Путь чести (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 25

Я со стоном опустился в лохань.

Вот тот, кто сведет меня в могилу. Непременно.

— Давай уже выходи. Заставил искать себя по всему дому. Будем праздновать! На улице уже темно, а значит праздник все ближе.

В комнате уже горели, расставленные мной свечи и дымился на столе жирный гусь. За окном хлопьями оседал на землю снег. Языки пламени плясали странные танцы в камине.

— Виктория, если вы хотели, чтобы я навеки стал вашим пленником, то вы выбрали правильный путь. — интересно Ганс или Фернандо проболтались ей о моей любимом рождественском блюде.

Девушка в прекрасном красном платье с белым воротом и рукавами с улыбкой протянула мне бокал. Янтарная жидкость прокатилась по горлу терпким теплом. Второй бокал опустел еще быстрее. А потом и третий. Фройляйн рассказала о своем детстве и мечтаниях, о традициях ее семьи. Жидкость исчезала, разговор шел легко и плавно обо всем подряд. Вторая бутылка потеряла свою пробку.

Отличное бордо!

На улице вовсю шло празднование. Доносился приглушенный гул и радостные голоса.

Я поймал себя на мысли, что эта девушка уже стала моим другом. Живая, начитанная, с острым умом и языком, она мало походила на обычных жительниц Эрфурта. И я был этому просто счастлив. Дружба с ней — настоящий подарок, но я был уверен, что мы оба хотим большего.

— Дорогая моя, с каждым днем ты удивляешь меня все больше. Сама судьба свела нас вместе. Несмотря на некоторую оригинальность нашей встречи. Я уже почти влюбился. — тело расслабилось, и язык тут же развязался. Щеки девушки красиво румянились в свечном свете.

— Не бросайся такими словами, фон Ронин. — она изящно отсалютовала бокалом. Я ответил тем же.

— Не имею такой привычки. — я осушил бокал, подался вперед и просто впился своими губами в теплые губы красавицы. Она прижалась ко мне и ответила нежным и теплым поцелуем. Самым сладким поцелуем в моей жизни... Нежность разлилась по всему телу и заполнила меня всего.

Трепетали свечи, свистели и трещали поленья в камине. За окном падал хлопьями снег и веселились люди.

Наступило Рождество — и мы встретили его вместе взаимной любви, ласкающими взглядами, поцелуями со вкусом вина — и нежности, которой я никогда ранее ни к кому ещё не испытывал... И пусть в канун праздника между нами не могло быть ничего более поцелуев — в эти мгновение я наконец-то познал, что такое счастье...

Глава 12

"Терпение и смирение нужно иметь и для мира, и для войны".

Иоанн Дамаскин, 675 — 754 г. от Рождества Христова.

Я с глубоким вздохом открыл глаза и удивился окружавшей меня тишине. На меня молча взирали с небосклона яркие звезды. Вдали ухал филин.

— Себастьян, ты вовремя. — улыбается Лермонт. — Не иначе шестое чувство.

Тапани уже вовсю пытался ослабить путы.

— Улыбался весь сон, фон Ронин. Неужто дом видел? — горец начинает меня пугать своей прозорливостью.

— Почти. — я тряхнул головой, сбрасывая сонное оцепенение. — Готовы?

— Только хотели тебя поднимать. Эти животные напились так, что мы даже караулов не заметили. Видимо считают, что Скопину-Щуйскому не до того, чтобы их выискивать по лесам.

— Ну, отчасти они правы. — я покачал головой.

— Так-то оно так, но забывать дисциплину — это первый шаг к смерти. Да и пленники могут сбежать. — Тапани улыбнулся.

Действительно, надо спешить.

Я залез пальцами в сапог и извлек лезвие. Прекрасная вещь. Веревки поддались сразу, хорошая сталь вошла в плетение, как теплый нож в масло. Наше ожидание окупилось.

— Готово! — я начал избавлять своих товарищей от пут.

— Тихо! — встревоженным шепотом выдохнул Лермонт. Я присел. Шагах в сорока прошли, покачиваясь два разбойника с бердышами. Явно во хмелю. Но это значит, все-таки какие-то караулы в лагере присутствуют. Это усложняет дело, но не меняет нашего плана.

— Действуем очень тихо. Постараемся не только вырваться, но и оставить пару подарков для этих гостеприимных людей. — я зловеще улыбаюсь.

— А поподробнее? — вопросительно смотрит на меня Тапани.

— Бочки с горячительным еще на телегах. А рядом с ними телеги с пищалями. Связь улавливаешь?

— Думаешь поджечь? А с чего ты взял, что эта жидкость будет гореть? — скептически прищурился Джок.

— Козачек дал мне отпить своего пойла. Пить я не пил, но даже по смоченным губам было понятно, что полыхнет знатно. Нужно только огонька дать.

— Пока нас вели, я заметил ближе к центру поляны телеги с бочками, в которых явно не пойло.

— И? Порох? — я убрал лезвие.

— Именно. — кивнул шотландец.

— Ты уверен? — Тапани разминает затекшие плечи. — Не очень-то хочется идти почти через весь лагерь, чтобы потом понять, что ошиблись. Нас могут заметить дозорные. А это опасно.

— Не мог я ошибиться. Сам видел! Там сидели разбойники и наполняли пороховые рожки.

— Рискнем. Если есть возможность уничтожить порох, надо пробовать. — я поднялся. — Пора.

Мы достаточно быстро обогнули шатры с храпящими внутри и снаружи бандитами. И вышли к грубо сбитой перевязи для коней. Как я и говорил, нашу троицу лошадей связали удилами вместе. Седельные сумки по-прежнему приторочены к седлам, и даже пистолеты покоятся в кобурах! И письмо на месте. Не иначе, воры всерьез сомневались на наш счет, и пока все точно не проясниться, решили не грабить. Невероятная глупость! Невероятная удача для нас!

— Тапани, займись лошадьми, а мы с Джоком прогуляемся до бочек с порохом. Жди нас на противоположной стороне поляны. И постарайся не попасться на глаза дозорным.

— Обижаешь, командир. — финн уже начал развязывать удила. — Сделаю все в лучшем виде.

— Не обижаю, а напоминаю. Только от тебя зависит как быстро мы отсюда уберемся.

— Идите уже. — беззлобно огрызается Тапани. — Буду вовремя на месте. И лошадок отвяжу.

Шотландец уже прячет за пояс пистолет, я следую его примеру. Путь до телег с порохом предстоит не близкий, особенно по полю с пьяными бандитами. Не дай Бог кто-то из упившихся опомниться от хмельного тумана и поднимет тревогу. Тогда точно конец.

Догорали костры… Небо даже не собиралось светлеть. Кричали ночные птицы. Я осторожно продвигался вперед, стараясь не наступать на развалившихся прямо на траве полуголых разбойников. Лермонт тихо ступает впереди, указывая направление.

— Смотри. — палец шотландца указывает прямо перед собой. Действительно телега. Действительно бочки меньше чем для хмельного. По телу пробежала приятная дрожь.

Ну, засранцы, мы вам устроим праздничек! Продолжите на том свете.

— Нет, мы ты представь, живем как в раю. — донеслись до нас пьяные голоса. Мы с Лермонтом мгновенно осели на траву.

— Еды, питья навалом! Да и не просто так воюем, а за царевича! Сколько живу, ни разу так удачно не устраивался в жизни. — продолжают приближаться голоса.

— Смотри. Эти как упились. — гогочет новый голос. — Сидят аки суженые в обнимку.

Мои глаза закрыты, но кинжал, прикрытый бедром, в секунду может найти свою цель. Речь точно о нас. Лермонт и я только и успели осесть и щеками столкнуться.

— Пошли. — снова шаги. — Еще выпьем пока все тихо. До утра еще долго. Скука!

Я вдыхаю в себя воздух, прислушиваясь к удаляющимся дозорными. Чувствую рядом напряженного, словно струна, Лермонта. Пронесло.

Переступая через раскинутые руки и ноги чумазых пропойц, мы остановились у самой телеги. Она доверху полна бочонками с порохом для пищалей и пистолетов.

— Вот видишь! А я говорил! — победно скалится шотландец.

— Молодец. — одними губами похвалил я.

Остается самое сложное — провести пороховой след через поле с упившимися разбойниками так, чтобы и телега на воздух взлетела, и было время сбежать.

— Эй, хлопчики, а чего это вы тут? — приглушенный голос раздался у колеса телеги.

По спине пробежали мурашки размером с кулак и сразу же прошиб холодный пот. Я широко улыбнулся и прошептал, имитируя пьяную речь.