22 июня, ровно в четыре утра (СИ) - Тарханов Влад - Страница 12

Двадцать шестого напор противника стал возрастать, в небе появилось больше самолетов, усилился огонь артиллерии, чаще и яростнее стали атаки пехоты. Казалось, что время раскачки противником закончено, что теперь за них возьмутся всерьез. Действительно, бои стали жаркими, пограничники отражали атаки одну за другой, и стало их уже не пять-шесть, а по доброму десятку в день. И в атаки немцы и румыны бросали не отделения или небольшие группы, а целые роты с артиллерийским прикрытием. Но непрерывные атаки врага разбивались о мужество советских людей, но росли потери, любому мужеству приходится бороться с усталостью. Перебрасывая все больше резервов, враг начал активно теснить пограничников и приданные им части укрепления границы. Всё начиналось уже серьезно. За это время Аркадий трижды чудом разминулся со смертью. На счастье, даже не был ранен. Из его заставы в строю осталось пять человек вместе с ним самим. Почти ничего…

Второго июля враг перешел к массированному наступлению, во многих местах форсировал Прут, успешно продвигаясь к Кишиневу и Бельцам. Четвертого на заставу пришел приказ оставить позиции по реке. Аркадий получил к тому времени легкое ранение в руку, которое обозвал «царапиной», до последнего оставался на позиции. Третьего, накануне отступления, погиб лейтенанта Михалков. Еще второго утром, во время контратаки тяжело ранили, а вечером того же дня, при авианалете убили командира заставы Добрынца. Тогда же стало известно, что оставшихся пограничников отводят в тыл, и из их числа будут сформированы части по охране тыла 9-й армии от диверсантов противника. Постепенно Красная армия откатывалась к позициям 80-го и 82-го укрепрайонов, которые должны были стать основным рубежом, на котором планировали остановить врага, но уже не у Прута, а на берегах Днестра.

Было жарко. Удушливый воздух наполнен дымом от многочисленных пожарищ. Горела подбитая техника, горели поля, горело небо в ярких всполохах трассирующих пуль, которыми поливали друг друга летающие монстры. Казалось, горит и святая земля, по которой приходилось отступать. Остатки двух застав — десятой и одиннадцатой поместились в одну машину. Начало темнеть. Летом ночь приходит быстро, промелькнула, вот тебе и рассвет. Аркадий жалел, что никак не пойдут дожди, кажется, немцы в дождливую погоду летать не будут, будет проще отбиваться от врага.

Он ехал с уцелевшими бойцами. Из комсостава в строю оказались двое — он, и командир отделения 11-й заставы, младший лейтенант Гиви Сванидзе, тот был тоже легко ранен, дважды, но терпел и оставался в строю. В небольшом молдавском городке (или большом селе) Мэрэндени их догнал приказ двигаться в обход Бельц к селу Бируинца, а оттуда, если никого в Бируинце не застанут, двигаться на Флорешты, именно там будут формироваться части охраны тыла Южного фронта. Опять пыль и жара. Жара и пыль.

Флорешты встретили Аркадия той же иссушающим пеклом, клубами застревающей на зубах пыли и очередным авианалетом. Не смотря на отчаянное сопротивление сталинских соколов, немецкая и румынская авиация действовала все наглее и решительнее. Казалось, что со второго числа вражеских самолетов стало больше в два-три раза! Почти под самыми Флорештами пара мессеров атаковала колонну пограничников. Аркадий успел дать команду «Воздух!» и быстро покинул машину. Наверное, им повезло — немцы уже возвращались из нашего тыла, патронов было, скорее всего, кот наплакал, так что обошлось несколькими очередями по кустам, да уничтоженной штабной легковушкой. Аркадий подбежал к горящей машине, в которой должен был ехать капитан Александр Липатов, на счастье, успевший её покинуть. Рядом с ним стоял еще один капитан, комендант первого пограничного участка Федор Михайлович Волков. Они с Липатовым были одногодками, одинаково выбритые, с одинаковыми «ворошиловскими» усиками, на первый взгляд — что два брата-близнеца. Аркадий доложился, неожиданно Липатов обнял его и произнес:

— Вижу, жив, молодец… Ничего мы только воевать начали, зададим еще врагу перцу.[3]

Потом подозвал молодого парня в форме с фотоаппаратом. Сфотографируйте нас, товарищ военкор. Парень, оказавшийся военным корреспондентом газеты «Наш пограничник» в просьбе капитану отказать не мог. Аркадий и оба коменданта устроились, лежа на траве, в метрах пяти от разбитой машины, которую бойцы успели уже потушить. Пока машину оттягивали с дороги, военкор расположил командиров в живописных (по его мнению) позах, сделал снимок, записал адреса полевой почты каждого. Отослать фотографию адресату каждый из военкоров считал своим долгом.

Что было самым сложным в самом начале боев для молодого политрука? Ходить в атаки? Отбивать рвущегося вперед врага? Вжавшись в землю пережидать артобстрелы и бомбежки? Это было сложно, но это было не самое сложное. Сложнее всего было смотреть людям в глаза. Сложнее всего отвечать на вопрос «Почему?». Почему мы отступаем? Почему немец и румын прёт вперед? Почему оставляем в Белоруссии и Прибалтике город за городом? Почему проворонили начало войны? Что делает Сталин? Как мы могли упустить врага, почему не нанесли удар первыми? Где наша разведка? Мы же все сообщали, почему нас никто не слышал? Эти вопросы бойцы задавали в лоб. И эти вопросы были самым сложным испытанием для Аркадия. Человеку, с которым ты идешь в атаку, с человеком, от которого зависит твоя жизнь в бою, врать, а тем более отделываться от него общими фразами не будешь. Отвечать надо честно и четко. А что отвечать? У кого спросить? Политуправлению сейчас не до тебя. Заявление Молотова — общие фразы, которые вызывают еще больше вопросов. И импровизировать надо очень осторожно, а то такое наговоришь, что потом тебя самого к стенке за ответы поставят. И все-таки не отвечать было нельзя.

Мы просто не успели… — он говорил так, понимая, что это единственно возможный вариант ответа. Мы готовились, но подготовить удар по врагу нужно время. Мы старались его выиграть, это самое время. Потому и был подписан пакт о ненападении. Враг напал, разорвав пакт, без предупреждения и объявления войны. Да, готовились бить врага на его земле. Только враг оказался коварнее и опаснее, чем мы ожидали. Теперь остается одно — бить врага, не пускать его на нашу землю, не отдавать врагу ни пяди. Биться так, как мы бились в самые первые дни. Тогда у врага быстро закончатся солдаты, и рваться вперед будет некому. Вот тогда мы и ударим!

Он так говорил, но у самого вопросы и сомнения оставались. И все, что он мог делать — это не давать сомнениям заползти в душу, овладеть собой, надо было оставаться уверенным в себе и в курсе партии, ведь он политрук, комсорг, значит, на него смотрят и на него равняются. И именно это было самым тяжелым грузом в первые дни войны.

[1] Та самая, которой командовал легендарный Василий Иванович Чапаев.

[2]С получением приказа №1 М. В. Захаров дал указания: … командующему ВВС — к рассвету рассредоточить авиацию по оперативным аэродромам, на которых заранее были подготовлены запасы боеприпасов и горючего. Но генерал-майор авиации Ф. Г. Мичугин «высказал возражения, мотивируя их тем, что при посадке на оперативные аэродромы будет повреждено много самолетов. Только после отдачи письменного приказания командующий ВВС приступив к его исполнению». Генерал Мичугин правильно говорил о невозможности посадки ночью на оперативных аэродромах при отсутствии на них систем ночной посадки и неподготовленности летчиков к полетам ночью. И письменный приказ Захарова, не представлявшего возможностей полетов на самолетах ночью, ничего не мог изменить, но снимал с Мичугина ответственность за гибель летчиков и уничтожение самолетов. Однако для командующего ВВС и это не выход из положения. Поэтому был применен безопасный и эффективный вариант: взлет с началом рассвета, он достаточно прост, затем дежурство в воздухе до наступления хорошей видимости и посадка. В результате перелет авиации Одесского военного округа на оперативные аэродромы был произведен до налета вражеской авиации, которая нанесла удары по стационарным аэродромам, где не было самолетов или их было мало. Потери на земле оказались несущественными против того, что было в других трех западных военных округах. Немецкая авиация долго не могла вскрыть базирования авиации для воздействия на нее. (Виктор Свищев Начало Великой Отечественной войны. Том 1-й.)