Дезинтеграционная машина - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 3

– Тогда благоволите следовать за мной, – проговорил изобретатель. Он повел нас из квартиры по лестнице вниз и далее через маленький садик. Там помещался просторный флигель. Хозяин отпер дверь, и мы вошли внутрь.

В нем оказалась большая выбеленная комната с бесчисленными медными проводами, свисавшими с потолка в виде гирлянд, и огромный магнит, установленный на возвышении. Перед ним было нечто, похожее на призму из стекла фута три длиною и около фута в диаметре. Справа от нее был стул, установленный на цинковой платформе, а над ним висел полированный медный колпак. Как к стулу, так и к колпаку протянулись тяжелые провода, а сбоку находился своего рода храповик с пронумерованными прорезями и покрытой резиною ручкой, которая сейчас стояла на нулевой отметке.

– Дезинтегратор Немора, – сказал этот непостижимый человек, махнув рукой в сторону машины. – Перед вами модель аппарата, которому суждено прославиться, изменив соотношение сил между нациями. Кто владеет этой машиной, владеет и всем миром. Вы же, профессор Челленджер, тем не менее отнеслись ко мне, позволю себе заметить, без должной учтивости и уважения. Осмелитесь ли вы теперь сесть на этот стул, дабы позволить мне на вашей собственной особе продемонстрировать возможности новой, неведомой силы?

Челленджер обладал мужеством льва, и всякий вызов, брошенный его достоинству, был способен довести его до неистовства. Он, было, решительно направился к машине, но я успел схватить его за руку и попытался остановить.

– Вы не можете пойти на это, – сказал я. – Ваша жизнь слишком драгоценна. Это ведь, в конце концов, просто чудовищно. Что может гарантировать вашу безопасность? Ближайшим подобием этого аппарата, которое я когда-либо видел, – был электрический стул в американской тюрьме.

– Мою безопасность гарантирует то, что свидетель – вы, и если со мной что-нибудь случится, то этого субъекта привлекут к ответственности за человекоубийство.

– Это слабое утешение для мировой науки, сэр, ведь вы оставите незавершенной работу, которую, кроме вас, никто сделать не сможет. По крайней мере, позвольте пойти первым мне, и тогда, если опыт окажется совершенно безвредным, можете последовать и вы.

Сама по себе опасность, разумеется, никогда бы не остановила Челленджера, но мысль о том, что его научная работа может остаться незавершенной, сильно его озадачила. Он заколебался, и прежде, чем он успел принять решение, я ринулся вперед и шлепнулся на стул. Я видел, как изобретатель взялся за ручку. И услышал какой-то щелчок. Затем на долю секунды появилось странное ощущение путаницы и смятения, перед глазами поплыл туман. Когда он развеялся, передо мной все еще стоял изобретатель со своей гнусной улыбкой, а побледневший Челленджер пристально всматривался в меня из-за его плеча. Щеки профессора, обычно румяные как яблоко, утратили свой цвет.

– Ну, давайте же! – сказал я.

– Уже все позади. Вы реагировали восхитительно, – ответил Немор. – Вставайте, пожалуйста, и теперь профессор Челленджер, надо надеяться, готов, в свою очередь, приступить к эксперименту.

Мне никогда не доводилось видеть моего старого друга в такой растерянности. Казалось, его железные нервы на какое-то мгновение совершенно сдали. Он схватил меня под локоть дрожащей рукой.

– Боже мой, Мелоун, это правда, – сказал он. – Вы исчезли. В этом нет никакого сомнения. Сначала был туман, а потом пустота.

– Сколько же я отсутствовал?

– Минуты две или три. Признаюсь, я был в ужасе. Я уже не мог вообразить, что вы вернетесь. Затем он щелкнул этим тумблером, если это тумблер, переведя его на другое деление, и вот вы снова на стуле, правда, слегка сбитый с толку, но тем не менее живой и невредимый. Я возблагодарил Бога, увидев вас!

Большим красным платком он вытер пот с влажного лба.

– Итак, сэр? – спросил изобретатель. – Или, быть может, вам изменило мужество?

Челленджер явно сделал над собой усилие. Затем, оттолкнув мою протестующую руку, он уселся на стул. Ручка управления щелкнула и застыла на третьем делении. Челленджера не стало.

Я, несомненно, пришел бы в ужас, если бы не совершенное хладнокровие оператора.

– Прелюбопытный процесс, не правда ли? – заметил он. – Принимая во внимание, сколь поразительна личность профессора, странно подумать, что сейчас он – всего лишь молекулярное облако, висящее где-то в этой комнате. Разумеется, он теперь всецело находится в моей власти. Пожелай я оставить его в таком подвешенном состоянии, ничто на свете не помешает мне.

– Я быстро найду способ, как помешать вам.

И вновь его улыбка превратилась в хищный оскал.

– Не воображаете ли вы, что подобная мысль в самом деле была у меня на уме? Боже упаси! Ведь только представить себе: окончательный распад профессора Челленджера! – исчез, растворился в пространстве, не оставив никаких следов. Ужасно! Просто ужасно! В то же время он не был со мной настолько учтив, как следовало бы. Не кажется ли вам, что небольшой урок…

– Нет, не кажется.

– Хорошо, назовем это назидательной демонстрацией. Это будет, скажем, нечто такое, что даст материал для курьезной заметки в вашу газету. К примеру, я открыл, что волосы на теле, поскольку они находятся на совершенно особой вибрационной частоте по отношению ко всей остальной живой органической ткани, могут по желанию быть включены в воссоздающуюся структуру или же удалены из нее. Мне было бы интересно взглянуть на медведя без его щетины. Получайте!

Щелчок тумблера, и секундой позже Челленджер вновь восседал на стуле. Но что за Челленджер! Какой-то остриженный лев! Хотя я изрядно рассердился дурной шутке, каковую позволил себе в отношении профессора изобретатель, все же я едва удержался от хохота.

Его огромная голова была лысой, как у младенца, а подбородок гладким, как у девушки. Лишенная своей великолепной бороды, нижняя часть лица сильно смахивала на окорок, и профессор был похож теперь на старого гладиатора, поколоченного и обрюзгшего, массивная бульдожья челюсть которого нависала над двойным подбородком.

Вероятно, на наших лицах было какое-то особое выражение – не сомневаюсь, во всяком случае, что дьявольская ухмылка мистера Немора стала при этом зрелище еще шире, – но, как бы то ни было, рука Челленджера устремилась к лицу и голове, и он осознал произошедшую перемену. В ту же минуту он вскочил со стула, схватил изобретателя за горло и швырнул на пол. Зная невероятную силу Челленджера, я подумал, что час Немора пробил.

– Ради Бога, осторожнее! Ведь если вы убьете его, мы никогда не сможем поправить дела! – вскричал я.

Мои слова возымели действие. Даже в минуты безумного гнева Челленджер всегда был открыт доводам разума. Он вскочил на ноги, потащив за собой дрожащего изобретателя.

– Даю пять минут, – задыхаясь от ярости, выговорил он. – Если через пять минут я не стану таким, как прежде, то вытрясу душу из вашей пакостной оболочки!

С Челленджером, когда он впадал в ярость, спорить было отнюдь не безопасно. Самый храбрый человек и тот дрогнул бы; что уж там говорить о мистере Неморе, который явно не отличался особый смелостью. Напротив, прыщи и бородавки на его лице неожиданно стали виднее прежнего, потому как оно переменило обычный для себя цвет замазки на белый цвет рыбьего брюха. Руки и ноги у него дрожали, он еле-еле мог ворочать языком.

– И правда, профессор, – залепетал он, держась рукой за горло, – такое насилие совсем ни к чему. Безобидная шутка, мне подумалось, вполне может быть уместна в кругу друзей. Моим желанием было только продемонстрировать вам возможности своей машины. Мне показалось, что вам хотелось увидеть полную демонстрацию. Ни о каком оскорблении достоинства, уверяю вас, профессор, не могло быть речи!

Вместо ответа Челленджер забрался обратно на стул.

– Не спускайте с него глаз, Мелоун. Не разрешайте ему никаких вольностей!

– Я прослежу за этим, сэр.

– А теперь, милейший, уладьте дело, не то вам придется ответить за содеянное.