В поисках смысла (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич - Страница 46

— Мы? Как мы можем его принять или не принять? Как народ может согласиться в рабство?

— Кроме предметов есть еще и люди. Ключевые центры. Символ и воплощение народа в нескольких человеках, которые и принимают решение за всех.

— И что они сделали?

— Они вас предали за толику земных благ и почестей. Те, которых для вас объявили святыми и заставили поклонятся.

— Это когда было. Времена меняются. Царь в силах дать свободу людям, отменить крепостное право, пересажать врагов.

— Ничего не изменилось и не изменится. Царь не в состоянии своей волей изменить путь. Всегда будут рабы, только форма эксплуатации разная. И если дать им свободу, то все вернется, только через кровь и горы трупов, через голод для умерщвления непокорных и вопиющую несправедливость кар для лишения надежды на право и правду. Всегда будут всесильные хозяева под другими названиями. И любая свобода будет откатываться к тирании. Наступит такая страшная жизнь, что рабы сами приползут и будут умолять забрать от них свободу в обмен на еду и спокойствие. И те, которых считают господами, никогда своей волей не изменят положение, какие бы благородные помыслы их не направляли. Их тут же сомнут. Благодарностью будет полное уничтожение всего сословия, как не справившегося. А на их место примут новых деспотов, еще страшнее.

— Безрадостно как-то.

— Но это чужой путь, по которому вы сейчас идете.

— Как мне найти свой? И есть ли вещь силы, ключ для него?

— А ты начни искать.

— Если будут искать другие?

— И так ищут изо всех сил. Пока не нашли.

— Что будет с Бразилией и другими странами рядом с ней?

— Когда будут готовы к мудрости, тогда она откроется. Думай о своих. Это твоя миссия.

Сколько часов продолжалась беседа, я так и не понял. Время повисло густым киселем. Мы еще говорили о многом.

— Вы знаете, кто я?

— Я вижу, что у тебя в голове. И не бойся ничего. Возьми на память, — силуэт указал в сторону.

На камне лежала круглая многоугольная звезда на шнурке с ладошку размером. Я сжал в кулаке подарок. Обратную дорогу не чувствую. Образы и слова звучат в моей голове, закрывая остальную реальность. Я очнулся только тогда, когда пошатнулся. Нога скользнула по камню, и мир вернулся. Огляделся. Было, скорее всего, утро. Я стоял в ущелье Призраков возле тропы наверх. Недалеко валялась моя переметная сума рыжей кожи. Зверушки добыли из нее все съестное и саму погрызли. Журчал в расселине ручей.

Я потрогал затылок. Может, я все же сорвался вместе с сумой, ударился и в беспамятстве пребывал в видениях? Но зажатая звезда впивалась лучиками в кожу. Правой рукой я разогнул непослушные пальцы. Это не серебро. Окислов нет. Но тяжелая. Это платина. На каждом лучике знаки, как карябки. Наверное, письменность майя или инков, или ацтеков. Больше я никого из древних доколумбовых цивилизаций не помнил. А почему призраки такие высокие, а индейцы маленькие?

Сразу начало трясти. Я бросил все попытки воспоминания и анализа. Пошел к ручью и напился воды. Стараясь ни о чем не думать, пошел к форту. Вот знакомая поляна. Труп пумы обглодан до костей. Быстро что-то. Чем дальше иду, тем более появляется легкость. Мне весело. И не хочется обратно в мир. Я разговариваю с птичками, с деревьями и кустами. «Я чокнулся, — понял я, — точно, сошел с ума и теперь, как юродивый. И это классно. До чего же прекрасно быть не в миру и не в себе. Зачем тогда я иду? Поселюсь где-нибудь неподалеку. Нет, зачем-то надо».

Когда в вечернем тумане показалась верхушка разрушенной башни форта, я физически почувствовал границу, за которой произойдет мое возвращение в мир. Там люди, которым я нужен и за которых решил быть в ответе. Как сквозь резину, я прошел сотню метров. Ущелье выпустило, но сразу ослабли ноги. Я упал на колени. Ветер легко дунул, открывая стену от тумана. Оказывается, там часовой. Меня заметили. А я потерял сознание.

Когда открыл глаза, надо мной сидела Алена. Откидное окошко в брезентовой стенке шатра пускало дневной свет. Я голый, в одеялах. Грудь и рука перевязаны. У Алены рубец на фоне проходящего синяка, но уже без швов. Улыбаюсь.

— Я все думала, что тебе не понравлюсь с такой рожей.

— Глупая, ты мне любая хороша, потому что моя.

— Я знаю, поэтому не сильно печалилась.

— Давно я так лежу?

— Два дня назад пришел к ночи. А до этого две недели где-то шатался. Говорила, надо везде вместе ходить. И кто тебя так расцарапал?

— Пума.

— Ага, рассказывай, пума, — улыбнулась она.

Потом вдруг заплакала и упала мне на грудь. Слабыми руками я обнял ее. Я вернулся на планету людей.

На следующее утро мне намного легче. Все ходят меня проведать. Палатка звуки не приглушает: «Глаза открыл. Бульону выпил».

— Что там было? — Спрашивает Алена.

— Не могу сразу сказать, — я греюсь горячим вином.

— Ты нашел, что искал?

— Нашел. Но нам туда больше не надо. Все остальное выложу по мере осознания и выздоровления. Лучше рассказывайте, что здесь происходит.

Жена рассказала, а потом позвала Игната и Федю на доклад. Дела не так уж и плохи. Васятка в горячке лежал почти все эти две недели. Думали, помрет. Но сейчас ему легче. Как узнал, что я вернулся, так и вовсе воспрянул духом. Конечно, речи о передвижении на своих ногах еще нет. Федя в первую же ночь уложил, с его слов, пятерых наемников. Двоих на посту, троих у костра. На следующую ночь двоих на посту и одного в лагере. Каждый раз потери замечали и стреляли в темноту из всего, чего могли. Федю Бог миловал, не задели ни разу. После таких потерь наемники забрали лошадей, свернулись и ушли. У нас появилась возможность пасти лошадей и мулов.

Припасы подошли к концу. Лагерь живет охотой. Ручей нашли, но на охоту ходят наверх. Есть место, где на стену можно забраться. Соорудили лестницу, стесали несколько ступенек, привязали веревки и лазают. Там, наверху, много оленей, поэтому мясо в достатке.

Через три дня я окончательно пришел в разум и дал команду собираться в обратную дорогу. Заготовили жареного мяса на день-два, набрали воды и утром двинулись. По пути стреляли любую живность для еды. Меня воротит от мясного. Петров считает это плохим признаком и началом серьезного заболевания. А я ничего не могу с собой поделать. Мне пекут лепешки из травы и остатков кукурузной муки. И этого хватает. Настроение постоянно приподнятое, что редко бывало.

На выходе из ущелья передовой дозор увидел большую группу всадников. По прикидкам, не менее сотни. Если это наемники сбегали за подмогой, то нам против них долго не продержаться.

Наши охранники перекрестились, прочитали молитву и двинулись вперед метров на сто. Мы заняли оборону среди камней, одновременно выстраивая импровизированную стену. Тут разбойники гикнули и рванули вперед к вставшей в полукилометре коннице. Покрутились рядом, и один вернулся.

Оказалось, Пинчейра не все погибли, что внизу остались, а только четверо. Один пробрался в лагерь наемников. В суматохе атаки там за лошадьми смотрели плохо. В спину стрельнули несколько раз, но ему удалось уйти. Теперь перед нами Диего Бешенный собственной персоной с отрядом в сто всадников. Его не узнать. Красиво причесан и пострижен, бородка клинышком, вышитый золотом старомодный камзол и перевязь со шпагой и кинжалами, за поясом серебряные рукояти пистолетов. Очень за нас переживает. Обещает головы негодяев принести. И принесет. Это тут распространенная практика. За время путешествия мы видели несколько таких голов, насаженных на колья.

— Пойдешь ли ты снова тропой Духов, мой друг? — Диего заглядывает в глаза.

— Нет, о, благородный Диего, я уже был там.

— Так значит, ты нашел, что искал?

— Нашел, — я показываю звезду на шее.

— И ты вернешься на корабль? — Звезда не произвела на него впечатления.

— Конечно. Я же хочу отдать тебе, что обещал.

— Я хочу обнять того, кто вернулся из ущелья Призраков, — он крепко сжимает меня, — я знаю, что на этом все только начинается.