Водородная Соната - Бэнкс Иэн М. - Страница 75

— Я почти не сомневалась, что вы собираетесь сказать "бессмысленно".

— Нет. Все вещи имеют смысл. Разве мы уже не обсуждали это?

— Смысл не всегда означает то, что мы думаем.

— Даже твои попытки быть банальной не могут скрыть зерно истины в конкретном утверждении. Люди склонны к таким обобщениям, каждый по-своему. Мой собственный утешитель в настоящее время, и, возможно, в течение следующих нескольких столетий, похоже, нацелился на безмятежность, которую обеспечивает погружение в среду всепроникающего звука… по какой-то причине. Я действительно собирался провести лишь год или около того с левиафидами на Перитче IV, но потом почувствовал себя… дома в этой звуковой среде, приютившей меня. — Голос из куба сделал паузу. — В конце концов, ощущения угасли… но всё же оставили свое… эхо. Эхо потребности. — Ещё одна пауза. — Я понял, что я настоящий и по-прежнему могу испытывать интерес. По крайней мере, какое-то время.

Коссонт некоторое время молчала.

— Вы действительно стары, — сказала она в конце концов.

— Что заставило тебя так думать?

— Будь вы молоды, то, наверное, спросили бы, испытывала ли я когда-нибудь влечение к вам.

— Нет. Но менее самодостаточный, менее уверенный в себе человек очевидно мог бы.

Она задумалась на мгновение, затем сказала:

— Итак, что вы думаете?

— О твоих чувствах ко мне?

— Да.

— Как человек, я думаю, что показался тебе достаточно интересным, хотя и не привлекательным. Как потенциальный партнер, я бы предпочел надеяться, что сама мысль об этом представляется тебе хоть немного неприятной. Не чувствуй себя обязанной подтверждать или отрицать что-либо из сказанного мною. Какие ещё вопросы тревожат тебя?

— Как вы держались всё это время?

— Стойко.

— Я спрашиваю серьёзно. Если я должна воспринимать вас всерьёз, ваши ответы должны быть серьёзными: как? Разве вы не хотели покончить с собой в какой-то момент, дойдя до определённой точки, сознавая, что идти дальше особенно некуда — вы прожили и пережили всё за эти столетия, всё, о чём когда-либо мечтали и грезили? Разве рано или поздно этого не должно было случиться?

— Не со мной.

— Но именно об этом я и спрашиваю. Почему? Почему нет? Как так получилось?

— Я уже говорил тебе, что получаю своего рода извращенное удовольствие, наблюдая, как виды совершают ошибки, низводя себя и свои амбиции.

— Да, я помню. Я думала об этом. И я не верю, что это может быть единственной причиной. Должно быть что-то еще.

— Может быть, мне было ради чего жить.

— Хорошо. И что же это?

— Или, возможно, мне было ради чего не умирать.

— Хм. Разве это не…?

— Это не совсем одно и то же. Тебе придется подумать над моими словами. В любом случае, мои настоящие мотивы не должны тебя волновать. То, что мне столько лет, сколько я утверждаю, то, что ты веришь мне, волнует меня. Не сильно, но, тем не менее, мне хотелось бы думать, что ты мне веришь.

— Иногда верю, иногда нет, — призналась она. — Когда я разговариваю с вами, я верю.

— Этого достаточно. Могу я ещё чем-нибудь помочь?

Она улыбнулась, хотя он не мог видеть её лица.

— Скажи — становимся ли мы более защищенными с возрастом?

— Некоторые становятся. И я среди них. Хотя, должен сказать, что обнаружил своего рода долгосрочное приливное действие в этом и многих других эмоциональных состояниях. В течение столетий реального времени я могу чувствовать себя постепенно всё более уверенным в себе, затем в течение следующих нескольких столетий — менее уверенным. Или с течением времени я могу переходить от мысли, что знаю практически всё, к осознанию того, что я почти ничего не знаю, затем обратно, и так далее. В целом же, присутствует приближение к некоему устойчивому состоянию, я полагаю, и к настоящему времени я уже полностью привык к такой периодичности, допуская её. Точно так же я, словно бы, колеблюсь между периодами ощущения, что ни что не имеет значения, когда я склонен действовать рискованно, спонтанно — порой по прихоти — и промежуточными периодами, когда я чувствую, что всё имеет значение, заставляющими меня становится осторожным, избегающим риска, опасливым и параноидальным. Первая позиция предполагает некий благодатный фатум, с укоренённым в нём знанием, что мне каким-то образом суждено жить вечно, вторая возводит на пьедестал статистику и холодный, безучастный космос, не позволяя осознать то, что я прожил столько, сколько прожил, а жизнь, по сути, сплошное веселье, и рисковать и вести себя необдуманно стоит только ради удовольствия щелкнуть по носу Вселенную. В первом состоянии есть своего рода лёгкое презрение к противоположности, в то время как второе в ужасе от оной же. В любом случае, я хочу сказать: вернись через столетие или два, и я, возможно, не буду казаться тебе таким уверенным в себе.

— Через столетие — через несколько лет — я буду со всеми остальными в Возвышенном.

— Лучшее место для всех нас. Я бы и сам ушёл, но долголетие стало привычкой.

— Вы не хотели бы отправиться с нами, с Гзилтом?

— Вы были бы моим вторым выбором, после Культуры, но нет. Это не мой выбор — в любом случае. Моё настоящее "я" когда-нибудь, возможно, примет такое решение, где бы я ни находился, и если, почувствую, что пришло время, я уйду.

— Говорят, это похоже на самый яркий чистый и светлый сон, на все времена.

— А ещё я слышал, что там есть пряники, утоляющие голод тем, кто в реальности не мог их отведать.

— А вы видите сны сейчас, когда..?

— Нет. Выключение — то же самое, что и засыпание: нет осознания происходящего, просто пробуждение. После сна без сновидений.

— Я уже захотела спать, — призналась Коссонт, непроизвольно зевая. — Я собираюсь отключить устройство. Вы не против?

— Не против. Сладких снов, Коссонт.

— И вам приятных снов, КьиРиа.

…Она проснулась на борту "Ошибки Не…”

Через пару часов они будут в Оспине, в микроорбитале, принадлежащем Инкастскому Нерелигиозному Коллекционерскому Ордену, которому она пожертвовала устройство.

Она вспомнила вечер на борту клипера много лет назад и удивительно много из разговора с КьиРиа, разговора — осевшего в её сознании. Вспомнила, как лежала, ещё будучи с двумя руками, сцепленными за шеей, путешествуя с волюптой — столь же элегантной по форме, как и по тональности — особенно в сравнении с громоздкой и в полной мере непостижимой глыбой одиннадцатиструнной.

Но на этот раз она размышляла о другом, встревоженная тем, что их преследует неизвестный корабль, вероятно, посланный и способный уничтожить их. На микроорбитале Бокри их также могут ждать недружественные силы.

Лёжа в темноте, — верхние руки за шеей, нижние на животе — Вир пришла к выводу, что иногда перемены не к лучшему.

Изображение заплаканной женщины, сидящей спиной к простёртым вдаль облакам и морю, проплывало на замершем перед ней экране.

— …Мы всегда были очень близки и постоянно поддерживали связь, а потом она просто исчезла с планеты, и, очевидно, в её постели не спали уже несколько дней — давно, я имею в виду — и потом она, конечно, служит в Четырнадцатом и всегда была очень активной, хоть и в резерве, очень уважаемой, и, разумеется, произошёл этот ужасный, ужасный…

— Мадам…

— …ужасный взрыв на той планете, и насколько я знаю — я думала, я предполагала худшее, естественно, как и любая мать. Я задавалась вопросом: "Могла ли она быть там, туда ли она отправилась? Знала ли она что-то?", как только я услышала о том, что случилось, об этом… но потом ничего не было, совсем ничего…

Экран погас. Полковник Агансу кивнул.

— Понятно. А эта дама…?

— Вариб Коссонт, мать Вир Коссонт, лейтенант-коммандера запаса Четырнадцатого, — сообщил офицер разведки корабля 7*Уагрен. Он, полковник и капитан были единственными присутствующими в виртуальном командном пространстве.