Александр Суворов. Первая шпага империи - Замостьянов Арсений Александрович - Страница 13

Турецкий флот в составе трёх линейных кораблей, четырёх фрегатов, четырёх бомбардирских суден (плавучих батарей) и 14 канонерских лодок в течение сентября 1787 года тревожил русские позиции в Кинбурне. 20 августа турки обстреляли два русских корабля, нёсших вахту у Кинбурна, — фрегат «Скорый» и бот «Битюг». Русские корабли обратили в бегство атаковавших турок, о чём Суворов и доложил Потёмкину, отличив капитан-лейтенанта А. А. Обольянинова. Поняв, что основной удар турок будет направлен на Кинбурн, Суворов устроил свою ставку в этой крепости, а командование войсками, расположенными на берегу лимана от Херсона до устья Южного Буга, возложил на надёжного помощника — генерал-майора И. П. Дунина-Барковского.

13 сентября турки отважились с моря напасть на крепость: пять кораблей, заняв удобную позицию, обрушили на русские укрепления артиллерийский огонь. Суворов был готов к такому повороту событий и ответил прицельным пушечным огнём с батарей. 54-пушечный линейный турецкий корабль потонул. На нём несли службу 500 человек… Тяжёлые повреждения получили и другие неприятельские корабли. Они отступили с серьёзными потерями, имелись потери и у русских: пять человек убитыми, десять — ранеными.

Самый крупный десант первых двух месяцев суворовского стояния в Кинбурне — 700 сабель — приблизился к русским укреплениям 14 сентября. Они высаживались у урочища Биенки, где их встретил пальбой пост донских казаков. Без промедления на место боя прибыли войска генерал-майора Река. Ему, проверенному командиру, Суворов поручил оборону косы. Многих турок изрубили, других оттеснили с мыса. Потёмкину Суворов докладывал: «Чрез полчаса турки были отбиты, при большом их крике, от берега с уроном». Однако Александр Васильевич понимал, что этот десант — своего рода разведка боем, репетиция более многочисленного десанта, к которому должен был прибегнуть противник. Турки намеревались, высадившись на косе, закрепиться там, отбив атаки русских, и начать наступление на Кинбурнскую крепость.

Суворов не в первый и не в последний раз совершенствовал укрепления Кинбурна — Потёмкин ещё до сражения докладывал императрице о стараниях Суворова в крепости:

«Усердие Александра Васильевича Суворова, которое ты так живо описываешь, меня весьма обрадовало. Ты знаешь, что ничем так на меня не можно угодить, как отдавая справедливость трудам…», — отвечала Екатерина Потёмкину.

Суворов выделял мичмана Джулиано Ломбарда, который на галере «Десна» неожиданно и успешно атаковал турецкие суда. Ещё недавно, во время путешествия императрицы по югу России, галера «Десна» в плавании по Днепру принимала высочайшую путешественницу. А теперь храбрец Ломбард, страстно желавший отличиться подвигом (в том числе и персонально перед Суворовым), лёгкими штрихами придал галере вид брандера и стремительно пошёл в атаку. Османы панически боялись брандеров — специальных судов, предназначенных для поджигания кораблей. На турок нашло затмение, и они приняли «Десну» за брандер, перепугались и два с половиной часа в бою не могли сопротивляться выходкам Ломбарда. В очередной раз сработало суворовское правило: «Кто испуган, тот побеждён наполовину. У страха глаза велики, один за десятерых покажется».

Доселе турки хозяйничали на море возле Кинбурна, и Суворова это обстоятельство озадачивало: «В сих водах турецких линейных кораблей превосходное число против остающей части. Прославил бы себя Севастопольский флот! О нём слуху нет…». Поэтому и был так важен подвиг Ломбарда, который с командой из 120 человек при 17 орудиях успешно атаковал турецкий флот. Суворов писал об этом бое Потёмкину: «Шевалье Ломбард атаковал весь турецкий флот до линейных кораблей; бился со всеми судами из пушек и ружей… И, по учинении варварскому флоту знатного вреда, сей герой стоит ныне благополучно под кинбурнскими стенами». Никто из русских гренадер, бывших на «Десне», не был даже ранен, только командир — Ломбард — как орденом, бравировал слегка покалеченным ухом. Командовавший всей Лиманской флотилией адмирал Николай Мордвинов приказал отдать Ломбарда под суд за самовольство и нарушение дисциплины. Суворов возьмёт храбреца под защиту, по реляциям Суворова полюбил Ломбарда и Потёмкин. Мичмана наградят за яркий подвиг, вошедший в историю русского флота. А Севастопольскому флоту, к глубокому разочарованию Суворова, прибыть к Кинбурнской косе помешал жестокий шторм.

Наконец, турки решились на штурм, на капитальную вылазку. Юс-паша досконально знал Кинбурн и его окрестности. Первого октября, на рассвете, он с пятитысячным войском высадился на лимане. В то утро Юс-паша был настроен решительно и фанатично: победить или умереть. Перед штурмом он приказал отплыть перевозным судам, отрезав своим войскам пути на отступление, убив саму надежду на благополучное бегство с поля боя. Наступление началось с высадки десанта в двенадцати вёрстах от Кинбурнской крепости.

Весть о приближении многочисленного турецкого десанта застала Суворова в храме на праздничном молебствии. То был день праздника Покрова Пресвятой Богородицы. Казак доложил о высадке многочисленного десанта. Суворов приказал не атаковать их, чтобы все благополучно высадились. Турки копали ложементы — аж пятнадцать линий окопов на пути к крепости располагались вблизи от цитадели, а русская артиллерия молчала. Не было ни пехотных вылазок, ни кавалерийских контратак. Суворов приказал начать бой, только когда неприятель подойдёт на 200 шагов к крепости. Генерал-аншеф вознамерился уничтожить десант, дабы в один день предупредить позднейшие попытки турок овладеть Кинбурном. Обыкновенная суворовская стратегия, рискованная и действенная. Всё было рассчитано психологически: невозмутимость генерала передалась офицерам. В солдатской песне о Кинбурне не зря сказано: «А Суворов-генерал тогда не спал, не дремал…»

Суворов спешно приготовил войска к сражению: в первой линии — Орловские и Шлиссельбургские полки. Во второй — Козловский пехотный полк и два эскадрона Павлоградского и Мариупольского легкоконных полков. Три казачьих полка (полковника Орлова, подполковника Исаева, премьер-майора Сычёва) Суворов поставил на флангах. В 36 вёрстах от Кинбурна, в Александровском редуте, располагался Санкт-Петербургский драгунский полк генерал-майора Исленьева. Несколько ближе, в десяти вёрстах, находились основные силы Мариупольского и Павлоградского полков. Суворов приказал им спешить к Кинбурну, в сражении им следовало сыграть роль резерва, который с марша может броситься в бой. В крепости Суворов оставил четыре роты.

Наконец, в 15 часов заговорила русская артиллерия. Орловцы и шлиссельбуржцы резво пошли в атаку на турецкие окопы, не смущаясь встречного беспорядочного артиллерийского огня. Сам генерал-аншеф сражался в первых рядах Шлиссельбургского полка. Для усиления атаки Суворов бросил в дело Козловский пехотный полк подполковника Ираклия Моркова — надёжного соратника. Турки открыли огонь с судов. К этому времени, не выдержав атаки шлиссельбуржцев, орловцев и козловцев, османские десантники оставляли ложемент за ложементом. Десять линий окопов находились уже в руках Суворова. Огонь морской артиллерии приостановил наступление. Однако снова против них удачно действовала галера «Десна» под командованием предприимчивого Джулиано де Ломбарда и артиллерия Крупенникова. Им удалось потопить две турецкие шебеки. Турки ввели в бой подкрепление и на некоторое время потеснили русскую атаку. Суворов получил ранение картечью, но с поля боя не удалился. Нужно было перестроить войска, смешавшиеся в бою. Александр Васильевич приказал усилить наступление двумя свежими ротами шлиссельбуржцев, доселе остававшимися в крепости. Тут же подоспели и легкоконные полки — Павлоградский и Мариупольский. Им суждено было броситься в бой сразу после десяти пройденных на полном скаку вёрст.

Располагал Суворов, как мы знаем, и тремя казачьими полками, которыми со времён службы на Кубани генерал-аншеф умел управлять лучше всех иных неказачьих генералов. И никто из полководцев екатерининского времени не ценил казаков так, как Суворов, поставивший во главу угла военного искусства быстроту и натиск. В казачьем окружении он чувствовал себя как рыба в воде, и донцы относились к Суворову «по-свойски». А ведь командовать вольнолюбивыми казачками было непросто!