Орел и Ворон (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 22

По крайней мере, в этот раз…

Поняв настроение своих людей, наверняка принявших решение дезертировать сгоряча, под влиянием момента, финский офицер склонил голову.

— Мы подчиняемся вашей воле, господин генерал.

— И я это оценил…

Командир корпуса лихо развернулся на коне, взмахом руки приказывая солдатам следовать за собой:

— Марш!!!

Наступило временное затишье. Правда, дезертиры все равно регулярно покидают лагерь под покровом ночи — но уже по одиночке или совсем небольшими группами.

Как по мне, эти глупцы просто обречены…

А наше войско медленно двигается на восток, под Калязин, где остановилось войско Скопина-Шуйского…

Очередное утро наступило для меня с оглушительным криком Джока, бессердечно меня расталкивающего:

— Командир, сбор офицеров!

— Что случилось?

Проморгавшись и оценив встревоженный внешний вид друга, я быстро впрыгнул в сапоги, уже предчувствуя неладное.

— Ночью ушла большая часть французских мушкетеров и германских доппельзольднеров, не менее половины пикинеров. По большому счету, не менее двух третей войска…

Мне осталось лишь яростно ругнуться в ответ — это уже очень плохо! Такую силу так просто не развернуть против ее воли!

Я почти бегом отправился к шатру Делагарди. Меня провожали удивленные взгляды оставшихся верными солдат — а офицеров на совете собралось всего полтора десятка.

Командир корпуса в очередной раз за последние недели впал в ярость — правда, не бесконтрольно-показательную, но вполне себе пугающую:

— Князь со дня на день пришлет нам деньги, две тысячи рублей! А они ушли, даже не получив платы!

Рядом с Делагарди тенью замер Христиер Зомме, остальные офицеры выглядят уставшими и подавленными. Очевидно, что им самим давно уже надоело брожение в войске…

— Как они будут объяснять свое предательство? Деньги выплачиваются! Контракт соблюдается! — кондотьер хоть и пытается сохранить самообладание, но получается откровенно слабо.

— Они никак не будут это объяснять, Якоб. — озвучил мою мысль Христиер, — Такой силе не нужны объяснения и оправдания.

Кажется, это понимают все присутствующие…

Я поймал себя на мысли, что больше не испытываю никаких эмоций по поводу дезертирства солдат. Если предатели хотят уйти, то пусть возвращаются домой! Жаль только жителей селений, что окажутся на их пути — наемники наверняка ведь начнут мародерствовать, забирая себе все, что глянется, взамен невыплаченного московитами золота…

И вдвойне жаль молодых женщин и девушек, кому не посчастливиться попасть им на глаза.

Я же внутренне для себя решил, что с Делагарди — или без него! — я отправлюсь к князю. Честь и совесть дворянина из рода фон Ронинов не должны быть запятнаны — даже если этого дворянина судьба обратила в наемники! Кроме того, я уже успел обдумать возможность будущей службы у Скопина-Шуйского в качестве офицера, готовящего русский рейтар — должно же у князя хватить золота заплатить хотя бы мне?! Со своими людьми я этого еще не обсуждал — но уверен, что Джок последует за мной! А там и Тапани, осознающий, что я поступил единственно верно, должен убедить и уцелевших финнов моего эскадрона присоединиться ко мне…

Генарал глубоко вздохнул:

— Господа, я возвращаюсь назад. Нужно остановить ушедших и попытаться вернуть их…

Что же, мысль правильная. Вот только вряд ли Якобу так легко удастся вернуть дезертиров… Вслух же я озвучил иной беспокоящий меня вопрос:

— А как же московский князь?

Якоб Понтуссон повернулся в мою сторону, услышав мой голос.

— Вот за этим я вас всех и собрал… Господа — все те, кто решит отправиться на соединение с Михаилом Скопиным-Шуйским, поступают в распоряжение полковника Зомме.

Христиер согласно кивнул и сделал шаг вперед:

— Да. Я возглавлю отряд из тех солдат и офицеров, что выберут путь на восток, к Калязину.

— А какой еще есть выбор?

Вперед вышел бледный, долговязый мушкетер без уха — и Делагарди незамедлительно ответил:

— Отправиться со мной назад.

После чего генерал со значением посмотрел на полковника — и Зомме вышел вперед.

— Итак, господа! Те, кто составит мне компанию в походе на помощь Скопину-Шуйскому, прошу встать по левую от меня руку.

В свою очередь Делагарди жестом указал на тканевую стенку шатра:

— А те, кто отправиться со мной назад, на усмирение дезертировавшего сброда, встаньте по правую руку от меня.

Я без раздумий шагнул в сторону Христиера, следом отправилось три офицера пикинеров и один мушкетер.

На правой же стороне шатра оказалось вдвое больше командиров…

Впрочем, несколько мгновений назад я не рассчитывал и на это! Наоборот, я искренне обрадовался тому, что в нашем войске остались люди, подобно мне мыслящие не только о деньгах, но имеющие и понятия о чести.

— Совет окончен. Господин, полковник!

Делагарди повернулся к Зомме:

— Принимайте командование сводным отрядом!

После чего продолжил уже не так бодро:

— Остающиеся же со мной офицеры должны незамедлительно приступить к подготовке людей к скорому маршу.

Христиер коротко, с достоинством склонил голову в ответ:

— Слушаюсь.

…Вскоре в шатре остались только те офицеры, кто поступил в сводный отряд полковника. Да уж, вряд ли Шуйский будет доволен столь малочисленным пополнением… А с другой стороны — сам Зомме один стоит целой роты! Христиер — прекрасный тактик и стратег, доблестный и смелый командир, всегда заботящийся о своих подчиненных! И я уверен, что он сослужит Михаилу честную службу.

В конце концов, лучше пусть даже малый отряд верных солдат, чем полное отсутствие подкрепления!

Мои размышления прервал Христиер, торжественно обратившийся к собравшимся вокруг него командирам:

— Друзья! Я безмерно рад, что буду стоять с вами в одном строю! Я рад, что не ошибался в вас — в каждом из вас! Наше время настало — так идите же и готовьте солдат к походу. Для нас начинается путь чести!!!

Я улыбнулся…

Воистину это так!

Глава 7

…— Не робей, братцы! Пищали заряжай!!!

Растерявшиеся и дрогнувшие после смерти сотника стрельцы стали оборачиваться на мой голос. А я, лишь седьмицей ранее назначенный десятником, еще громче воскликнул, заполошно забивая порох шомполом:

— Пулю клади!!! Да не спите, тетери, ляхи близко!

Стрельцы принялись выполнять привычные для каждого ратника команды — но что важно, именно мои команды! А ведь многие воины растерялись после того, как случайная стрела вонзилась в горло сотника, и Аким Степанович пал замертво... Оно и неудивительно! Ибо мы лишились старшого сразу после того, как полк правой руки, состоящий из поместной конницы, дрогнул на наших глазах под напором польских крылатых гусар — и отступил!

И хотя воевода наш, князь Федор Иванович Мстиславский, еще перед битвой приказал выставить впереди стрелецких приказов сцепленные между собой сани — вместо телег и возов, коими обычно укрепляется гуляй-город — но нам-то пришлось разворачиваться и выдвигаться навстречу латным всадникам! Прикрывая тем самым правое крыло большого полка... А тут еще налетела легкая шляхетская кавалерия да запорожцы, издали метая стрелы и паля из самопалов…

Три залпа дали стрельцы, отгоняя ворога — и отогнали! Да только вслед за конными стрелками неотвратимо полетели на нас крылатые гусары, клоня к земле уцелевшие пики да размахивая саблями на скаку… Коли доскачут они до нас и ударят — сметут разом все четыре ряда! И пушки, что выкатили вперед по наказу князя, нас не спасут…

Тут без горластого и уверенного в себе сотника, способного изготовить стрельцов к бою — ну просто никак! И как только я понял, что прочие десятники с гибелью Акима Степановича растерялись пуще моего (а кто-то и вовсе не понял, что произошло), тогда я и закричал во всю мощь глотки, обращая внимание стрельцов на себя…