Ведущая на свет (СИ) - Волховец Вера - Страница 61

Леди… Такое обращение от главы Триумвирата означает только одно — он признает Агату равной. Орудием Небес.

— Нет, мистер Пейтон, — Агата нервно встряхивает головой, — у меня только двое подопечных… С половиной… — её взгляд нервно дергается в сторону Дэймона, — и все они здесь.

— Тогда давайте уже начнем, — вздыхает Артур и без особой радости отодвигает от себя листы с чьим-то отчетом, — быстро мы все равно сегодня не закончим.

Обычно процедура рассмотрения приговора на трибунале Триумвирата архангелов — процедура не самая долгая. Обычно архангелы точно представляют, что им делать и как быть с каждым конкретным демоном. Так процесс выноса приговора у Генриха в первый раз отнял всего пятнадцать минут, и то основную часть времени сожрала попытка зачитать хотя бы половину из списка самых тяжелейших его грехов.

Этот раз явно должен был стать чем-то иным. И Пейтон точно представлял, о чем говорит, потому, что он даже повестку для заседания дочитать не успевает.

— Арчи, ты ведь несерьезно, — стонет Анджела, — ну ведь ты понимаешь, что это бред. Ну, какое помилование для Хартмана. Для девчонки еще можно подумать. И то… Мы же уже следили за ней при первой амнистии. Да, показатели были хорошие. А потом она попыталась сбежать.

Агата напрягается, будто внутри неё скручивается тугая пружина, она уже готова к тому чтобы броситься на защиту своих подопечных. Только открыть рот девушка не успевает.

Артур просто опускает ладонь на столешницу перед собой, и Анджела затыкается. По всей видимости, пределы наглости она сейчас нарушила и сама прекрасно это осознает.

— Мы занимаемся программой реабилитации для демонов высшего уровня уже не первый год, Анджела, — ровно замечает Артур, — и только у мисс Виндроуз получилось добиться хоть каких-то подвижек.

— Подвижки? — Анджела подается вперед, роняя запястья. — Какие у неё подвижки? Одна неделя без косяков у исчадия? При том, что она практически кормила его за свой счет, чтобы он не обострялся? Это смешно.

— Амнистированные отродья на тех же условиях у нас и пяти дней не выдерживали, — меж тем вклинивается Миллер, — исчадию же мы прогнозировали не больше трех.

— У вас? — негромко переспрашивает Агата, с удивленным интересом разворачиваясь к Миллеру.

Генрих запрокидывает голову, находя кресло для подсудимого неожиданно удобным — есть куда упереть затылок.

Хорошо, что с Полей подобных сцен ему будет не видно. Ей богу, уже сейчас отодрал бы Миллеру его блондинистую голову, чтобы Агате было некуда смотреть, а ему — было нечем ей улыбаться.

— Мы давно пытаемся начать работать с амнистированными старшими демонами, Агата, — тем временем поясняет Миллер, под скептическое хмыканье Дэймона с окна.

— Только пора бы уже прийти к выводу, что это слабнут их оковы, и нет у них возможности вписаться в нашу работу хоть на каких-то условиях, — Анджела разговаривает с Агатой как с маленькой девочкой, которая попросила ей объяснить, почему ночью темно. Самое забавное — Агата вообще не обращает никакого внимания на это. И легкий медовый запах щекочет ноздри Генриха, снова искушая терпкостью своего осадка. Она — слишком заманчивый приз, чтобы так легко выбросить из головы мысль опустошить и эту душу.

Лишний повод не передумывать. Жаль, повода вклиниться еще не возникло.

— Расскажите, — тихо произносит Агата, и выпрямившийся Генрих любуется на её еще сильнее побледневшую мордашку с опущенными ресницами.

А ведь она не боится.

Она почти в ярости. Её сложно обидеть выпадами в её адрес, но за демонов эта дурочка готова биться чуть ли не до крови.

— А чего рассказывать, давайте ей покажем? — подскакивает Анджела, не ощущая этого вибрирующего в голосе Агаты гнева. — Арчи, разреши привести Каллахана! В рамках демонстрации, разумеется.

Анджела говорит это с издевкой, ясно что она хочет лишь сильнее доказать Агате её неправоту. Пейтон же допускает молчаливую паузу, секунд на десять, а потом бросает заинтересованный взгляд на Агату и кивает.

Анджела пулей вылетает из зала заседания.

— Мисс Виндроуз, этот субъект в состоянии активного срыва. Отродье… Вы ведь намерены попытаться что-то с ним сделать?

Агата кивает, глядя не на Артура, а куда-то в сторону.

— Вы не должны за него поручаться, слышите? — повышая голос произносит Артур, а когда Агата вскидывается, добавляет тону еще и категоричности. — Мы должны знать, что вы можете без этого. Ваш лимит поручительств не безграничен. Вы не сможете поручиться за всех демонов с Полей.

— Небеса и не дадут мне взять на поруки абсолютно каждого, — бесстрастно откликается Агата, — им виднее, кого можно освобождать, а кого нельзя.

— И все же, нет, — Пейтон покачивает головой, — хотите что-то доказать — обойдитесь без этой молитвы. Сейчас!

Нажим на последнее слово заставляет Агату сощуриться.

— Только сейчас?

Артур пожимает плечами, будто без слов очерчивая: «А уж тут как справитесь».

Именно в эту минуту дверь зала снова распахивается. Точнее — в неё кто-то врезается твердой, мордатой головой с двумя длинными рогами.

Демон в состоянии активного срыва — то есть оголодавший настолько, что попросту не может вернуться в человеческую форму и пребывает в боевой. Крупный, с чешуей цвета темной бронзы, почти что достигшей черноты исчадий. Замирает почти сразу, как оказывается в зале, ослепленный аурами четырех архангелов сразу. Дышит демон хрипло. Раздумывает, что ему сильнее хочется — пожрать или сохранить шкуру цельной.

— Познакомьтесь, мисс Виндроуз, — ехидный голосок Анджелы Свон доносится откуда-то из-за спины демона, а саму её не видно, — Блейн Каллахан. Последнее отродье, которое не прошло программу реабилитации. Не поддается экзорцизмам, не превращается в человека. Безнадежный. Мы еще не успели вернуть его на Поля.

И судя по глухому рычанию демона — озвученная перспектива его совсем не устраивает. А вот идея перекусить одним из архангелов соблазняет все сильнее.

По глазам вдруг наотмашь хлещет белый свет. Будь этот свет ударом — из него вышла бы отличная пощечина.

Яркий, слепящий, прожигающий будто до души, едва живой, сокрытой под заскорузлым панцирем греха. Рядом скулит от той же вспышки Анна, от окна — доносится хриплое рычание Дэймона.

Зрение возвращается не сразу — хотя бы какое-то, не говоря уже о демоническом, остром, способном с крыши пятиэтажного здания читать газету у присевшего на лавочке внизу старика.

Когда Генрих обретает способность отличать людей друг от друга не только по ширине цветовых пятен и голосу, он замечает, что Триумвират тоже трет глаза с недовольными физиономиями. Резануло не только демонов. Хотя архангелов этот свет не мог ослепить, это точно.

— Уберите ошейник, мистер Пейтон, — раздается голос Агаты — уже от двери. Когда она успела оказаться там?

Светилась кстати тоже она. И сейчас оставались видны легкие волны света, исходящие от кожи девушки, будто теплый солнечный прибой. Агата стоит у самой морды отродья и смотрит ему в глаза, опустив свою маленькую ладошку между ноздрями демона. Слишком близко…

Генрих не успевает дернуться вперед, как с тихим клацаньем смыкаются вокруг его запястий две полосы святой стали, притягивая его руки к подлокотникам кресла.

— Не мешай ей, Хартман, — тихо произносит Артур, а Генрих оборачивается к нему и только рычит, потому что у него нет сейчас ни единого слова для этого безмозглого святоши.

Она! Слишком! Близко!

Отродье от исчадия отличают только габариты, но токсичность у них точно такая же. И сейчас этот ублюдок явно примеряется к точке особой чувствительности души. Чтобы истощить эту самонадеянную птаху…

Пусть этот ублюдок сейчас стоит смирно, это наверняка уловка, чтобы девчонка расслабилась и не вздумала больше использовать эти свои вспышки…

— Мистер Пейтон. Ошейник! — нетерпеливо восклицает Агата, а Генрих впивается взглядом в глаза Пейтона. В бесстрастные, изучающие глаза Пейтона.