XVII. Наваррец (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович - Страница 29

Королева пошатнулась и лишь волей характера устояла на ногах. Весь ее план рушился прямо на глазах. И все же она нашла в себе силы ответить:

— Непременно, сын мой. Пусть этот человек скажет свое слово.

Людовик дважды громко хлопнул в ладоши.

И тут же в дальнем конце комнаты открылась небольшая дверь, и, чуть пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о притолоку, внутрь вошел кардинал Ришелье.

Он, медленно ступая, подошел к креслу, в котором сидел Людовик, и поклонился сначала ему, а затем и Медичи.

— Вот, Ваше Высокопреосвященство, моя мать желает знать, что вы можете сказать об этих бумагах?

Ришелье даже не взглянул в сторону портфеля, а лишь грустно улыбнулся.

— Ваше Величество, вы видите, все происходит именно так, как я вам и говорил.

— Неужели они рискнули? — оживился король.

— Как мы и предполагали. Де Марийяк собрал верных ему людей, и теперь они движутся к Лувру!

— Но вы же предприняли меры?

— Разумеется. Большая часть заговорщиков уже арестована и ожидает своей участи в Бастилии. Де Марийяка и его брата мы схватим с минуты на минуту.

— Неужели, он метил на трон? Кажется, его род не слишком-то знатен.

— Нет, он метил на мое место. Трон же в случае удачи достался бы Гастону, но под чутким руководством Ее Величества.

— А, братец! Он тоже замешен?

— В последний момент он передумал, и после утренней мессы в Нотр-Даме отправился в свою загородную резиденцию.

— Хитрец! — искренне восхитился Людовик. — Опять выкрутился! У него всегда имелось особое чутье на неприятности, и оно вновь его не подвело. Ну да бог с ним. Кто еще вам попался?

— Остальные не заслуживают вашего внимания. Барон де Пьемон, например. Храбрец, отличился при осаде Ла-Рошели, но оказался слишком предан вашему брату, за что и пострадал. Он арестован.

— Не помню этого имени.

— Зато вы наверняка помните герцогиню де Шеврез?

— Она в Париже?

— Было, но бежала час назад. К сожалению, ее схватить мы не успели.

— Жаль, — расстроился было король, — впрочем, плевать! Нам и без нее есть, кого вешать! Скажите, а что было бы со мной в случае, если бы все пошло по их плану?

— Вас схватили бы и посадили под арест. Потом, вероятно, отравили бы или навсегда заточили бы в одном из монастырей, либо в Бастилии. Но второе менее вероятно. Из монастыря всегда можно бежать, как и из тюрьмы, сколь бы крепкими не были стены. Так что быстрая смерть — лучший выход…

Мария Медичи слушала этот диалог со смертельно-бледным лицом. Она даже не пыталась вставить свое слово, привести аргументы, попытаться убедить в чем-то Людовика. Понятно было, что все бесполезно.

— Матушка, — неожиданно ласковым тоном обратился к ней король, — вам есть, что мне сказать?

Королева ответила негромко, но и король, и кардинал, и даже я услышали ее:

— Предатель де Брас, будь он проклят!..

Надо же, и про меня вспомнили, да еще в такой важный момент. Теперь мне до конца жизни придется держать ухо востро. Такие женщины, как Медичи, не прощают. Если она уцелеет сегодня, то сделает все, чтобы отомстить мне, каким бы мелкой сошкой с ее точки зрения я не являлся.

— А вот это имя я помню! — обрадовался Людовик. — Ваше Высокопреосвященство, кажется, вы обещали мне найти этого юношу и привести его в Лувр, прежде чем ему отрубят голову? Чем он опять отличился?

— Это именно он доставил заговорщикам фальшивые бумаги. Без них они вряд ли рискнули бы выступить раньше ноября.

— Удивительный человек, везде поспевает. Право слово, найдите мне его. Я вас очень прошу!

— Постараюсь сделать все возможное, Ваше Величество…

Людовик обернулся к матери.

— Я не стану вам мстить, но попрошу уехать из Парижа, желательно, навсегда. Поживите пока в Компьенском дворце, я выделю для вас надежную охрану, вы ни в чем не будете нуждаться. Моего брата я тоже не трону. В конце концов, в последний момент он передумал, так что формально невиновен. А вот всех остальных, уж простите, придется казнить…

Медичи молчала.

— Тогда идите, матушка, мы более не увидимся. Прощайте!..

Королева-мать вышла из комнаты, так и не произнеся ни слова. Победы, о которой она мечтала, не случилось. А к поражению она оказалась не готова.

Людовик повернулся к кардиналу, который никак не радовался своей победе, а, наоборот, был излишне мрачен.

— Тяжелый день, Арман?

— Очень, Ваше Величество, и он еще далеко не окончен. Я тоже пойду, с вашего позволения.

— Идите, но держите меня в курсе всех новостей. Докладывайте немедленно!

Кардинал поклонился и вышел. Я бросил прощальный взгляд на Людовика, стараясь запомнить таким, каким увидел в этот крайне значимый в его жизни день: уверенным, сосредоточенным, жестким, но в то же время максимально справедливым — это дорогого стоило.

Я быстро спустился по лесенке вниз, пробежал несколько шагов назад по секретному ходу и нащупал внутреннюю защелку двери, ведущей в общий коридор, и успел выскочить как раз в тот момент, когда по нему шел кардинал.

Ришелье был один. Он шел по коридору, обитому красной тканью, в багровой сутане, шаркающей походной, и вид у него был усталый и задумчивый, несмотря на только что одержанную блестящую победу.

Я появился перед ним, как чертик из коробочки, с обнаженной рапирой в руке.

Кардинал остановился, поднял на меня тяжелый взгляд, но бежать или звать на помощь не пытался. Впрочем, это бы ему не помогло.

Я коротко поклонился и сказал:

— Ваше Высокопреосвященство, меня зовут шевалье де Брас. Тот самый де Брас. И сейчас я должен вас убить!

Глава 13

— Чего же вы ждете? — Ришелье распрямил чуть ссутуленные плечи и стоял спокойно, глядя на меня. Смерти он не боялся и о пощаде не просил. — Бейте!

— Ваше Высокопреосвященство, — я опустился на одно колено и подал рапиру на вытянутых ладонях вперед, — я никогда не посягну на вашу жизнь.

— Зачем тогда это представление? — кардинал все так же стоял передо мной, не делая попытки забрать оружие.

— Просто я хотел показать, что у вас есть враги, которые желают вам смерти и изыскивают всевозможные способы, чтобы достичь своей цели. А ваше охранение, как и охранение Его Величества, к сожалению, очень плохо поставлено. Могу дать им пару уроков, и таких ситуаций, как сейчас, больше не будет. Ваша жизнь слишком ценна для Франции!

— Любопытно, — сказал Ришелье. — Лесть. Причем, грубая, но в то же время на удивление действенная. Граф Рошфор докладывал мне, что нанял ловкого человека для нашего дела, но я и не догадывался, что настолько ловкого. А вы знаете, де Брас, что за вами охотятся все службы прево города? И что король лично приказал мне найти вас и наказать?

— Оказывается, я весьма популярен в Париже!

— Более чем! За этой дверью дежурят десять гвардейцев, и как только я их позову, они убьют вас на месте.

— Моя жизнь в ваших руках. Я покоряюсь.

— А еще минуту назад вы держали в своих руках мою жизнь, и прекрасно это демонстрируете сейчас своим взглядом. Вы полагаете, что я не способен на благодарность? А так же отказываете мне в благородстве?

— Ну что вы, и в мыслях не держал подобного…

— Вы хитрец, де Брас. Что же, пусть будет так: уберите ваше оружие в ножны и поднимитесь на ноги. Признаюсь, мне сложно стоять на ногах долго, и вы выматываете меня. Поговорим в более удобной обстановке.

Вот он — мой счастливый случай! Если повезет, кардинал решит все мои проблемы с законом, тем более что я работал на него, пусть и через посредника в лице графа Рошфора. Но с графом я разберусь позже, а сначала обязательно спрошу с него за то подлое нападение Пикары с сотоварищами. И если окажется, что это Рошфор вывел гвардейцев не меня, то графу не жить. Такие долги я обычно отдаю стократно.

Тем временем, я открыл дальнюю дверь коридора, пропуская Ришелье вперед, и вышел следом за ним, оказавшись в одном из просторных залов, где дежурили с десяток гвардейцев. Ну как дежурили — играли в кости прямо у дверей, не обращая внимания ни на что вокруг.