Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Одноколыбельники - Цветаева Марина Ивановна - Страница 26


26
Изменить размер шрифта:

Вставка из будущего

Сергей Эфрон – сестре

1 апреля 1928

<В Москву>

Дорогая Лиленька,

…Наконец-то нашел нашу могилу[34]. Оказывается, в своем письме ты указала не то кладбище (Монмартрское вместо Монпарнасского). Воль сообщил мне адр<ес>Франки. Франка отозвалась сейчас же, и т. п… Это кладбище находится совсем рядом с нею – мы в тот же день отправились туда.

Подумай, Франка убрала цветами могилу к моему приходу!

Вот ее вид. В головах, там, где должен был бы стоять крест – громадное хвойное дерево (елка?). Франка говорит, что это та маленькая елочка, к<отор>ая двадцать лет назад была посажена еще мамой, на папиной могиле! Куст очень разросся и, по словам Франки, каждый год цветет. Кроме того, по земле стелется плющ или хмель. (Посылаю тебе несколько листочков этого плюща.) Решетка в виде цепи в хорошем состоянии. Сейчас во Франции весна. Как только кончатся дожди, я засажу могилу цветами. Напиши, что посадить от тебя и от Веры. Закажи что-нибудь многолетнее, чтобы в будущем, когда ты приедешь сюда, ты нашла бы посаженное мною и тобою.

Марина Цветаева

Мать и музыка (фрагмент)

О, как мать торопилась, с нотами, с буквами, с «Ундинами»[35], с «Джэн Эйрами»[36], с «Антонами Горемыками»[37], с презрением к физической боли, со Св. Еленой[38], с одним против всех, с одним – без всех, точно знала, что не успеет, все равно не успеет всего, все равно ничего не успеет, так вот – хотя бы это, и хотя бы еще это, и еще это, и это еще… Чтобы было чем помянуть! Чтобы сразу накормить – на всю жизнь! Как с первой до последней минуты давала, – и даже давила! – не давая улечься, умяться (нам – успокоиться), заливала и забивала с верхом – впечатление на впечатление и воспоминание на воспоминание – как в уже не вмещающий сундук (кстати, оказавшийся бездонным), нечаянно или нарочно? Забивая вглубь – самое ценное – для дольшей сохранности от глаз, про запас, на тот крайний случай, когда уже «все продано», и за последним – нырок в сундук, где, оказывается, еще – всё. Чтобы дно, в последнюю минуту, само подавало. (О, неистощимость материнского дна, непрестанность подачи!) Мать точно заживо похоронила себя внутри нас – на вечную жизнь.

В субботу

Темнеет… Готовятся к чаю…

Дремлет Ася под маминой шубой.

Я страшную сказку читаю

О старой колдунье беззубой.

О старой колдунье, о гномах,

О принцессе, ушедшей закатом.

Как жутко в лесах незнакомых

Бродить ей с невидящим братом!

Одна у колдуньи забота:

Подвести его к пропасти прямо!

Темнеет… Сегодня суббота,

И будет печальная мама.

Темнеет… Не помнишь о часе.

Из столовой позвали нас к чаю.

Клубочком свернувшейся Асе

Я страшную сказку читаю.

В Ouchy

Держала мама наши руки,

К нам заглянув на дно души.

О, этот час, канун разлуки,

О предзакатный час в Ouchy!

– «Все в знаньи, скажут вам науки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Не знаю… Сказки – хороши!»

О, эти медленные звуки,

О, эта музыка в Ouchy!

Мы рядом. Вместе наши руки.

Нам грустно. Время, не спеши!..

О, этот час, преддверье муки,

О вечер розовый в Ouchy![39]

Как мы читали Lichtenstein

Тишь и зной, везде синеют сливы,

Усыпительно жужжанье мух,

Мы в траве уселись, молчаливы,

Мама Lichtenstein[40] читает вслух.

В пятнах губы, фартучек и платье,

Сливу руки нехотя берут.

Ярким золотом горит распятье

Там, внизу, где склон дороги крут.

Ульрих – мой герой, а Георг – Асин,

Каждый доблестью пленить сумел:

Герцог Ульрих так светло-несчастен,

Рыцарь Георг так влюбленно-смел!

Словно песня – милый голос мамы,

Волшебство творят ее уста.

Ввысь уходят ели, стройно-прямы,

Там, на солнце, нежен лик Христа…

Мы лежим, от счастья молчаливы,

Замирает сладко детский дух.

Мы в траве, вокруг синеют сливы,

Мама Lichtenstein читает вслух.

Книги в красном переплете

Из рая детского житья

Вы мне привет прощальный шлете,

Неизменившие друзья

В потертом, красном переплете.

Чуть легкий выучен урок,

Бегу тотчас же к вам, бывало.

– «Уж поздно!» – «Мама, десять строк!»…

Но, к счастью, мама забывала.

Дрожат на люстрах огоньки…

Как хорошо за книгой дома!

Под Грига, Шумана и Кюи

Я узнавала судьбы Тома.

Темнеет… В воздухе свежо…

Том в счастье с Бэкки полон веры.

Вот с факелом Индеец Джо

Блуждает в сумраке пещеры…

Кладбище… Вещий крик совы…

(Мне страшно!) Вот летит чрез кочки

Приемыш чопорной вдовы,

Как Диоген, живущий в бочке.

Светлее солнца тронный зал,