Ведущая на свет (СИ) - Волховец Вера - Страница 70

— Пейтон? — без особого трепета в тон собеседнику откликается Генрих, чуть щурясь и сужая зрачки. Демоническое зрение в темноте было полезнее обычного. Становилось видно ауры, а благодаря им — и лица собеседников.

Физиономия Артура выглядит неожиданно обеспокоенной.

Архангел приземляется на балконную площадку рядом с Генрихом, подбирает, но не заставляет исчезнуть крылья, и пытливо устремляет свой взгляд на Генриха.

— Я верно понимаю, что мисс Виндроуз еще в общежитие не вернулась?

Отличный вопрос. Замечательный.

Особенно с точки зрения обострения давно чесавшейся между лопаток паранойи. Генрих оказывается на ногах, быстрее, чем формулирует ответ.

— А я верно понимаю, что на рабочем месте ты её не нашел?

Пейтон едва заметно качает подбородком вверх-вниз.

— Я посылал ей вызов, у меня было для неё задание, но в течение дня она ко мне не пришла. Могла не найти времени, но и ежедневного отчета от неё тоже не поступило.

Ох, уж этот Пейтон с его отчетами. Хотя, нужно сказать — это действительно настораживает. Агата изо всех сил старается доказать Пейтону собственную эффективность. Хотя он вроде как её уже и не отрицает.

— А меткой вызывал?

Впрочем, Генрих и так был в курсе, что Артур использует метки связи между Чистилищными работниками только в случае острой необходимости. Поэтому отрицательному покачиванию головы совсем не удивляется.

Генрих и сам не использовал метку на запястье, чтобы не беспокоить Агату из-за ерунды. Застукать её на рабочем месте без предупреждения было гораздо интереснее.

Но, если на рабочем месте её нет…

Генрих и Артур обнажают запястья одновременно. Только Генрих быстрее прижимает подушечку большого пальца к одной из восьми черных точек, нанесенных на кожу лимбийскими чернилами

Всегда четко знаешь, когда твой вызов принимают и обещают быть в ближайшее время, а когда…

— Она не отвечает, — тихо произносит Генрих. Не то чтобы он уж очень трепетал перед Артуром, но все-таки проявлять пренебрежение к этому архангелу причин не было.

Беспокойство на лице Артура становится более концентрированным. Архангел и сам активирует свой знак и с каждой секундой вызова в пустоту хмурится все сильнее.

— Она может не отвечать, если находится в смертном мире, — по одному ему понятным причинам произносит Пейтон, — и только этого нам сейчас и не хватало.

Свое заявление Артур не поясняет никоим образом, игнорирует даже прямой вопрос от Генриха, торопливо развернувшего крылья и рванувшего следом за архангелом. Спасибо, что не скрылся торопливо от глаз демона. И, судя по всему, Генриху сегодня еще предстоит пробыть некоторое время в Штрафном отделе, поскольку возвращается Артур именно туда.

И прямиком шагает в кабинет Миллера, даже не заморачиваясь на предваряющий толчок двери стук. Да что с ним такое, с этим-то повернутым на соблюдении всяческих правил, регламентов и даже этикета педантом?

— Виндроуз! — емко бросает Артур, глядя в глаза встревоженно вскочившего из-за стола Миллера. — Когда ты видел её последний раз?

Миллер бросает взгляд на часы, а потом морщится, прикидывая.

— С утра не видел, — если эмоции Артура тщательно скрыты от демонического обоняния, то расслабленный Миллер прятать их регулярно забывает. Именно поэтому запах беспокойства — чужого и не особенно приятного одним только фактом своего наличия — начинает напрягать Генриха еще сильнее. Лучше бы Миллер убрал, наконец, свой озабоченный глаз от его, Генриха, птички. Сколько времени ему нужно, чтобы это понять?

— Ты видел её наряды, — нетерпеливо переспрашивает Пейтон, — с кем она должна была уйти? Они уже ушли со смен?

Миллер заглядывает в какие-то свои бумажки, снова кривится, но глаза поднимает весьма обнадеженные.

— Мэтьюс и Фриман. Мэтьюс уже ушел наверняка, а Фриман должна быть на плановом экзорцизме сейчас, она их никогда не пропускает.

В этот раз Генрих разворачивается быстрее всех и выходит из кабинета Миллера первым. Он обходится без оборота, но чуть усиливает мышцы собственных ног, чтобы быстрее пролететь один коридор и три лестничных пролета, чтобы оказаться на этаже экзорцистов.

Обернуться на самом деле хочется, но серафимы не отличались хорошим чувством юмора и терпимостью, и на демона в боевой форме реагировали однозначно негативно — тут же хватались за клинки, призывали на помощь святое пламя, начинали молиться хором — и вот это было неприятно, хоть и не особенно критично.

Ну конечно. Уйдет Мэтьюс, как же. Если и была в Лимбе девчонка, которой парень давал меньше проходу, чем Дэймон своей Анне, то точно не в Лондонском подразделении.

Вот и сейчас, он сидел у двери, из-за которой доносился патетичный голос штатного экзорциста, вычитывающего соответствующую молитву, и морщась потряхивал головой — действием святого слова задевало и его, но тем не менее не уходил. Ждал.

Генрих сгреб Дэймона за грудки, вздернул на ноги и с размаху толкнул к стене. Бес раздосадованно взвыл, на чистом инстинкте хлестнул Генриха по запястью удлиннившимися от вспышки адреналина когтями, но виновато заскулил, услышав зарождающийся в груди исчадия рык. Меньше всего Генрих сейчас был настроен на болтовню, коей отличался этот паскудный, но все же подающий надежды подопечный Агаты.

— Где она? — рычит Генрих отрывисто. Без имен, без званий, этому щенку все было понятно и так. — Вы ушли на смену вместе. Она не вернулась. Где она?

— В Лондоне, — прокашливает Дэймон, втягивая когти и все так же впиваясь в кожу на руке Генриха, — она там осталась.

— Её что, ранил демон? — Генрих вроде и понимает, что именно Мэтьюс и не при чем, но пальцы все равно сильнее сжимаются на его горле, — ты позволил? И спокойно сидишь тут?

— Нет, нет, — взвыл Дэймон отчаянней, — она сама осталась. Сказала — хочет повидать родню.

Почему так внезапно? Утром об этом не было и речи? И почему она до сих пор не вернулась?

За плечами Генриха становится шумнее — на звуки драки прибежало несколько серафимов, и им нашлось зрелище для полюбоваться. Кто-то уже материализует клинки воли…

— Х-хартман, — это Мэтьюс уже сипит на пределе собственных связок, — м-может, ты меня отпустишь?

Исчадию эта мысль не нравится. Ведь именно этот щенок допустил, чтобы Агата осталась в Лондоне без прикрытия. Почему бы все-таки не сломать ему хребет — пусть пару недель полежит в лазарете, проникнется собственным проступком.

Иной раз проще было сломать себе руку, чем затолкать собственную сущность поглубже. И все-таки сейчас обошлось без этого.

Но лучше бы зайти к Анджеле пораньше, этим утром её не оказалось на месте — и вот оно, чудесное знакомство с собственным я.

Оказавшийся на свободе Дэймон медленно сползает по стеночке, держась за горло.

Генрих же одним плавным отточенным движением разворачивается к столпившимся за спиной экзорцистам.

Те предсказуемо от него шарахаются. Генрих недоуменно косится на свои руки, будто пытаясь найти в них причину такого страха, и не находит. Ну, точнее находит, но с каких пор серафимы боятся когтей, да еще и почти втянувшихся?

— Глаза, Генри, — негромко произносит Пейтон, — светятся.

Ах, это…

— Вы слышали? — хрипло уточняет Генрих, заставляя зрачки приглушить алое голодное свечение.

Миллер и Пейтон пришли немногим позже него, и теперь первый стоит за плечом у второго, с такой осуждающей мордой, что очень хочется ударить хотя бы его. Или — хотя бы ударить. Хочется-то гораздо большего…

— Слышали, — Пейтон говорит кратко и недовольно, а потом вытаскивает из кармана маленький ключик, подбрасывает его на ладони, красноречиво смотрит на Генриха, а потом на Миллера, и шагает к первой ближайшей двери.

— Нет, — вдруг вклинивается Миллер, встряхивая головой, — ему нельзя с нами идти, Артур.

Рык прорывается наружу. На самом деле держать демона на поводке внутри не так уж и просто, а вот сейчас поводок и так слишком напряжен.

— Видишь? — Миллер изобличительно тыкает в Генриха пальцем. — Он не ходил на экзорцизмы, он с трудом себя контролирует, в таком состоянии вылазки в смертный мир запрещены.