полагаю, через какое-то количество лет те, кто сражались с нами у Мокрого Камня, по опыту будут проигрывать тебе. По силе уже проигрывают. Но при всем том ты указывающая из Нимада. Человек, воспитанный добрыми людьми. Та, кто защищает. Это твоя суть. Ты не поддашься на то, что ломает других: власти или желанию быть самой сильной, жажде множить смерти. В тебе стальной стержень, который неспособен согнуть даже Вэйрэн, какие бы козни он ни строил.

— Этого достаточно?

— Более чем. А еще у тебя есть друзья. И среди них твой скромный слуга в том числе. — Он галантно, насколько это вообще было возможно в лодке, поклонился. Задумался на мгновение. — Знаешь... Я понял, что никогда не говорил об этом. Сейчас вполне подходящее время и место. Впереди нас ждет буря, и такой возможности может уже не представиться.

— Не говорил что? — не поняла девушка.

— Что люблю тебя.

Герцог Анселмо де Бенигно вернулся до рассвета и сразу послал за ними.

Расположившись в одиночестве, без советников и охраны, на кухне, при свечах, возле растопленного, несмотря на теплую ночь, очага, за дубовым столом, потемневшим от времени, владетель устало вытянул ноги. Он был с дороги, с седла, в грязной, пропахшей одежде и с осунувшимся небритым лицом. Шерон показалось, что отражения свечей в его глазах — маленькие злые оранжевые точки — придают правителю вид угрожающий.

Он небрежно отмахнулся от их поклонов и указал на два табурета.

Герцог кинжалом отрезал от большого квадратного румяного пирога с рыбой и шпинатом два внушительных куска, положил на пустые тарелки. Подвинул их гостям. Вино из глиняного кувшина с широким горлышком перелилось в три глиняные кружки. Владетель поднял свою первым:

— Здесь нет трубачей, сиора. И служанок, мечущих лепестки цветов. Полагаю, по сравнению с моим добрым братом, Азимом Эш-Тали, я совершенно дикий человек. Могу предложить лишь еду и вино. Ну, и титул. Не помню, что там написали в бумагах секретари, завтра посмотрите. Но вас не обидели ни положением, ни землей.

— Ваша светлость... — Она была ошеломлена. Хотя бы потому, что никогда не думала о подобном. Да и не нуждалась, чего уж скрывать.

— Просто выпей со мной. Лучшая благодарность.

Они все трое отсалютовали друг другу. Мильвио улыбался.

— Я привык платить за помощь и за верность. — Герцог принялся за пирог, отправил кусочек в рот, довольно зажмурился. Прожевал. — Со времени порядком испорченного циркового представления у меня не было возможности отплатить за твою помощь в ту ночь. К тому же я уже наслышан о твоей битве с мэлгами. Это достойно целой картины. Обязательно закажу её для своего обеденного зала, если мы все переживем войну. Мильвио. Я получил твое сообщение и знаю, что Риона теперь безопасна. Хоть и опустошена.

— Да, ваша светлость.

— Тебя награждать не стану, ибо помню всю бесполезность моих попыток. Я пока не переварил твоего прошлого отказа и не хочу быть оскорбленным вновь.

В его словах слышалась шутливость. Хотя глаза, отражавшие свечи, не улыбались.

— Я опечален, что расстроил вашу светлость.

— Награждать не стану, — повторил герцог. — Накажу. Кар потерян для меня. Проклятый сукин сын умудрился преставиться, когда пришли шаутты. Мне сейчас не хватает его советов. Он не любил тебя, но был честен и признавал твой разум, опыт, знания. Говорил, что ты равен ему в суждениях.

— Лестно слышать, ваша светлость.

— Будешь давать мне советы вместо него.

Мильвио чуть склонил голову, соглашаясь.

— Это мне в тебе нравится, — одобрил Анселмо и снова выпил. — Принимаешь просто и как должное.

— Я знаю о решении по поводу Лентра, ваша светлость, — сказала Шерон.

— Выбора нет. Лучше драться вместе с соседом, чем по отдельности, даже потеряв построенный для алагорцев флот и лишившись их поддержки. В противном случае надо бежать через... море. Если я убегу сейчас, до попытки сразиться, то любой «добрый брат или сестра» из соседней страны назовет меня трусом. Я буду герцогом без герцогства. Всегда в роли просителя и всегда презираем.

— Я могла бы помочь, ваша светлость. — Шерон решила, что пришло подходящее время. — Помочь вам с армией.

Город купался в летнем благодушном дне, словно мальчишка в прохладной реке в жаркий полдень. Неспешно, радостно, с бесконечным удовольствием.

Прекрасный город. Красивый. Вернувший цвета, казалось потерянные навсегда. Его многочисленные башни, всего лишь неделю назад призрачные, вновь обрели стремительность, ясность и четкость на фоне безоблачного неба, которое портили лишь сотни черных точек — птицы.

Воронье.

Падальщики.

Они пировали уже не один день, найдя в Рионе щедрое подношение, которого больше не касалась защита той стороны.

Ветер, дувший из распахнутых ворот, ласковый и нежный, точно котенок, смердел мертвечиной. Тела тысяч погибших напоминали о себе.

Не давали забыть.

Прежде чем войти в ворота, Шерон сказала Мильвио:

— Я хочу обратиться к ним.

— Они поймут?

— Раньше — нет. Теперь... меня выслушают. Они идут за мной. Пока идут, хотя я этого не просила. И не желала. Так случилось, и теперь часть ответственности на мне.

С ней не было Лавиани. А Мильвио и Тэо не стали задавать вопрос, который задала бы сойка: как поступит Шерон, если хоть кто-то окажется не согласен или тем паче обнажит оружие?

Через пять минут все гвардейцы, неполная рота, пока шестьдесят восемь человек, в несколько рядов окружили ее, внимательно слушая.

— Я войду туда, сиоры, как приказал герцог. — Она смотрела на их лица. — И сделаю вещи, неприятные для живых. Я дала слово вашему лейтенанту, что моя сила не коснется вас, если Шестеро решат судьбу кого-то из солдат. Не стану поднимать, управлять, приказывать, использовать. Сдержала ли я слово?

— Да, госпожа, — за всех ответил сержант Мешок, стоявший в первом ряду.

Она говорила тихо, не повышая голоса, но её четкие слова слышал каждый:

— Там, за стеной вашей столицы, лежат ваши соотечественники. Возможно, семьи. И уж точно те, кого вы знали. Их пожирает воронье, крысы, собаки. Я слышу каждого из тех, кто умер. Тысячи шепотов сливаются в шум, в рокот штормового моря. Враг, что идет к Лентру, владетель Горного герцогства, бросивший вызов миропорядку, призывающий отринуть Шестерых и использующий шауттов, сделал это с Рионой. И Треттини с Ириастой не смогут ему противостоять. Нас недостаточно много. Поэтому требуется помощь. Армия. И я прошу прощения у каждого из вас за то, что собираюсь сделать. Мне это не нравится, но иного выбора ни я, ни ваш герцог не видим.