Англо-Бурская война (1899—1902) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 8

Кроме того, доводы буров были бы более убедительны, если бы они не получали от иммигрантов прибыли. Проигнорировав их, они прекрасно могли бы утверждать, что не желают их присутствия. Однако наряду с высказыванием протестов, буры обогащались за счёт ойтландера. Они не могли иметь и то и другое одновременно. Было бы более последовательно мешать ему и ничего от него не брать или создать ему условия и строить на его деньги государство, а относиться к нему плохо и в то же время наращивать силы за счёт его налогов — не что иное, как несправедливость.

К тому же, вся аргументация строится на ограниченном родовом предположении: любой натурализованный гражданин не бурского происхождения непременно будет непатриотичным. Исторические примеры опровергают это мнение. Новый гражданин быстро начинает так же гордиться своей страной и так же ревностно оберегать её свободу, как и старый. Если бы президент Крюгер великодушно предоставил ойтландеру избирательное право, бурская пирамида твёрдо опиралась бы на своё основание, а не балансировала на вершине. Коррумпированная олигархия действительно исчезла бы, и дух более толерантной, всеобъемлющей свободы сказался бы на тактике действий государства. Однако республика стала бы сильнее и прочнее, имея население, которое, пусть и расходилось бы в точках зрения на детали, сходилось бы во взглядах на основные вещи. Отвечало ли такое решение британским интересам в Южной Африке — совсем другой вопрос. Так или иначе, президент Крюгер выступил большим другом Империи.

Что касается общего вопроса о причинах, почему ойтландер волновался, а бур упрямился. Детали продолжительной борьбы между соискателями избирательного права и теми, кто им в этом отказывал, можно быстро обрисовать в общих чертах, однако не придать им значения нельзя, если хочешь понять, как началось великое противостояние, ставшее последствием этой борьбы.

В момент принятия Преторийской конвенции (1881 год) избирательное право предоставлялось после года проживания в стране. В 1882 году ценз пребывания повысили до пяти лет — разумный срок, принятый и в Великобритании, и в Соединённых Штатах. Если бы он таким и остался, можно не сомневаться, что никогда не возникли бы ни ойтландерский вопрос, ни большая бурская война. Притеснения были бы ликвидированы изнутри, без внешнего вмешательства.

В 1890 году наплыв иммигрантов встревожил буров, и избирательное право стали предоставлять прожившим в стране уже четырнадцать лет. Ойтландеры, число которых быстро увеличивалось и которые страдали от уже перечисленных притеснений, поняли, что при таком количестве несправедливостей бессмысленно рассчитывать на ликвидацию их seriatim[18], и только, получив, рычаг избирательного права, они могут надеяться сбросить угнетающую их тяжесть. В 1893 году 13 000 ойтландеров обратились в раад с петицией, сформулированной в самых уважительных выражениях; петицию там пренебрежительно проигнорировали. Эта неудача, однако, не остановила Национальный Союз реформ, объединение, организовавшее выступление, и в 1894 году он снова пошёл в наступление. На сей раз Союз представил петицию, подписанную 35 000 взрослых ойтландеров-мужчин, что было больше всего бурского мужского населения страны. Небольшая прогрессивная часть раада поддержала их меморандум и тщетно пыталась добиться какой-то справедливости для новоприбывших, Рупором этой группы избранных был господин Йеппе. «Они владеют половиной земли, они вносят, по меньшей мере, три четверти налогов, — сказал он. — Это люди, которые по состоянию, энергии и образованности, как минимум, нам ровня. Что станет с нами или нашими детьми, когда в один прекрасный день нас окажется один на двадцать человек, и не будет ни единого друга среди остальных девятнадцати, которые тогда скажут, что они хотели быть нам братьями, а мы собственными руками превратили их в чужих для республики людей?» Этим разумным и либеральным чувствам дали бой те члены раада, которые утверждали, что подписи под петицией не могут принадлежать законопослушным гражданам, поскольку фактически они выступают против закона об избирательном праве, а также те, чья нетерпимость выразилась в уже процитированном нами вызове одного из них — «выходить и сражаться». Поборники исключительности и шовинизма взяли верх. Меморандум отвергли шестнадцатью голосами против восьми. Закон же об избирательном праве стал, по инициативе президента, ещё строже, чем когда-либо, поскольку теперь требовал, чтобы соискатель на четырнадцать лет испытательного срока отказался от предыдущего гражданства, таким образом, на этот период он фактически оказывался человеком без гражданства. Стало совершенно ясно, что никакие действия со стороны ойтландеров не смягчат президента и его бюргеров. Каждого, кто выступал с увещеваниями, президент выводил из государственного здания и указывал на национальный флаг. «Видите этот флаг, — говорил он. — Дать избирательное право все равно, что спустить его». Он испытывал к иммигрантам острую неприязнь. «Бюргеры, друзья, воры, убийцы, иммигранты и другие», — дружелюбное начало одного из его публичных выступлений. Несмотря на то, что Йоханнесбург находится лишь в тридцати двух милях от Претории, а государство, главой которого он являлся, зависело от налогов с золотых рудников, президент посетил его только три раза за девять лет.

Эта стойкая неприязнь была прискорбной, но естественной. От человека, разделяющего идею избранного народа и читавшего только одну книгу, именно эту идею и утверждавшую, нельзя ожидать, чтобы он воспринял уроки истории, говорящие о том, как выигрывает государство от политики либерализма. Для него все звучало, как будто аммонитяне и моавитяне[19] потребовали признания их коленом израилевым. Он принял выступление против ограничительной политики государства за борьбу против самого государства. Доступное избирательное право сделало бы его республику устойчивой и прочной. Лишь незначительное меньшинство ойтландеров имело какое-то желание стать частью британской системы. В целом они представляли собой космополитическую массу, объединённую только общей для них несправедливостью. Но когда все другие методы не принесли результата, а просьбу о полноправном гражданстве им швырнули обратно, их глаза, естественно, обратились к флагу, развевающемуся на севере, западе и юге от них, — флагу, который подразумевает справедливость власти с равными правами и одинаковыми обязанностями для всех людей. Обсуждение конституции отложили в сторону, контрабандой ввезли оружие и подготовились к организованному восстанию.

События, последовавшие в начале 1896 года, были так подробно описаны, что, возможно, нечего и добавить, — кроме правды. Что касается самих ойтландеров, то их действия в высшей степени понятны и оправданны: они имели все основания для восстания против притеснений, каким никогда ещё не подвергались люди нашей расы. Если бы они положились только на себя и справедливость своего дела, их дух и даже материальное положение был бы много твёрже. Однако, к несчастью, за ними стояли некие силы, природа и объём которых до сих пор, несмотря на учреждение двух комиссий по этому делу, полностью не раскрыт. Прискорбно, что были допущены попытки ввести следствие в заблуждение и скрыть документы, чтобы выгородить отдельные лица, поскольку осталось впечатление, — полагаю, абсолютно ложное, — будто британское правительство потворствовало военной вылазке, столь же аморальной, сколь и пагубной.

Было решено, что в определённую ночь население города поднимется, атакует Преторию, захватит форт и использует оружие и боеприпасы для вооружения ойтландеров. План был осуществимый, хотя, нам, имеющим теперь представление о боевых качествах бюргеров, он кажется весьма безрассудным. Понятно, что восставшие рассчитывали удерживать Йоханнесбург, пока всеобщее сочувствие их делу, распространившись по всей Южной Африке, не заставит Великобританию вмешаться. К сожалению, они усложнили ситуацию, попросив помощи извне. Премьером Капской колонии являлся мистер Сесил Родс, человек огромной энергии, сделавший для империи много хорошего. Мотивы его поступка неясны, хотя конечно мы можем говорить, что они не были постыдными, поскольку он всегда оставался человеком с великими помыслами и скромными привычками. Но каковы бы они ни были, — неконтролируемым желанием объединить Южную Африку под британским правлением или горячим сочувствием ойтландерам в их борьбе против несправедливости — факт в том, что он позволил своему помощнику, доктору Джеймсону, собрать конную полицию «Чартерд компани», основателем и руководителем которой являлся Родс, чтобы помочь восставшим в Йоханнесбурге. Более того, когда восстание в Йоханнесбурге отложили, вследствие разногласий относительно того, под каким флагом подниматься, оказалось, что Джеймсон (по приказу Родса или без такого приказа) заставил заговорщиков действовать немедленно, совершив вторжение в страну всеми доступными ему силами, однако до смешного недостаточными для решения задачи. Пять сотен полицейских и три полевых орудия выступили в безнадёжное предприятие из Мафекинга и 29 декабря 1895 года пересекли границу Трансвааля. 2 января буры окружили их на пересечённой местности под Дорнкопом. Потеряв много убитыми и ранеными, оставшись без продовольствия, с истощёнными лошадьми, они были вынуждены сложить оружие. В столкновении погибло шесть бюргеров.