Орел и Ворон (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 32

— Смотри немец! Ежели жена твоя правда столь красива, как ты ее описываешь — может вам обоим на Руси обосноваться, а?! Примите православие, ты поступишь на службу Царскую, она тебе детишек нарожает… А то ить еще сожгут девку-то по навету!

Немец, отъехав шагов на тридцать, осадил Стрекозу, обратив на меня возмущенный и одновременно с тем испуганный взгляд. На мгновение возникло ощущение, что он чем подавился — но, как оказалось, рейтар просто возмутился да искал нужные слова:

— Слышишь, московит — ты поменьше языком молоти! А то беду накличешь!

Я равнодушно пожал плечами также, как до того и мой спутник, после чего спокойно и рассудительно ответил:

— Дык я не со злым умыслом, я наоборот, как лучше тебе предлагаю сделать.

Ротмистр зло процедил в ответ:

— Как лучше? Да вся Московия кровью обливается! Ляхи, литовцы и черкасы ее заполонили, татары порубежье терзают! И сюда ты предлагаешь мне жену везти?!

Ну, вот теперь пришел и мой черед осерчать!

— Сюда! Потому как долг мы свой ратный исполним, побив Сапегу и воров тушинских, так и остановится поток крови невинных! Иль ты собрался бежать до того, как супостата одолеем?!

Себастьян, чуть успокоившись, ответил уже не так резко:

— Коли бы собирался — так давно уже бежал. Нет! Раз я заключил договор найма — то я его выполню. Честь рода фон Ронинов не будет запятнана!

Я примирительно кивнул, также понизив голос:

— Ну, вот и славно…

Мы уже миновали границу леса, въехав в обступившее дорогу с обеих сторон ржаное поле — когда справа, на некотором удалении, послышались истошные бабские крики и басистый мужской хохот. Сразу почуяв неладное, я приподнялся в стременах — и разглядел впереди, шагах в двухстах, две телеги, вокруг которых замерло несколько всадников. Телеги откатили в низину, потому на глаза они сразу не попались...Также я обратил внимание на то, что в седлах осталось трое наездников — среди них один черкас, судя по характерному чубу и бритой голове, а еще двое облачены в литовские кафтаны. И четверо лошадей замерли подле конных — но не заводные, а под седлами.

Сердце мое оборвалось, когда от телег послышался резкий треск одежды — а практически сразу за ним отчаянный женский визг, который заглушил похабный мужской гогот. Что там происходит, стало понятно сей же миг — отчего в глазах у меня аж потемнело… И еще тяжелее стало, когда я услышал вопрос ротмистра:

— Семеро против двоих. Будем ввязываться?

Закусив губу, я обернулся к рейтару, готовый сорваться — но, судя по выражению его лица, тот не схватки с лисовчиками испугался (очевидно неравной!), а просто ждет моего решения. Это меня немного успокоило… Да, поручение у нас действительно очень важное. А схватка семеро против двоих вполне может обернуться не в нашу пользу! Это же не разбойный сброд из вчерашних крестьян — это какие-никакие воины, пусть и душегубцы... Равного отряда могли бы и испугаться, но против всего двух ратников наоборот расхрабрятся…

— Все равно ведь дорога наша только вперед. Заметят, так или иначе, заметят.

Фон Ронин насмешливо вскинул бровь, но промолчал — промолчал о том, что у нас есть заводные кобылы и что мы вполне можем оторваться от преследования занятых бабой (или бабами) воров… Нет, вместо этого ротмистр потянулся к пистолям, стремительно завоевывая мое уважение:

— Как скажешь, сотник. Каков план — подскачем вместе да начнем палить?

Прежде, чем я ответил, к женским крикам у телег добавился истошный визг второй жертвы — и я, подгоняемый им, быстро затараторил:

— Вдвоем не стоит. Ты выглядишь как шляхтич — сразу, даже если самопалы есть, палить никто не станет. Подскачи к ним, крикни что-нибудь приветственное, вроде «панове!», а потом стреляй с обеих рук по конным! После разворачивай лошадь и скачи назад, да как можно скорее. Я же следом за тобой побегу и схоронюсь во ржи поближе к развилке. И как только лисовчики меня минуют, я их в спину-то из лука и приголублю!

Себастьян только головой покачал:

— Будь по-твоему, Тимофей. Но чую, сгубит нас твое доброе сердце!

Я ответил, уже соскочив с Уголька:

— Смелых и Господь привечает!

Фон Ронин послал Стрекозу вперед легоньким ударом пяток — а я, выхватив из саадака лук, сгреб в охапку не меньше шести стрел из колчана, и со всех ног припустил за перешедшим на рысь рейтаром!

Будь, что будет!

Конечно, за лошадью пешцу не угнаться — но поскачи я верхом, то лисовчики обязательно бы заметили обоих всадников. Какая уж тут засада? Нет, можно было и вдвоем на ворогов налететь — вот только двое уже какой-никакой, но боевой отряд, и вызовет большую настороженность, чем одинокий всадник. Да и потом — высока вероятность, что жертвы татей пострадали бы в схватке. Хоть от случайной стрелы или пули, хоть конь наступил бы копытом или кто саблей промахнулся… А прием с засадой — один из излюбленных ратниками засечной черты и поведанный мне отцом еще в отрочестве — наверняка даст нам преимущество!

Лишь бы только фон Ронина сразу-то не прибили…

Отстав шагов на пятьдесят от ротмистра, уже поравнявшегося с развилкой, ведущей к низине, я нырнул в рожь с дороги так, чтобы преследователи немца не смогли сразу разглядеть смятые мной колосья… Заполошно дыша, я воткнул в землю все шесть бронебойных «гостинцев», после чего дернул тетиву указательным пальцем правой, проверяя натяг. Вроде, все хорошо…

Интересно, а Себастьян согласился бы на мою придумку, если бы знал, что учился я стрельбе из лука в далеком отрочестве, и до настоящего мастерства мне даже тогда было ой как далеко? И что взяв лук в руки уже перед самым нашим «паломничеством» к старцу Иринарху, я едва вспомнил, как увязывать ремешки-петли с тетивой хорасамским узлом?! После чего пару стрел выпустил, едва попав цель с тридцати шагов — а уж затем и выезжать пришлось?

Наверное, все же стоило взять пистоли — вон как фон Ронин лихо палит из них! Да только вот пистоли с их сложными колесцовыми замками я в жизни ни разу не держал. И потому родной лук, стрельбе из которого я все-таки учился, показался тогда лучшим выбором…

— Панове!!!

Громкий окрик рейтара оборвал мои мысли — заставив остро пожалеть, что я не могу видеть, что сейчас происходит у телег! Заодно некстати вспомнилось о калантарях и мисюрках, оставленных в седельных сумках наших заводных кобыл… Лисовчики что-то негромко ответили Себастьяну — а затем грянул выстрел! Спустя короткое мгновение еще один; ему вторят злобные мужские крики и еще один истошный женский визг. Тревожно заржали лошади, послышался дробный топот копыт Стрекозы, уносящей ротмистра…

А затем в третий раз грохнул пистоль.

— Пся крев!

Закричал кто-то из ляхов — а я закусил губу, размышляя над тем, кому принадлежал последний выстрел: немцу, с которым мы договаривались только на два, или кому-то из лисовчиков?

Однако следом еще дважды бахнули самопалы — и я перестал гадать, припав к земле и наложив на тетиву первую стрелу… После чего принялся напряженно ждать, одновременно с тем горячо взмолившись к Богородице о заступничестве и сохранении фон Ронину жизни. Хоть и иноземец-наемник, но малый честный и верный — да и меня разок уже успел выручить!

Вновь различив дробный грохот копыт перешедшей на галоп Стрекозы, я облегченно выдохнул — окончательно же меня отпустило, когда я увидел в седле фон Ронина, распластавшегося на холке и отчаянно подгоняющего кобылу плетью… Жив!

Спустя пару ударов сердца следом за немцем мою засаду проскочило четверо всадников — и ни одного из тех, кого я видел ранее, среди них не оказалось.

Значит, третий выстрел принадлежал все же фон Ронину!

Ляхи меня не увидели, проскочив мимо вытоптанной во ржи тропки — и как только они проскакали вперед, я пружинисто выпрямился, одновременно с тем расставив ноги на ширину плеч и развернувшись левым боком к лисовчикам. Все как когда-то учил меня отец… Вскинув лук на уровень плеч, я с некоторым усилием оттянул оперенный конец стрелы к правому уху, прочертив взглядом линию ее полета к спине ближнего всадника…