Ты будешь мой (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 13

Нет, я не понимаю. И распорядитель, похоже, читает это в моих глазах.

— Он никому не нужен, этот раб, так что после арены его ждут либо рудники Туманных гор, либо смерть — сами понимаете, зачем кормить никчёмного раба? Если, конечно, вы не подпишите на него купчую.

— Купчую? — выдыхаю я, и распорядитель усмехается.

— Раз ставки на него никто не делал, он ничего не стоит, Арин. Так что купчая — простая формальность. Платить вам не придётся. Если вы, конечно, не решите его лечить. Между прочим, вы уже достигли совершеннолетия?

Я моргаю, щурясь от пара.

— Мне пятнадцать.

— Отлично, — улыбается распорядитель. — Тогда думайте: подписывать или не стоит. И да — стандартные услуги лекаря обойдутся в полталанна.

Прячу удивлённый взгляд в кружке с настоем. Это меньше, чем стоимость десерта — что же здесь за лекари?

— Давайте я прикажу привести фэйри — обычно это помогает принять решение, — предлагает распорядитель, и до того, как я успеваю отказаться, кладёт руку на камень с загоревшейся руной.

Я вжимаюсь в кресло — про фэйри рассказывают страшные сказки. Они едят таких вот невинных девочек, как я. Они приносят своих младенцев в жертву. Они больше напоминают зверей — и жестоки, как звери. Так что да, мне страшно. Смотреть на фэйри с безопасного расстояния и жалеть, когда они умирают — одно. Но видеть вблизи…

А вблизи я их не видела никогда. Потому, когда фэйри приводят, смотрю, и горячая кружка в моих руках дрожит.

Честно говоря, я ожидала большего. Все говорят, что фэйри уродливы, но ведь от них рождаются красивые полукровки. Удивительно, как так получается. У этого фейри угловатые, даже острые черты, колючие глаза и короткие тёмные волосы. Он худощав и наверняка лишь чуть-чуть выше меня, хотя я низкого роста. И весь словно состоит из углов и прямых линий — это странно, не уродливо, нет, но и не красиво.

На его шее ошейник с рунами, и я замечаю, что на коже под ним ожоги. Фэйри вообще весь в синяках и крови, бедняга. И смотрит на нас с ненавистью, пока не утыкается взглядом в меня. Тогда сквозь ненависть просвечивает удивление, но я всё равно вжимаюсь в спинку кресла и снова обнимаю себя руками.

— Не бойтесь, Арин, он уже не кусается, — смеётся распорядитель. — Ошейник не даст ему причинить вред человеку.

Я киваю, и мне становится интересно: драться фэйри выходят тоже в ошейнике?

— Ну что? — разрывает повисшую тишину распорядитель. — Подпишите?

Я снова смотрю на фэйри, и мне страшно. Я боюсь его, несмотря на ошейник. И ещё я представляю реакцию мамы и уже собираюсь сказать: «Нет», когда фэйри снова поднимает на меня глаза. В них злая обречённость, и я понимаю: он уже решил умереть, ещё тогда, на арене, когда отказался драться.

Я всё ещё боюсь, но теперь мне его жаль. Я не смогу его здесь бросить. Не смогу жить, зная, что не попыталась ему помочь.

В конце концов, почему человек должен решать, жить фэйри или нет?

Подписываю и протягиваю распорядителю свиток — вместе с кошельком.

— Вы говорили про лекаря.

— Как хотите, Арин, — распорядитель убирает деньги, и фэйри уводят. — Тогда раба подлечат и доставят вам завтра. Адрес написать не забудьте.

Выдыхаю: будет время подготовить маму.

— Ну вот и отлично, — распорядитель улыбается, забирая и клочок пергамента с адресом. Отворачивается, давая понять, что он со мной закончил.

Встаю, поправляю юбку. Смотрю на дверь.

— Эм-м-м, простите… А вы не подскажете, как мне найти выход с арены, чтобы меня не затоптали?

Распорядитель усмехается, и к выходу (чёрному ходу?) меня провожает пара служителей — хвала духам, люди. Один из них, ещё совсем мальчишка, ловит мне повозку. Благодарю, комкая под плащом купчую.

Дома на меня набрасывается мама — она уже хотела вызывать городскую стражу искать меня. Впрочем, её возмущение быстро стихает, когда она замечает янтарную заколку (купчую успеваю спрятать). Объясняю, что это подарок — она расспрашивает, но мне отчего-то совсем не хочется рассказывать ей про инессца. Если мама узнает, что я в Лэчине искупалась, запретит мне ходить на набережную. Мама действительно злится: «Ты должна быть осторожна с поклонниками, мало ли какие у них намерения!» Очень хочется напомнить ей про то, что Марк, кстати, в своих намерениях тоже не расписывался, но я просто покладисто соглашаюсь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Меня снова укладывают в постель, кормят обедом и лекарствами. Прилетает сокол от Марка. Пишу записку, что со мной всё в порядке, мне просто надоело сидеть дома. Почти и не вру.

Собираюсь рассказать маме про фэйри, готовлюсь, но она упоминает, что собирается ехать в Битэг на три дня. И если я не пообещаю ей вести себя осмотрительно, она приставит ко мне охранное заклинание.

Обещаю. Втайне радуюсь. Лучше уж сама разберусь с фэйри, а там мама вернётся и ей придётся смириться с неизбежным. На взводе, как сейчас, она вполне может забрать купчую и написать дарственную на корону — отправить фэйри в Туманные горы, например. А это всё равно что смерть.

Так что пока ничего ей не говорю. И веду себя очень послушно. Под вечер мама успокаивается, обещает наготовить вкусностей и каждый день слать сокола.

Повторяю обещание, что буду вести себя хорошо. Пусть не волнуется.

Ночью мне снится арена. Я просыпаюсь и потом просто не могу заснуть: думаю о фэйри. Я понятия не имею, как вести себя с ним и что делать. Я его боюсь. И я сама залезла в эту змеиную яму.

Как и всегда, в общем-то.

Мама уезжает утром. Она заходит ко мне, целует на прощанье, говорит: «Спи, ещё рано» и спустя некоторое время я слышу, как закрывается входная дверь.

Меня буквально выбрасывает из кровати. Забываю выпить приготовленные настои, лечу в купальню, пускаю воду, рассматриваю себя в зеркале — чудовище! Вода плещется из бассейна на пол — поскальзываюсь, плюхаюсь, кое-как встаю на колени и глажу нужную руну. Торопливо привожу себя в порядок. Потом, одевшись, бегу проверить гостевую комнату — а где ещё разместить фэйри? У нас есть, конечно, комната для прислуги — как и во всех домах Дугэла. Но мы с мамой давно превратили её в чулан, и жить там нельзя.

Проверяю руны, перестилаю постель. Вспоминаю, что вчера фэйри был полуголым. Одежды у нас на него точно нет. Заказать у швеи? Но швея знает маму… Нет, нельзя. Ладно, что-нибудь придумаю! В конце концов, у Марка попрошу — на крайний случай.

Кстати, о Марке — пишу ему письмо, прося не приходить сегодня. Говорю, что буду отдыхать весь день, потому что плохо себя чувствую. С Марка, впрочем, станется прийти посмотреть, как я сплю, но я надеюсь, что дугэльское воспитание напомнит о приличиях. Не фэйри же из Гленны… С которым я теперь буду жить… Ну зачем я вообще в это сунулась?!

Когда я только-только вспоминаю о завтраке, раздаётся звон колокольчика. К этому моменту я накручиваю себя до такой степени, что первая моя мысль — затаиться и сделать вид, что дома никого нет. Детская, подлая мысль.

Я выскакиваю во двор, не заботясь о плаще. На улице холодно и предрассветный туман никак не хочет рассеиваться. Фонари на дорожке к воротам загораются при моём приближении, но я всё равно нахожу засов калитки практически наощупь.

Фэйри я замечаю первым. И непроизвольно отшатываюсь. Потом ловлю взгляды стоящих рядом служителей — один из них тот же молодой парень, который нашёл для меня вчера повозку. Сейчас он оглядывает мои голые ноги и, наверное, краснеет у себя под капюшоном.

Запахиваю полу халата и фальшиво улыбаюсь.

Меня просят подписать доставку и, пожелав приятного дня, выдают стопку свитков — та самая купчая, правило пользования ошейником и что-то ещё. На прощание молодой служитель, бросив на мои ноги тоскливый взгляд, интересуется, что я делаю сегодня вечером. Второй служитель шипит на него и буквально втаскивает в ждущую их повозку.

Нервно смеюсь. Мёдом я, что ли, намазана?

Повозка уезжает, обдавая нас зеленоватым светом двигательного камня. Растворяется в тумане, как и редкие прохожие.