Ты будешь мой (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 15

Следующий день проходит для меня в заботах. Я делаю домашнее задание — тонну, наверное, столько пропустила за время болезни. Сильвен сидит у себя в комнате. Я ношу ему еду, но он почти не ест. И не разговаривает со мной.

Начинаю понимать, почему фэйри умирают в неволе. Будешь вот так сидеть и делать вид, что ты очень гордый и даже есть не хочешь — конечно, скоро умрёшь. От голода, например.

А ночью неожиданно возвращается мама.

Она врывается в мою комнату вместе с ветром и дождём из распахнутого окна. По крайней мере, мне это снится — и остальное тоже кажется сном, кошмаром. Я подпрыгиваю на кровати и стукаюсь затылком об изголовье. Больно.

— Арин! — каркает мама, садясь на кровать, и я отодвигаюсь. За окном громыхает гроза — не такая уж редкость в Дугэле, но сейчас, спросонья, я её боюсь.

Мамино лицо в блеске молнии искажается.

— Арин, кто подарил тебе янтарную заколку?

Я молча смотрю на неё и дрожу. Мама, моя родная мама кажется чужой и незнакомой. Ведьмой из мрачных сказок. Мне холодно и очень страшно. Если это правда кошмар, почему я не просыпаюсь?

— Арин, отвечай! — мама хватает меня за руку, больно сжимает запястье.

Я вскрикиваю.

— Мам, в чём…

— Это инесский принц? Ты видела его? Ты с ним говорила?!

— Нет! — всхлипываю я, дёргая руку. — Мама, пусти, мне больно!

Ещё одно страшное мгновение мама смотрит на меня, потом неожиданно улыбается, отпускает — и всё возвращается на место.

Я тихо плачу, и мама машет рукой: окно закрывается. В комнате светлеет — загораются светильники.

— Арин, девочка моя, — она обнимает меня, гладит по спине. — Ты совсем замёрзла. Ну что ты… Что ты… Ты просто скажи… Ты правда не видела инесского принца? Правда?

Я смотрю на неё, мои губы дрожат.

— Мамочка… Он был инессец, да, но… я не специально… я просто повернулась неловко… и упала… А он меня вытащил… Но он не принц! Конечно, нет! — такая мысль мне даже в голову не приходила. Хотя, если вспомнить его одежду… но не принц, это уж слишком!

— Инессец? — шепчет мама, хватая меня за руки. — Значит, всё-таки… Что он тебе сказал? — мама трясёт меня: — Что?!

— Что я… похожа… на русалку, — лепечу я. — Мама? Мама, что ты делаешь? Мам!

Она связывает мои руки невесть откуда взявшейся шёлковой лентой и снимает браслет с жемчужиной. Сдёргивает с меня одеяло, чертит в воздухе какие-то руны. Бормочет: «Заклинание… надо обновить… Лучше я, чем королева… Ты будешь со мной, доченька. Ты будешь в безопасности. Так нужно, Арин, моя Арин. Я укрою тебя. Я тебя спрячу».

— Мама, что ты делаешь? — кричу я, когда она поднимает руки. — Мама? Мама!

— Тише! — приказывает она, заламывая мои руки. — Арин, дочка, просто… посиди вот так, хорошо? Я только…

Договорить она не успевает. Хрипит, безумно глядя перед собой, оседает на кровать, а потом падает на пол. Кончик кухонного ножа торчит в её горле, указывая на меня.

Под вспышку молнии Сильвен вытирает руки о валяющееся рядом одеяло.

Мой крик забирает гром.

ГЛАВА 4. Илва

Эйнийский барс ходил вокруг, кося на меня налившимися кровью глазами. Из приоткрытого рта капала слюна, и даже с расстояния десяти шагов чувствовался исходящий от неё едкий запах.

Я в который раз дёрнулась, пытаясь освободить руки, но верёвка только сильнее врезалась в запястья. Запах крови заставил барса замедлить шаг и потянуть носом.

Я зашипела сквозь зубы. Чувствовать беспомощность было не впервой, но последнее время я от неё отвыкла. В конце концов, я достаточно регулярно пугала приближённых, чтобы у них и мыслей не возникало слово мне поперёк сказать.

А вот мысль убить у кого-то возникла.

Барс, не сводя с меня безумных глаз, ощерил клыки и хрипло завыл, припадая к земле.

Впору было выть в унисон.

Вообще-то, горные барсы никогда не нападают на дугэльских королев. Мы — госпожи этой земли, и все, кто живёт на ней, не могут причинить нам вред. Люди, разве что, составляют исключение — потому что у них хватает ума договориться с теми же гленцами. Но как же надо опуститься, чтобы пойти на сговор с варварами-фэйри? Я знала, что меня не любят, но думала, что до рождения новой королевы бояться нечего — ведь без меня Дугэл падёт.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Так что эйнийского барса я не ожидала. Его горный родственник уже лизал бы мои руки. Барс из Гленны — дело другое. Особенно если его ещё на всякий случай опоили какой-то гадостью, чтобы уж точно напал.

А меня — чтобы не колдовала. Интересно, зелье было во вчерашнем успокоительном? «Госпожа, я настояла ваш вечерний отвар как следует — чтобы вам хорошо спалось». Вернусь, четвертую гадину-горничную. Если вернусь.

Барс сделал пружинящий шаг ко мне. Ясно было, что сейчас он прыгнет — и мне конец. Потому что я ничего не могу, привязанная к дереву и с кашей в голове. Магии нужна сосредоточенность, а у меня плыло перед глазами. Сосредоточиться же на словах, как это делают другие, мне не по силам. С моим-то заиканием.

В общем, гленцам, которые организовали покушение и купили кого-то из моих придворных, стоило поаплодировать. Молодцы, зверьки, шансов мне не оставили. Ни единого.

Ветер принёс тяжёлый влажный запах далёкого тумана с гор. Последняя капля в моём бессилии: сейчас даже духи меня не услышат. Они придут мстить потом, когда я умру. Но мне уже будет всё равно.

Барс утробно рявкнул, собрался, покачиваясь — как сжатая пружина. Я рванулась последний раз, чуть не плача от отчаяния.

В воздухе свистнула стрела. Взвизгнув, барс кувыркнулся в воздухе, лишь слегка задев меня когтями — и тут же бешено воя, отпрыгнул. Я ещё услышала свист пары стрел, вхолостую вонзившихся в землю, а потом барс достал лучника.

Глядя на катающийся — и расплывающийся в моих глазах — клубок я хорошо понимала, что это не более чем отсрочка. Барс сильнее и быстрее человека, тем более потерявший от зелья голову бешеный зверь.

Мне бы рваться, выворачивая кисти — духи с ними, с моими запястьями, я жить хочу! Но привязали меня на совесть — шансов порвать верёвки не было.

Смешно умирать вот так — когда я уже прижала гленцев к ногтю, когда почти забрала их Эйнию, когда Дугэл на волосок от небывалого величия…

Ветер застонал со мной в унисон, поймал визг вскинувшегося барса — и минуту спустя я увидела выползающего из-под обмякшей туши человека. Он был в крови и плыл у меня перед глазами, как и всё вокруг. Так что когда он, пошатываясь, пошёл ко мне, я вообразила, что это гленец решил всё-таки добить меня своими руками. Наверняка колдун — зелёные колдуны могут справиться с барсами.

То, что кто-нибудь из фэйри сейчас, скорее всего, наблюдает неподалёку и уж конечно не стал бы лезть под когти барса, я тогда не понимала.

Над головами снова пронёсся, пригибая верхушки деревьев, ветер.

Я выпрямилась. Я королева, в конце концов. Ладно барс, но гленец моё отчаяние не увидит.

Я ждала насмешек, ждала блеска стали или магического сияния. А услышала удивлённое:

«Илва?»

В голове в очередной раз всё перевернулось.

Окровавленным кинжалом Рэян перерезал верёвки и успел подхватить меня на руки и закрыть собой, когда в воздухе свистнули ещё три стрелы. Я вскрикнула, а инесский принц спокойно проследил, как они превращаются в морские брызги ещё в воздухе, и с усмешкой произнёс:

«А у вас в Битэге весело, Илва».

Я попыталась собраться, встать, чтобы не быть ему обузой — но Рэян только крепче прижал меня к себе, закрывая изодранным грязным плащом.

Больше стрел не было. То ли среди покушавшихся не нашлось нормального колдуна, способного бороться с амулетом принца, то ли связываться с инессцем для фэйри было себе дороже. Совершенно верно: кому нужен гнев моря, которое обязательно придёт на землю Эйнии, стоит только отцу Рэяна пожаловаться своим друзьям — морскому народу.