Между Явью и Навью - Мазин Александр Владимирович - Страница 64

– Не вздумай открывать! – Добромила одернула холопа, потянувшегося к защелке на краденой суме. – Бросай в воду!

Послышался всплеск. В черных глазах Карася мелькнула обреченность. По еле заметному движению его тела травница поняла – он готов броситься в последнюю схватку, чтобы погибнуть в бою и подарить избранной хоть какую-то надежду спастись. Зорка качнула головой – не надо. Добромила считала, что уберегла себя, выбросив запасы травницы за борт. Напрасно. Вместе с сумой в воду упала самая редкая, самая драгоценная Зоркина трава – Нечуй-ветер.

Одними губами травница зашептала слова заговора. Только бы успеть, пока ладья не отплыла слишком далеко.

– Молишься? Правильно, самое время. Начните с сотника!

Приближенный княжны замахнулся древком топора и ударил по лодыжке лжесотника с такой силой, что хрустнула кость. Громкий крик согнал с мачты одинокую чайку. Сквозь человеческую оболочку проступила личина упыря. По рядам изборян прокатился испуганный шепот – такого они не ожидали. А Зорка ощутила, как Нечуй-ветер, катившийся вслед за ладьей, откликнулся на призыв. Губы травницы скривила усмешка. Пора!

Все произошло одновременно. Разгневанный ератник, с искаженным от боли лицом, вытянул дрожащую руку. Человек, что его ударил, засипел, из носа и глаз потекла темная, почти черная кровь. Кто-то пробормотал, захлебываясь от страха: «Это она! Это избранная! Кончай ведьму, пока всех не прокляла!» Карась, пользуясь тем, что на него никто не смотрел, кинулся на ближнего противника и принялся его душить связанными руками. А Зорка, ощутив прилив неведомой силы, заорала: «Да будет буря!» – вложив в эти слова всю накопившуюся ярость.

Вторя ей, грянул гром. Небо, только что синее и безмятежное, заволокли тучи. Волны обрушились на ладью, смыв за борт сразу несколько изборян. Палуба подскочила под ногами взбесившимся зверем. Вдарила по подошвам сапог и тут же ухнула вниз, поднимая мириады брызг. Хлынул дождь. Зорка мигом промокла насквозь, порыв ветра сбил ее с ног и покатил по скользким от воды доскам. В этом ей повезло – над головой пронеслось лезвие меча, отразив вспышку молнии в тусклом металле.

«Убить ее!» – сквозь визг обезумевших холопов и вой урагана донесся крик Добромилы.

Зорка сумела перевернуться на живот и встать на карачки. Но тут же с места рванула в сторону, чтоб не остаться без ноги. Добромила не соврала – эти вои превосходили тех, что поджидали в Смоленске. Если бы не бешеная качка, швырявшая людей то вбок, то вперед, ее бы сразу убили.

Сверкнула молния, следом прокатился оглушительный гром. Краем глаза травница увидела, как идущий за ладьей паузок клюнул носом и зачерпнул воды. Рядом с ухом вжикнул лопнувший канат, но задел не ее, а размахнувшегося для нового удара дружинника. Лезвие просвистело мимо.

– Лавка, держи!

Освободившийся от пут Карась подтолкнул чей-то меч. В начале движения он был алым от крови, но в Зоркину ладонь попал омытый дождем. Дзинь! Булат встретился с булатом. Лежащая на спине травница прикрылась от удара мечом, два лезвия скрестились чуть не у кончика ее носа. Противник был слишком силен, удерживать его натиск оказалось невозможно. Изловчившись, Зорка лягнула воя по щиколотке и откатилась в сторону. Тот прыгнул следом, но споткнулся о сына купца, пытавшегося спрятаться под скамейкой гребцов. Рубанув не глядя, вой отшвырнул с дороги мешавшее тело.

Не успев подняться, Зорка оттолкнулась ногами и поползла назад, пока лопатки не уперлись в высокий борт. Изборянин ухмыльнулся и поудобней перехватил рукоять меча, готовясь рассечь жертву в один удар. Но он не видел того, что видела Зорка: как за его спиной поднялась волна. Замерла, словно в раздумьях, и рухнула на ладью. Поток воды окатил воя с головы до ног, толкнул прямо на травницу, и та не упустила момент – острие меча вошло в живот, пробив кольчужную сетку. Плеснувшая из раны кровь тут же растворилась в дожде, пенно-розовый поток заструился по палубе и исчез за бортом.

Выбравшись из-под мертвеца, Зорка наконец-то встала и огляделась. Вместо паузка на волнах качались сломанные доски, на поверхности показалась чья-то макушка и снова ушла под воду. В двух саженях от нее из вспененной мути высунулась рука, ищущая, за что ухватиться. Но нащупала лишь связку песцовых шкур, с которой и скрылась на глубине.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Палубу ладьи усеивали тела. Кто захлебнулся, кто расшибся, кого прирезал Карась. Среди мертвецов лежал и затоптанный насмерть Ковырша. Но большинство забрал разбушевавшийся Днепр. Вой-полукровка рубился с двух рук, крутясь на месте волчком. Сигмар, несмотря на сломанную ногу, повалил кого-то на пол и вцепился в горло. Над головой раздался хлопок – это ветер сорвал край паруса с крепежа и принялся дергать его и мотать в бешеной злобе.

К лжесотнику кинулась Добромила. Выражение брезгливого превосходства давно слетело с ее лица. Разгневанная княжна попыталась всадить нож Сигмару в спину, но Карась улучил момент и легко, самым кончиком клинка, полоснул ее по шее. Голубые глаза распахнулись широко-широко. Княжна сделала неуверенный шаг и, дребезжа опутавшим голову серебром, упала. Следом осел последний противник Карася.

Показалась новая волна, такая огромная, словно Нечуй-ветер жаждал забрать всех, кто сумел уцелеть. Зорка приготовилась встретить удар, схватившись за привязанную к мачте веревку. Но перед тем, как на нее обрушилась толща воды, взгляд ее упал на ератника и Карася. Друг и враг оказались рядом. Ератник не мог ходить. Только бы Карась догадался…

Травница разжала руку. В следующий миг ее закрутило, завертело, замотало, прикладывая о палубу и скамейки гребцов. В горло попала вода. Дышать было невозможно, Зорка ничего не видела и не чувствовала, кроме холода, боли и страха. Казалось, волна переломала все кости, прежде чем выкинула в реку. Ухватиться за борт не удалось, пальцы впустую мазнули по доскам.

Но она не утонула. Дух колдуна держал ее за руку, не давая упасть. Странное это было ощущение. Мутная вода заливала глаза, забивала уши, что-то с силой утягивало на дно. Но живая и полупрозрачная ладонь крепко вцепились друг в друга. И звуки бури угасли, отступили куда-то далеко. Будто вокруг не осталось ничего и никого, кроме них двоих. Вместо реки появились сотни костров, на которых сгорали тела погибших. Лицо Сигмара стало осязаемым, налилось плотью. Его шепот пробирал до самого нутра, но приносил с собой не ужас, а непонятную, отвратительную сладость: «Не бойся, я тебя не отпущу…» Запах дыма, а не воды, пустые глаза колдуна, мертвенный мороз, ползущий по невидимой нити, связавшей их воедино…

На груди дрогнул амулет. Зорка усилием воли стряхнула наваждение. И сумела разглядеть, как за спиной ератника Карась сдергивал с головы Добромилы серебряный кокошник с плетеным очельем. Поднизи цеплялись за воротник, колты путались в волосах.

Сигмар принялся втаскивать травницу на ладью. Надо было выгадать для Карася время. Травница придвинулась ближе, насколько смогла, рискуя снова поддаться сочащейся сквозь колдуна Нави.

– Ты смог меня поймать. Значит, я настолько важна для тебя? Не жаль будет расставаться?

Сигмар помедлил, вглядываясь в ее лицо, облепленное мокрыми прядями волос. И вою хватило этой заминки. Бросив попытки распутать поднизи и ожерелья, Карась отсек мертвой княжне голову топором. Сдернул украшение через шейный обрубок, с размаху напялил на Жихана, сунув в зубы круглый серебряный колт.

Ератник все понял раньше, чем посмотрел назад, с силой оттолкнул травницу и завыл. Ничего более жуткого, чем этот звук, она в жизни не слыхала. Зорка едва не свалилась обратно в реку, но в последний момент уцепилась за борт синими от холода пальцами. Дух бесновался у покинутого тела. То сворачивался в сгусток темноты, пытаясь пролезть сквозь защиту, то снова отращивал руки, обжигая их о серебро. С каждым рывком он становился прозрачней, ветер отдирал бесплотные куски и отшвыривал в сторону, разнося над водой. Последним исчезло обезображенное яростью лицо. И шепот, проникший в самое нутро: «Я вернусь! Вернусь за тобой…» Что-то ледяное напоследок сжало потроха. И растаяло без следа.