Водородная Соната - Бэнкс Иэн М. - Страница 67

∞

— Разумно. Однако это создает впечатление, что мы отдаем предпочтение одному из наследников перед другим.

∞

— Понимаю, тем не менее, всё, что мы делаем, это отдаем предпочтение законным лицам перед теми, кто, возможно, ошибочно чувствует себя обиженным и у кого, в случае непринятия соответствующих мер, есть средства и возможность действовать, руководствуясь этим чувством — с потенциально катастрофическими результатами.

∞

— Не сомневаюсь, что мотивы ваши благородны. Но могу ли я попросить вас прогонять любые идеи будущих нововведений подобного рода через остальных заинтересованных, прежде чем воплощать их в жизнь? Вы сделаете это?

∞

— Несомненно, впредь я буду поступать именно так.

15 (С -13)

— Это полностью закрытая система, — произнес человек с завязанными глазами, нащупывав сиденье, поворачивая его теперь и держа под углом к древней на вид консоли и экрану, чтобы септаме мог сесть. Банстегейн взялся за спинку сиденья, но садиться не спешил. Человек с завязанными глазами — судя по форме, капитан полка внутренних войск — разговаривал с ним, хотя видеть не мог. — Она не связана ни с какой другой и поэтому содержимое её недоступно нигде, кроме как здесь. Известно, что в других подобных герметичных устройствах принято хранить определённого рода записи, не подлежащие огласке, однако в этом просто каталогизированы различные части оборудования, которые, как считается, лучше всего держать в тайне от широкой общественности и даже от личного состава вооруженных сил.

— Понятно, — сказал Банстегейн, изучая лицо капитана, чьи глаза были скрыты за толстым металлическим ремешком, с напыленной на него по краям темной пеной. По словам маршала Чекври, лично доставившей его сюда, в этот безымянный, хотя и хорошо охраняемый склад на окраине столицы, подобный этикет являлся здесь нормой и не представлял каких-то особых мер, принятых специально к его визиту.

Когда они только приехали и были представлены капитану с завязанными глазами, маршал достала мрачного вида боевой нож, быстро метнув его, так, что он просвистел в сантиметре от лица капитана, не вызвав, как показалось сначала, ни малейшей реакции с его стороны. И лишь спустя некоторое время капитан, словно бы вспомнив о случившемся, сказал:

— Я почувствовал ветер — полагаю, вы испытывали меня?

Чекври только улыбнулась своей тонкой, лишенной явного эмоционального окраса улыбкой.

Она осталась во внешнем помещении, Банстегейна же провели в едва освещенный внутренний кабинет через двойные толстые двери.

— Итак, — сказал Банстегейн, все ещё не решаясь сесть. — Вы знаете, кто я, капитан?

— Нет. Чтобы находиться здесь, вы должны быть выше определенного звания — какого именно, зависит от места службы и полка, — но я не знаю, кто вы. Ваш голос кажется мне смутно знакомым, но я не смог бы его определить. — Он улыбнулся, и его голова слегка откинулась назад, так что теперь казалось, будто он обращается к точке где-то над головой собеседника. — Для человека, который большую часть своего рабочего дня проводит в темноте, я удивительно плохо разбираюсь в голосах. — Он пожал плечами. — В каком-то смысле это благословение.

— Без сомнения.

— Пожалуйста, присаживайтесь.

— Спасибо. — Банстегейн наконец сел. Капитан перешел к управлению системой. Оно было достаточно простым.

— Любой предмет меньше определенного размера, способный поместиться в этот ящик… — капитан выдвинул очень длинный и тяжелый на вид ящик в консоли — … будет доставлен в него. Более крупные будут доставлены в выдвижной бункер позади вас. — Он кивнул на участок стены, где находился прямоугольный контур длиной почти два метра с внушительной двойной ручкой.

— Экран покажет вам, сколько времени потребуется для физического извлечения любого предмета, если вы найдете тот, который соответствует вашим требованиям, но, пожалуйста, имейте в виду, что процедура может занять несколько минут, в отдельных случаях до десяти, а некоторые предметы требуют сборки и… погрузки. Может потребоваться немного терпения. Я оставляю на ваше собственное усмотрение и на усмотрение офицера, который сопровождал вас сюда, подходит ли вам тот или иной выбранный предмет. — Капитан с завязанными глазами с сожалением вздохнул. — Полагаю, вы уже проинформированы об этом, но я обязан сообщить вам, что вся ответственность за использование любых предметов, содержащихся здесь, целиком и полностью лежит на вас, и как только предмет покинет помещение, он станет вашей собственностью, а все записи о том, что он вообще здесь был, будут безвозвратно стерты и удалены из базы данных.

— Я понимаю, — сказал Банстегейн. — Должен ли я что-нибудь подписать или произнести какие-то слова?

Улыбка капитана стала широкой.

— В этом нет необходимости. Официально вас здесь нет.

— Понятно. Что ж, спасибо. Извините, что доставил вам столько хлопот.

— Вовсе нет. В последнее время было очень мало запросов. Приятно, что кто-то снова нуждается в наших услугах. Я вас покидаю — нажмите синюю кнопку слева от консоли, если вам понадобится помощь.

Банстегейн подождал, пока тяжелые двери полностью закроются за капитаном, после чего снова повернулся к экрану. Он приготовился сказать системе, чтобы она проснулась, и почувствовал себя глупо. Конечно — здесь же полностью ручное управление, без малейшего намёка на распознавание голоса, не говоря уже об искусственном интеллекте. Он быстро нашел кнопку включения и нажал на неё.

Простой экран с клавиатурой или стилусом и планшетом для письма — по желанию.

Он вздохнул. Это должно было занять некоторое время.

26-я струнная соната Т. К. Вилабье для еще не изобретенного инструмента, МВ 1211 — "Водородная соната" — начиналась с одной продолжительной ноты, в верхней части диапазона телесной акустической антагонистической ундекагонной струны для четырех рук. К этой единственной ноте затем присоединялся слабый, неуверенный аккорд из медленно меняющихся гармоник, что являлось еще одним способом сказать, что соната начинала звучать не в такт после того, как в ней появлялось больше одной ноты. Любители и недоброжелатели в равной степени соглашались, что это было выдающимся достижением, а также и с тем, что произведение в целом было чем-то вроде теста.

Одна высокая нота в начале должна была означать одиночный протон, в частности, ядро водорода, а следующий за ней колеблющийся псевдоаккорд призван был воплотить концепцию облака вероятности единственного электрона, так что вместе первая нота и первый аккорд представляли элемент водород.

Считалось, что Вилабье шутил, когда утверждал, что это произведение — не более, чем прелюдия в огромном и ещё более сложном цикле, который в будущем охватит всю периодическую таблицу.

Как бы ни было, а после такого простого начала произведение становилось невообразимо сложным и — по крайней мере, вначале, пока техника игры и технология протезов не усовершенствовались в достаточной степени — почти не воспроизводимым. Многие считали, что не имело особого значения: можно было воспроизвести сонату или нет — важно то, что её было совершенно невозможно слушать.

Но это, в то же время, означало и несколько доктринерское отношение к самому понятию "слушать".

— Мне нравится, — выдал корабль через Бердла.

— Правда? — Коссонт встала, встряхиваясь, пытаясь расслабить перенапряженные мышцы, обычно быстро утомлявшиеся, когда человек играл на одиннадцатиструной с особым рвением. Она взялась только за первую часть, и то только потому, что корабль попросил её об этом, и потому, что она чувствовала себя виноватой за то, что несколько дней не прикасалась к инструменту. Корабль по этому случаю изменил акустику большой центральной гостиной модуля, придав помещению необходимые отражательные свойства. Они были в дне пути от места назначения — централизованных Баз Данных и связанных с ними мест обитания, учреждений и вспомогательных ресурсов в системе Оспин.