Охота на Аделайн (ЛП) - Карлтон Х.Д. - Страница 106

Мышцы его челюсти напрягаются, но я не могу понять, что у него на уме. Это занимает несколько мгновений, но в конце концов он поворачивает голову ко мне с пустым выражением лица.

"Ты хочешь, чтобы я сохранил ему жизнь?" - спрашивает он монотонным голосом.

Я открываю рот, но слова не выходят.

"Я не знаю", - честно отвечаю я. "Я действительно не знаю".

"О чем мы говорили раньше? Реши, с чем ты можешь жить, а с чем нет

с этим. Сможешь ли ты жить со знанием того, что я убила Рио, или нет?".

Я нахмурилась, глядя на свои руки, пока размышляла над этим. Я ковырялась в заусенице, даже не осознавая этого, точка крови на боку моего большого пальца.

"Ты бы сделал это?" спрашиваю я, глядя на него. "Если бы я попросила, ты бы пощадил бы его жизнь?"

"Да", - отвечает он. "Я бы убил за тебя - я уже убивал за тебя - но  я бы также положил оружие и никогда больше не брал его в руки, если бы ты попросила меня об этом.

То, на что я готов пойти ради тебя, ужасает, маленькая мышка. Так легко ты можешь уничтожить меня, а я лягу и приму это. Мне все равно, буду я жить или умру лишь бы это было для тебя".

"Не говори так", - шепчу я.

"Я не лгу, Аделин, и не собираюсь начинать сейчас. Итак, скажи мне. Ты хочешь, чтобы я пощадил его жизнь?"

"Да", - отвечаю я после нескольких ударов. "Я хочу, чтобы Рио жил со своим собственным выбором. Жалеет ли он о принятых решениях или нет, я хочу, чтобы он жил с этим. И я не хочу, чтобы кто-то из нас был ответственен за то, что лишил брата Катерины".

Зейд опускает голову, но кивает. И любовь, которая едва не сорвалась с моего языка, когда я увидела его по телевизору, снова вернулась, хотя на самом деле она никогда не уходила.

Я сползаю с кровати и встаю на колени между его раздвинутых бедер, хватаю его лицо ладонями и целую. лицо в свои ладони и нежно целую его губы.

"Спасибо", - говорю я. "Не только за это, но и за то, что было раньше. За то, что взял на себя вину за смерть Ксавье".

"Разве я не говорил, что сделаю для тебя все?" - спрашивает он, поворачивая голову, чтобы поцеловать мою ладонь, прежде чем выскользнуть из моих пальцев и встать.

"Мне нужно принять душ. Спи, детка".

Я открываю рот, но он закрывает за собой дверь ванной, прежде чем я  успела переварить его уход, оставив меня стоять на коленях на полу и чувствовать себя немного опустошенной.

Мое сердце замирает, чувство вины гложет меня изнутри за то, что я попросила его пощадить Рио. Я думаю, не отменить ли мне свое решение. Хотя, если быть честной с собой, думаю, я бы оплакивала его смерть. И я никогда не смогу посмотреть в глаза Катерине, несмотря на то, через что мне пришлось пройти из-за ее брата.

Я сижу в постели, ломая голову над тем, что делать, когда появляется Зейд, из глубин ванной комнаты за его спиной поднимается пар. Он одет только черное полотенце, свободно обмотанное вокруг талии и на грани того, чтобы соскользнуть.

При виде этого зрелища у меня перехватывает дыхание, и кровь закипает в жилах. от меня остались только испарения.

Никогда не будет другого, похожего на него - никогда не будет другого. И какая-то часть меня с ужасом ждет того дня, когда Зейд умрет. Хотя мне будет что сказать, если он умрет до того, как ему исполнится девяносто.

Засранец прыгал через препятствия, чтобы заполучить меня, теперь он должен страдать всю долгую жизнь со мной.

Никогда не пойму, как люди боятся смерти, когда время гораздо страшнее. Оно в конечном итоге приводит нас к смерти, потому что это единственное, что действительно делает нас смертными. Мы заперты в иллюзии, из которой нет выхода.

Черт, я очень хочу выбраться.

Когда он замечает меня, он делает небольшую паузу, прежде чем вздохнуть. "Ты все еще не спишь".

"И ты прячешься от меня", - отвечаю я.

Он беззлобно усмехается. "Я преследователь, детка. Я всегда прятался оттебя".

"Прекрати", - огрызаюсь я.

"Чего ты хочешь, Аделин?" - резко спросил он, его разочарование нарастало.

"Черт возьми, Зейд, я хочу тебя. Мне жаль, что Рио остается жить, ясно? Господи, это одна из немногих вещей, над которыми ты позволил мне иметь власть, а ты заставляешь меня чувствовать себя виноватой..." Мой голос прервался, когда он ворвался ко мне, страх забивает мне горло.

Через несколько секунд он стоит передо мной, схватив мою челюсть своей рукой и тянет меня вверх, пока мои колени едва не касаются кровати. Я визжу, цепляясь когтями за его руку, но он не ослабевает.

"Тебе нравится притворяться, что ты чертовски беспомощна, как маленькая мышка. попавшая в ловушку. Если ты хочешь быть такой, я могу показать тебе, что на самом деле значит быть беспомощным. Я могу показать тебе, что значит быть мной".

Мои глаза расширяются от недоумения, а ногти впиваются еще глубже. "Ты?!" повторяю я, пораженная его намеком.

"Да, я!" - кричит он. "Я ни черта не контролирую, когда дело касается тебя. Я

потерял его, когда увидел тебя в книжном магазине, и так и не смог вернуть. Думаешь, я преследовал тебя - это был контроль? Пить из твоего тела, несмотря на твои крики? Неужели  думаешь, у меня есть это прямо сейчас?" - рычит он, тряся моей головой, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.

Его глаза пылают, расширенные от ярости и чего-то настолько сильного, что это сжигает меня заживо  .

"Ты сама сказала, что я могу использовать твое тело для собственного удовольствия, но чего никогда не смогу у тебя отнять? Чего я хотел больше всего от тебя, Аделайн?"

"Мою любовь", - плачу я, слезы наворачиваются и проливаются.

"Именно так. Твоя любовь. Единственное, что мне когда-либо было нужно от тебя. Ты обладаешь силой, ты просто никогда не знала, что, блядь, делать с ней."

Проходит несколько мгновений, но постепенно меня осеняет. Его слова наконец-то пробиваются сквозь толстый череп, которым меня проклял Бог.

Зейд поддался каждому из своих самых темных инстинктов, потому что он никогда не  контролировал себя, чтобы остановиться. Он брал, и брал, и брал, потому что это было единственное, что он мог взять. Но это никогда не делало его сильным - это делало его беспомощным.

До сих пор я не могла понять, почему он всегда делал то чего хотел. Преследовал меня, трогал меня, трахал меня, когда хотел. Никаких не важно, сколько протестов срывалось с моих губ, или сколько раз я боролась с ним.