Погружение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич - Страница 11

В лесу еще осталась черника. Мы собираем ее и сушим. Как и лисички, которых в этом году великое множество. Разговор про открытие дверей в другой мир с помощью растения я не забыла. Пристаю к обоим:

— Люба, что будет плохого, если я получу такой опыт?

— Какой такой?

— Ну, Света говорила про расширение канала восприятия.

— Он у тебя и так шире, ровно настолько, насколько можешь принять.

— А, может, больше смогу. По крайней мере, знать буду, к чему стремиться.

— Света, давай ее мухоморами накормим, чтоб потом не думала, — Люба с хитринкой смотрит на Свету, уперев руки в боки.

— О, давай! Это такие? — показываю на красную шляпку.

— Нет, — отвечает Света, — в нашей полосе их четыре вида растет, и все красные. Этот хорош для косметической маски, внутрь нужного эффекта не даст. Не боишься умереть?

— Не боюсь, я девушка начитанная. Мухоморы даже в русской классике воспеты.

— Это где же?

— У великого русского писателя Ивана Бунина.

— И что ты у него читала? — с сомнением спрашивает Света.

— Читала избранное, но ничего не запомнила. Удивительный стиль, гениальный, но ничего в голове не остается. Кроме рассказа «Косцы».

— А он почему остался?

— Потому что до этого читала в журнале про мускарин.

— Про что рассказ-то? — спрашивает Люба.

— В целом, сопли эмигранта по утраченной матушке России. Как хорошо было. Главный герой вприпрыжку передвигается среди березок, лужаек, ручейков, мужичков и прочей русской природы. Но детали! Мужички — это косцы, которые без устали косят лужайки в березовой роще. И возвращаясь обратно, уже затемно, герой рассказа любуется добрыми молодцами, которые пригласили его к ужину. А на ужин у них жаренные грибы. Мухоморы! Герой отказался. А вот мужики поели. И дальше всю ночь косить с блестящими глазами. Казалось бы, мелочь. Но что-то мы не знаем о трудовых подвигах наших предков. Возможно, есть ряд вещей, которые позволяли пережить и крепостное право, и всякие нашествия.

— Надо же, надо будет почитать, — Света задумалась.

— Так что насчет медицинского эксперимента? — напоминаю я.

— Медицинский, это одно дело. Был у меня пациент. Травма шейного отдела позвоночника, тетрапарез с высоким тонусом. Это когда руки и ноги скрючило, а разогнуть никак. Восемь лет на коляске, контрактуры, депрессия. Состояние гипертонуса его полностью резистентное к любой терапии. По-русски, никакие таблетки не помогают. Эффект, причем выраженный, оказывало только иглоукалывание, но не надолго. Рискнули попробовать мускариновый эффект. Его ощущения: «Настроение улучшается, наверно раза в 2–3…антидепрессивный эффект очень хороший, по-моему противоболевой эффект, был, но это может быть субъективно, общий тонус (не мышечный) повышается прекрасно…шум в ушах, голове исчезает, зрение чётче и ярче процентов на 30,на спастику я не заметил особого влияния, мочеиспускание улучшилось процентов на двадцать». Но там дозы другие, от полгриба до полутора. С тобой так не обойдемся.

— Ну и понаблюдаете.

— Есть у меня сушеные грибы с прошлого года.

— Отлично, после обеда и давайте.

Обеда мне не дали, потому что лучше на голодный желудок. Света достала льняной мешочек и выделила мне три шляпки среднего размера.

— Если что, два пальца в рот, и все наружу выйдет, — подбадриваю себя.

— Ничего не выйдет. Мухоморы блокируют рвотный рефлекс напрочь. Хоть кулак засунь.

Я откусила половинку шляпки. Вкусно. Через час ничего не произошло. Съела остальные. Никакого оборудование медицинского у Светы здесь нет. Можно только пульс посчитать.

— И не надо, — отвечает она на вопрос Любы, — вот представь, наступил конец света, но мы выжили. Как врачебную помощь оказывать? Перенеси в такие обстоятельства терапевта или невролога. Скажут про заболевание на латинском или греческом. А дальше?

— Если руками не умеешь ничего, то бесполезный член общины.

— Вот, поэтому я стараюсь обходится подручными средствами. Мечтаю создать систему, которую назову «Медицина апокалипсиса».

— А как ты смотришь больного? — интересуюсь я.

— Руками. Закрываю глаза и щупаю. Иногда достаточно ладонь поднести, чтобы понять, что болит.

— Мастер Глины, — шепчу я.

Люба метает на меня взгляд и переводит разговор. Но мне нечего сказать. Вечером съела еще два гриба. Уже думали спать, как появилась шаткость походки. Стала заваливаться назад. Будто оступаюсь. Легко этому сопротивляюсь. Улеглись часов в десять вечера. Уснула. Но проснулась около двенадцати. И поняла — подействовали. Голова сильно кружилась. Очень сильно. Во все стороны. Оказалось, женщины не спят.

— Ну, что? — спрашивает Света, — веселая ночь началась.

— Голова кружится.

— Понятное дело.

— Как при алкоголе? — спрашивает Люба.

— Я не пью.

— Нет, тут по-другому, — отвечает Света, — от чрезмерной дозы алкоголя головокружение неотвратимое. И стоя и лежа, грубо врывающееся и безысходное, мучительное. А здесь как-то менее навязчивое, что ли. Попробуй замереть.

— Почти прошло, — отвечаю, сидя по-татарски на кровати.

— В Индии используют мухоморы для приготовления магического напитка Сома, — просвещает Света, — кришнаиты говорят, правда, что настоящую Сому можно сделать только на Луне. Но, думаю, они и так прекрасно справляются.

— Так они поэтому сидят неподвижно? — Спрашивает Люба.

— Кроме Сомы у них добра хватает. И гашиш, и опий.

— Это у нас запрещено, — говорю я тихо.

— Хорошо, до мухоморов не добрались. Маша, ты как?

— Реальность разделилось на слои. Есть положение, где сильное головокружение и тошнота. Но если замереть и сидеть недвижно, оно сразу уходит, и остаешься в другом слое, где его нет. Там уютно. Но только пока не двинешься. Я в туалет хочу.

— Выходи в реальность и иди.

У нас отдельное крылечко, точнее, выход. Потому что положенные на чурбаки доски крыльцом не назовешь. Зато можно выйти, никому не мешая. На походке головокружение не отражалось, в отличие от алкогольного опьянения — они все шатаются. Я специально прошла по прямой. Тело управлялось обычно. Но появился эффект «Буратино» — ощущение не своих движений. Ты управляешь телом, как куклой, как бы со стороны. В туалет я сходила к забору.

И испугалась своего состояния. Во-первых, стало ясно, что грибы подействовали, во-вторых, неизвестно, до каких пределов эффект будет усиливаться, в третьих, стали появляться физические проявления. Тошнота где-то глубоко, хоть и навязчива, но не стремилась проявляться во всей красе. Началось сердцебиение. По возвращении Света посчитала пульс — восемьдесят ударов в минуту. Я легла.

— Маша, не молчи, чего у тебя? — беспокоится Света.

— Тепло в области сердца, более к центру, за грудиной. Как горячий ком с два кулака ощущается. И он пульсирует — волнообразно распространяется, угасает и вновь возникает, медленно, по всей грудной клетке. Доходит до живота и рук. Но в ладони не идет. А еще волны по коже. Будто лазером сканируют, как в кино. Словно волна кипятка распространяется по коже головы, груди, рук, живота. Именно, что волна. После ее прохождения ничего не оставалось. Некоторые участки кожи, на груди, плечах, особо на голове, как ошпаренные, но если боль от кипятка уменьшить в разы.

— Хорошо, а как общение, не затруднилось?

— Блокируется. Фразы отказываются заканчиваться. А мысль — развиваться. То есть сказать хочешь, а как — не знаешь. Потому что мысль тоже стопорится. Но я пока преодолеваю. Понимание не нарушилось.

— Перестройка воспринимающего аппарата, — комментирует Света.

— Сейчас четкое ощущение, что мозг в голове сжимается. И даже картинка рисуется, — говорю я через пятнадцать минут, — смутно, на сером фоне, что-то студенистое, но в тоже время, уплотняющееся до ореховой твердости вокруг мозга, сжимает его. Ощущение неприятное, но не болезненное.

Света считает пульс. Сто шесть ударов в минуту. Было не до тошноты и головокружения — из них легко выйти, не двигаясь и не думая о них. Потом перед глазами реальность подобралась и ушла вверх, свернулась до половины. Не банальное видимое изображение перед глазами, а та реальность, в которой ходят, где кружится голова и тошнит. И ранее не досаждала, а тут свернулась, обособилась. Попыталась говорить — слоги в словах менялись местами.