Кухарка тайного советника - Красовская Марианна - Страница 32

Надо и в самом деле испечь, да еще льере Гдлевской отнести. Кстати, о птичках.

— Льер Гродный, а вы Елену Гдлевскую знаете?

— Оленька, я же просил — просто Йозеф. Конечно, знаю, кто ж ее не знает! Я в нее в юности влюблен был, ни одного ее выступления не пропускал… Эх, славные были времена! А почему ты спрашиваешь?

— Потому что льера Елена сейчас в очень плачевном положении. Может, как-то можно похлопотать, чтобы ей пенсию выписали?

— Льера Елена? — Гродный изумленно на меня уставился. — Так она же умерла лет тридцать как! Еще при том взрыве во дворце!

— Она живет в Коборе в родительском доме.

— Враньё! — Гродный был возмущен настолько, что побагровел. — Мошенница поди! А ну-ка, деточка, отведи меня к этой твоей Гдлевской!

Я растерялась от такой воинственности. А ну как и вправду мошенница, а я просто повелась на сопливую сказочку? Да нет, вряд ли. Кто в здравом уме будет жить в старом доме и просить дрова у мэра? Да и осанка, манеры, взгляд этот — всё говорило о том, что Елена — действительно бывшая танцовщица. Не усугублю ли я ее и без того плачевное положение, приведя к ней мага? Наверное, нет. Она же говорила, что посылала прошение королю. Что писала своим поклонникам. Попробую, пожалуй. Если удастся ей помочь — пусть так. Мы шли теперь куда быстрее, чем раньше. Льер Гродный пыхтел как самовар, а потом начал рассказывать мне, какая это была прима, ах, какая была прима! Зал дышать боялся, когда она танцевала! Сам наследный принц за ней ухаживал, но она отвергла его притязания, выбрав, к слову сказать, моего названного деда. А когда Елена танцевала партию Велеславы — это из легенды о Пропавшем Королевиче — цветами был весь театр завален, на улицах букеты стояли. Поэтому Гродный ни за что не поверит, что такая женщина, как Гдлевская, вдруг одна осталась, даже если и ходить не может. Да и Матвеич… А хотя с ним-то все понятно было, он несколько лет к постели прикован был, да и потом у него проблем куча нарисовалась.

Дом Гдлевской выглядит уныло: когда начал сходить снег, стало видно, что сад запущен, многие деревья поломаны, кустарники разрослись. На кирпичных стенах давно потрескалась штукатурка, пара окон второго этажа забита досками. На лице у Г родного отражается недоумение — он ждал чего-то другого.

Мы проходим по нечищеной дорожке к дому, стучим бронзовым молоточком в дверь. Открывает неизменный Михаил, только сегодня он не в ливрее, а потрепанной куртке. Видимо, выходил куда-то.

— Лирра Ольга, — широко улыбается он. — Рад вас видеть! Льера будет счастлива гостям.

Мы проходим в гостиную, садимся на лиловые диваны и ждем. Елены выезжает к нам — как всегда элегантная, с прической, в красивом платье, жемчужных бусах и перчатках.

— Боже, это и в самом деле она! — восклицает Г родный. — Глазам не верю, как такое возможно?

— Мы знакомы? — нерешительно спрашивает Елена, изящно покачивая головой.

— Нет, откуда… Но я не могу не узнать великолепную льеру Гдлевскую! Позвольте сказать, что я ваш искренний поклонник!

В глазах Елены на мгновение мелькает хищный огонек, она явно просчитывает, чем этот поклонник может помочь в ее бедственном положении. Впрочем, лицо тут же разглаживается, появляется улыбка — немного смущенная, немного скорбная. Она взмахивает кистью и театрально вздыхает.

— Ах, льер, что было, то прошло, какое же великолепие…

Мне приходит в голову мысль, что в Коборском театре она вполне прижилась бы. Елена виртуозно владеет лицом и телом, если можно так сказать про женщину в инвалидном кресле.

А Гродный втягивает живот и сыплет, сыплет какими-то именами, названиями, фигурами танцев, даже не понимая, что Елена Гдлевская уже не разделяет его восторгов. Ее лицо тускнеет.

— Довольно, льер Йозеф, — перебиваю я его красочное воспоминание какого-то танцевального спектакля. — Вы бестактны.

Он замирает на полуслове, встряхивает головой и вдруг понимает, где находится. Губы кривятся в виноватой улыбке.

— Простите, льера Гдлевская, — краснеет он. — Я — мерзавец и эгоист. Чем я могу вам помочь?

— Много лет я пытаюсь добиться пенсии, как пострадавшая при том происшествии во дворце, — тут же отвечает Елена. — Если бы вы могли похлопотать… Сами видите, — она картинно и невыносимо изящно взмахивает рукой. — Я совсем потерялась в моей немощи.

— Я сделаю все, что могу, — горячо обещает Йозеф. — Льера, позвольте мне стать вашим другом и заходить к вам на чай?

— Разумеется, — тут Елена улыбнулась вполне искренне. — Буду счастлива, если вы будете меня навещать.

Они поболтали еще, уже вдвоем, а потом Гродный пошел домой, в смысле, к Лисовским, а я — в свой домик.

— А интересная у нее магия, — как-то задумчиво произнес Йозеф, прощаясь. — Вы заметили? Она вытаскивает из глубины души самые сокровенные мысли и мечты. Вытаскивает и жестко выставляет на свет. Я был отчаянно влюблен в грациозную Сусанну, в отважную Беренику и нежную Велеславу. Я преклонялся перед грацией льеры Гдлевской. Даже спустя столько лет она трогает мои чувства. И сегодня я понял, что всё это время любил лишь образ, а жизнь — она гораздо сложнее.

— Это хорошо или плохо? — осторожно спросила я, уверенная, что льер преувеличивает.

— Это полезно, — помолчав, сказал Гродный. — Только всё это не столь важно. А вот то, что я абсолютно точно видел имя Елены в списке погибших, мне очень не нравится. Тридцать лет прошло, конечно… но я четко помню, что сам лично Егора Матвеевича в чувство приводил, над кроватью его сидел — я же менталист как- никак, причем один из лучших. И первый его вопрос был про Елену: выжила ли? Узнав, что нет, он просто сдулся. Всё, даже бороться не стал. Интересно мне, кто же эти бумаги подписывал… Не льер ли Лисовский?

— Тридцать лет прошло, — напомнила я, похолодев внутри. — Так ли это важно? Да и сколько Лисовскому было?

— Двадцать два — двадцать три, — прикинул Йозеф. — Он секретарем тогда был при канцелярии, его сам Сабиров и пристроил. Всё это очень дурно пахнет, Оленька. Очень. И знаете что? Вы замешаны по самые уши.

Глава 26

Сладкие семейные узы

Готовить торт в печи оказалось куда проще, чем я предполагала. Пропорции я за давностию лет не слишком и помнила, но вот сам вид теста, его ощущения под пальцами, фактуру, цвет, плотность не перепутать. Когда-то Наполеон был моим любимым тортом, и сейчас я намеревалась его и в самом деле испечь.

Делать тесто — сродни медитации. Весь мир перестает существовать. Есть только ты, мука, вода и соль. И, конечно, лучшее сливочное масло. Замесить крутое тесто, раскатать его тонкой скалкой, смазать маслом. Свернуть в конверт, снова раскатать, снова смазать… и так пять-шесть раз. Медленно, с удовольствием, наслаждаясь каждым мгновением. Потом на ледник его отнести и заняться уже неотложными делами. Крем решила делать завтра: классический масляный (сгущенку сама делать я уж точно не умею, а с масляным кремом возни не так уж и много), да еще малину можно проложить. С тестом, правда, немного увлеклась: мне всё не нравилась плотность, вышло его приличное количество. Но много — не мало, сделаю большой торт, значит. Никогда с моими тортами такого не было, что их выкидывали, не доев.

На следующий день выпекла коржи. Оказывается, ничуть не сложнее, чем в духовке. Обрезала. Взбила крем из яиц, сахара и масла. С Лиской вышло просто замечательно: не нужна никакая водяная баня для плавного подогрева, она прекрасно нагрела мне яйца с сахаром с помощью своего дара — плавно, нежно, просто идеально. И взбивать помогала, она к этому привычная. В четыре руки мы промазали торт, украсили его малиной. Снова отнесли на ледник, прогнав с кухни всех троих магов, которые, поняв, что я пеку, буквально не давали мне прохода. Как будто для них делаю, честное слово!

Александр отсутствовал два дня — идеально! Торт как раз дошел. Ян Рудый вернулся с ним. Но меня неожиданно обрадовал третий персонаж, который первым делом заглянул на кухню.