Канцлер (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 44

Со стороны дальнего моста еще гремели выстрелы – зато здесь драться оказалось уже не с кем. Французские солдаты растаскивали тела в серой форме, освобождая путь орудиям и пулеметным расчетам, и, судя по всему, занимали дом за домом, отгрызая у немцев Регенсбург – кусочек за кусочек. Не знаю, сколько людей уже успели переправиться через Дунай – но явно достаточно, чтобы удержать и берег, и несколько кварталов старого города.

– Вот так ночка, друг мой… Впрочем – мы справились! Его величество непременно пожалует вам еще один орден.

Здоровенная фигура вынырнула из темноты мне навстречу. Оболенский куда-то подевал китель и ремни с подсумками. Видимо, забыл там, где его перевязывали – здоровенную ручищу чуть ниже плеча замотали в несколько слоев. Кровь уже успела просочиться сквозь бинты, но в целом князь выглядел свежим, полным сил – и сияющим, как начищенный пятак.

– Орден? Тогда уж всем нам, – усмехнулся я. – Вряд ли я смог бы сделать хоть что-то в одиночку.

– Пожалуй. Я не… – Оболенский заглянул куда-то мне через плечо – и вдруг заулыбался. – Нет, вы только поглядите!

Обернувшись, я увидел, как несколько человек поднимают над баррикадой у набережной флаг. Обычно солдаты вешали на дома или ратуши в захваченных городах не французское трехцветное полотнище, а родовой герб Габсбургов. Чтобы оказать почтение вернувшейся домой императрице Рейха – и заодно напомнить местным, кто здесь настоящий хозяин.

Но не сегодня. Я даже прищурился, вглядываясь в полумрак – но никакой ошибки быть не могло: в отсветах пламени на прохладном ветру полоскался двуглавый российский орел.

– Как некрасиво… И совершенно недопустимо! – Оболенский картинно покачал головой. – Нарушение всех мыслимых правил и приличий.

– Полностью согласен, ваше сиятельство, – кивнул я. – Полностью.

– Впрочем, мы ведь не можем прямо сейчас отчитывать бойцов… У нас еще слишком много работы – боюсь, пока придется оставить так. – Оболенский едва слышно усмехнулся в отросшую бороду. – Конечно же, если у вас нет возражений.

– Пожалуй, нет… Вы правы, друг мой – нам сейчас не до этого. – Я закинул винтовку на плечо. – Так что – пускай повисит.

Глава 32

– Неплохо бы закончить до приезда ее величества. – Оболенской облокотился на каменное ограждение. – Вряд ли императрице захочется слушать стрельбу.

Пушки в Регенсбурге давно смолкли, но на востоке еще грохотали винтовки и пулеметы – даже сейчас. Той ночью мы крепко вцепились в южный берег Дуная и удержали его, хоть и немалой ценой. На следующий – продвинулись вперед и взяли ратушу, в которой еще месяц назад проводили заседания рейхстага. С собором и остатками старого города пришлось повозиться – на них ушла почти неделя.

Не знаю, сколько я спал за эти дни – буквально по два-три часа, урывками, не выпуская из рук оружия и не снимая одежды, насквозь провонявшей порохом. Казалось, запах въелся намертво, и с ним уже не справятся ни вода, ни мыло, ни дорогой одеколон из Парижа – ни даже само время. Не будь я Одаренным – пожалуй, уже давно свалился бы намертво без всяких вражеских пуль. Но родовая магия еще кое-как поддерживала буквально разваливающееся на куски тело. Хоть Источник и капризничал временами, то и дело оставляя меня без подпитки с просевшим чуть ли не втрое личным резервом. Иногда сил не хватало даже на самое простое боевое заклятье.

Впрочем, я неплохо справлялся и с винтовкой. Конструкция Судаева не подвела, обеспечив штурмовым отрядам преимущество, которому немцы раз за разом вынуждены были уступать. Мы вытеснили их за железную дорогу, потом из южных кварталов – а потом и вовсе вышвырнули из Регенсбурга и гнали до самого Обертраублинга. Там они снова кое-как закрепились, выставив на всех дорогах уцелевшие орудия и пулеметы – и пока что держались. Подобраться к укреплениям через поля было не намного легче, чем пересечь Дунай.

И все же осада не могла продолжаться вечно: мы захватили в Регенсбурге не один арсенал, а основные силы французской армии насчитывали чуть ли не впятеро больше солдат, чем осталось у генералов Рейха. Солдаты Жозефа и эльзасские егеря понемногу брали Обертраублинг в клещи, и рано или поздно кольцо должно было замкнуться полностью. Могучее воинство, за несколько дней захватившее Бельгию чуть ли не целиком, стремительно скукоживалось и таяло. От пуль и осколков – и куда больше от дезертирства. Немцы сдавались в плен целыми ротами, не желая сражаться – а половина из них и вовсе изъявляла готовность присягнуть на верность истинной наследнице германского престола.

Окружение и капитуляция уже давно маячили где-то впереди, а когда мы с Оболенским и другими Одаренными разнесли магией единственную железную дорогу в сторону Вены – стали и вовсе неизбежными. У немцев понемногу заканчивались и припасы, и патроны, и снаряды для уже немногочисленных пушек. Они пока еще держались на чистом упрямстве и железной воле офицеров – но я уже не сомневался в победе.

Западный фронт вот-вот рухнет – и тогда до Вены останется пройти всего каких-то четыре сотни километров вдоль Дуная, где на пути встретятся только крохотные городишки с крохотными же гарнизонами.

Я даже втайне надеялся, что канцлер капитулирует в тот самый день, когда союзные войска форсируют реку Инн и пересекут границу Австрии… или его вынудят капитулировать. В конце концов, Хельга уже давно продемонстрировала и милосердие, и готовность к переговорам на тех условиях, которые вполне бы устроили и курфюрстов, и столичную знать, и военные чины. И уж тем более простых солдат – им наверняка уже давно надоело стрелять в своих же соотечественников.

Каприви проигрывал войну. Пусть не так быстро, как мне бы хотелось – но неотвратимо. Даже по эту сторону фронта вовсю гуляли слухи о мятежах в Венгрии, Богемии, на юге Австрии – и чуть ли не в самой Вене. И никакие успехи на востоке не могли спасти положение – да и тех уже почти не наблюдалось. Русские войска все еще пятились, накапливая силы для наступления, но и это не слишком-то помогало герру канцлеру – за последний месяц армия Рейха продвинулась от силы километров на двадцать, а большая ее часть все так же топталась на подступах к Люблину.

– Стрельбу? – усмехнулся я. – Ее величество не из тех, кто испугается шума и запаха дыма. Да и едва ли Мюнхен сейчас безопаснее, чем Регенсбург. Если донесения с юга не врут – некоторые из офицеров Рейха все еще отказываются сложить оружие.

– Отважные люди. – Оболенский опустил голову. – Жаль, что они не на нашей стороне… Впрочем, и по эту сторону фронта хватает своих героев.

– Не спорю. – Я расстегнул ворот кителя. – Мы все в неоплатном долгу у эльзасцев и лично ее светлости герцогини. Если бы не их отвага – французская армия так и осталась бы где-нибудь в Нюрнберге. Старик Жозеф бережет своих солдат.

– Это верно – эльзасцы всегда шли в первых рядах. Я бы даже сказал – они куда больше преданы вам, чем собственному монарху, – задумчиво отозвался Оболенский. – Иногда мне кажется, что ваших талантов хватило бы закончить войну в одиночку, без помощи из Петербурга.

– Вы мне льстите, друг мой, – рассмеялся я. – У эльзасцев достаточно и штыков, и тех, кто умеет стрелять – но без наших Щитов им пришлось бы несладко.

– Может, и так. – Оболенский не стал спорить. – И все же вы не можете не согласиться: сейчас выигрывает оружие, а не солдаты и Одаренные офицеры. Автоматические винтовки, пулеметы, дирижабли, панцеры…

– Панцеры. – Из моей груди вырвался протяжный вздох. – Будь у меня хоть три десятка исправных машин – я бы свалил весь западный фронт за неделю.

Техники действительно отчаянно не хватало – Жозеф не спешил делиться даже пушками, а своих бронированных машин у французской армии, можно сказать, и не было. Приходилось довольствоваться подачками Георга, которые гнали прямиком из Бельгии – и тем, что удавалось раздобыть в качестве трофеев. Но от изрешеченных магией и снарядами консервных банок было немного толку, и попадались они нечасто: немцы предпочитали взрывать панцеры – лишь бы не бросать на поле боя.