В поисках смысла (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич - Страница 56

— Продолжу, с Вашего позволения, — шмыгнул носом Викентий Иванович, — Всего по описи восемьсот двадцать три тонны сто шестьдесят семь килограмм, если в метрическую систему для вашего удобства перевести. Индейское золото не чистое, в отличии от пиастров. И его половина. Но примеси извиняются наличием драгоценных камней в изделиях. Некоторые экземпляры весьма достойные, и даже есть уникальные изумруды. Да и сами произведения частью пойдут в сокровищницу, а не в переплавку. Но это дело будущего. Конечно, согласно договора вы имеете право выкупить за часть доли что угодно. Но я обсчитал случай, когда этого не будет.

— Хорошо, и что получилось?

— По договору «Первой подводной компании» достается семьдесят процентов от добытого. Это пятьсот семьдесят шесть тонн двести шестнадцать килограмм. По уставу ваша доля составит от сего тридцать процентов. Что будет сто семьдесят две тонны восемьсот шестьдесят пять килограмм.

— Неплохо. Будет заначка на черный день, — ухмыляюсь я.

— Это больше совокупного золотого запаса Англии и России, до сего времени, — железным голосом роняет Николай Павлович.

— Тройская унция, — продолжает Викентий Иванович, — идет за четыре фунта и пять шиллингов. Получаем двадцать три миллиона шестьсот двадцать три тысячи тридцать фунтов стерлингов. И десять шиллингов. Фунт стоит шесть рублей двадцать пять копеек. В итоге имеете сто сорок семь миллионов шестьсот сорок три тысячи девятьсот сорок один рубль.

— В ассигнациях?

— Это основная денежная единица банка.

— То есть, вы предлагаете забрать бумагой?

— Андрей Георгиевич, — прогудел Император, — зачем Вам столько бумаги? Неровен час, мыши подъедят. Я очень ценю тех, кто мне предан. Никто не останется без награды. Да, я предлагаю не забирать золото. Да и бумажные деньги без эмиссии в таком количестве не найти, а вливание приведет к финансовым неурядицам.

Так я и думал, что отожмут. Были мысли, что стану навроде графа Монте-Кристо. Но это не Франция, а Россия. И этот разговор еще по-доброму. В мое время я тихо скончался бы от инфаркта или инсульта без всяких денег. Решение у Царя уже есть. И за деньги я не буду бодаться. Сон свой помню. Сейчас искушение, так надо его преодолеть. И сделать хорошую мину при плохой игре.

— Ваше Императорское Величество, этот металл я привез вам. Сквозь шторма и стрельбу, мимо Франции, Англии, Дании, Голландии, Швеции и Пруссии. В банковских делах я ничего не понимаю. Поэтому, что для Вас удобнее, с тем и соглашусь.

— Не скажу, что удивлен, но бесконечно рад вашему пониманию, Андрей Георгиевич, — подкрутил усы Николай Павлович, — со своей стороны предоставляю вам в государственном банке линию на эту сумму. Изъятие на всякие нужды будете обсуждать с управляющим. И в памяти своей я навсегда сохраню этот поступок. Вы отказались от горы золота, но приобрели друга. Вот вам моя рука.

Я встал. Крепкое пожатие ощущалось еще какое-то время. Государь попрощался и вышел.

— Вы не просто умный, — улыбнулся Викентий Иванович, — вы очень необычный человек. Очередной правильный ход с вашей стороны. Николай Павлович получит примерно такую же сумму, как компаньон. Но все его деньги пойдут на закрытие государственного долга и бюджетного дефицита. Рынок золота, это очень тонкая штучка. Посему прошу и впредь соблюдать должную секретность. С новой историей я вас ознакомлю.

По легенде, я нашел золото в горах, часть оставил в Чили и немного, около трехсот килограмм, привез в Россию. Викентий Иванович пообещал составить нужные документы и разъяснил, что я могу. А могу я теперь немало. Деньги будут лежать в Государственном коммерческом банке. Все тонкости, в том числе и проценты, в моем случае определяются при личной встрече. Обычно годовой процент с вклада составляет четыре процента, но в моем случае будет один или даже пол процента. «С такими доходами и снимать не потребуется».

Если коротко, то денег у меня в свободном распоряжении нет, есть коммунизм под залог императорского слова. Поэтому похвастаться я не могу, что самый богатый человек в России после Императора. Но зато могу тешить себя, что у он меня считает другом.

— А могу я взять денег завтра? — Спрашиваю я поверенного, — на прожитие. А то, знаете ли, издержался в дороге.

— Завтра не можете. Но я подготовлю секретное предписание за подписью Государя, тогда пожалуйте. Постараюсь это сделать в три дня и сразу уведомлю вас.

Еще часа два я ждал Алену. Она вышла загадочная и немного грустная.

— Что стряслось? — Спросил я на улице, — ты расстроена? Что-то фрейлины сказали?

— Пусть попробовали бы. Представляешь, она совсем одинокая. Переживает за все. Немка, а защитить себя не может.

— А муж?

— Николай Павлович очень ее любит, но у него характер деспота. Себя не щадит, но и ей спуску не дает. Золотая клетка, и ни шагу в сторону. Крылья подрежет мигом.

— Думаешь, царям легко? Да им молоко за вредность давать надо. Рабочий день у них ненормированный.

— Я тебя тоже люблю, но вот за шутки иногда хочется затрещину влепить. К тому же я их не понимаю. Молоко у них есть, а вот людей преданных рядом раз-два и обчелся.

— Так расскажи, о чем поговорили?

— Лечила я ее и про себя рассказывала. Дамы фыркают, разнесут теперь по всему свету и полусвету. Впрочем, слушали с интересом.

— Вылечила?

— Нет, но ей легче. Пообещала ей еще приехать, а она с Николаем Павловичем поговорит, чтоб меня пустили. Нужно тетку Домну за травами посылать. Теперь ты рассказывай.

— Поговорили. Денег много у нас не будет, но на жизнь и проекты хватит, — рассказываю я про банк, — домой поедем, когда все дела устрою.

— Слава Богу! Я боялась, что соблазнишься. А с тем золотом горе нам будет. Так даже лучше. Если все закончилось, то пошли пешком. Прогуляемся. Я знаю лавку, где рыба подешевле.

На следующий день Алену затребовали в Зимний. Фельдъегерь привез маленький картонный квадратик, исписанный по-немецки. Мне там делать нечего. Заехали по пути за город. Жена нашла неприметную траву, которая только цвести начала. Набрали охапку для ванны. Во дворце подошла фрейлина, чтобы проводить. Чуть насмешливый ее взгляд подсказал, что степень опасности они явно недооценивают. Алена — не Григорий Распутин, конечно, но для неврастеников в самый раз. К тому же вызов, это показатель. Значит, беседа Александры Федоровны с мужем состоялась и он не возражает.

А я прошелся около часа до Водолазной школы. Меня встретил Влас. Заматерел. Одет в новый сюртук с медалью, смазанные салом сапоги, картуз. Усы уже заметно поседели. Меня узнал издалека, даже слезу пустил.

— С возвращением, ваше благородие.

— Теперь уже сиятельство. За труды на благо Отчизны Государь Император пожаловал титул.

— Помилуй Бог! А я то, старый дурак, обниматься полез. Простите великодушно. А то смотрю, бредет без экипажа, без лакеев.

— Перестань поясничать.

— Да как можно, ваше сиятельство!

— Рассказывай, как и что.

— Все Слава Богу. Я тутычки теперь наиважнейшая персона. Карл Андреевич завсегда советуется, прежде чем в воду суваться. Не обижают. Только иностранцы эти ни бельмеса не понимают по-русски. И самое скверное, в зубы им нельзя дать. Нашему сунешь, так сразу разумеет. А с этими великатно требуется.

— А много их?

— Почитай, отец родной, цельная рота. Сто двадцать человек. И казарму для них определили. Через двор дом куплен.

— А где они сейчас?

— На Неве. Плавание сдают. Микола, что из первых учеников был, обучает и строгий экзамен принимает. Но только нашим страшно не поспеть. Заграничные, особливо что с моря, и сами плавать мастаки.

— И много наших обучилось?

— Изрядно. Приказа вашего я не забыл.Человек десять надежных у меня записано.

— Шильдер где сейчас?

— Известно, в полку. Он только окончательный экзамен принимает, за практикой следит.

Казармы саперного батальона я вполне логично нашел в Саперном переулке. Но заход к ним с Преображенской. Шильдер велел провести меня к себе в кабинет. Там с великой секретностью рождались чертежи подводной лодки. Теперь она была похожа на селедку, но с рубкой, хвостом и гребными колесами по бокам. Сверху торчали четыре круглых контейнера.